Лилиенталь чуть ли не единственный шахматист, который может назвать Фишера своим другом. Они познакомились в 1972-м году, в Рейкьявике, на матче за шахматную корону. Гроссмейстеры находились по разные стороны баррикад: Андрэ Арнольдович был одним из секундантов Спасского, а Фишер изо всех сил сражался с советской шахматной машиной. Но это не помешало дружбе. Лилиенталь вспоминает: «Фишер, протягивая руку, вместо традиционного приветствия, произнес: «А-а, е6: f6!». Это он процитировал мой ход из партии с Капабланкой, после которой и последовала знаменитая жертва ферзя. Как истинно гениальный шахматист, Фишер всё знал и знает о нашей игре. С той поры и дружим».
Андрэ Лилиенталь – старейший гроссмейстер мира
В 1990-е годы великий бунтарь и скандалист, американец Бобби Фишер стал изгнанником, его обвиняли в нарушении международного бойкота Югославии, а заодно и в утаивании налогов. Фишер публично плюнул на строгое письмо из Госдепартамента США, воскликнув: «Я заставил весь мир поверить, что Штаты – интеллектуальная держава, что в ней живут умные люди, а они вместо благодарности разорили меня, унизили меня, плюнули на меня. И я отвечаю им тем же». По всему миру Фишер бегал от американского правосудия, время от времени балуя информационные агентства дифирамбами Осаме Бен Ладену и Саддаму Хусейну. Некоторое время он скрывался в Будапеште, в квартире Лилиенталя. Лилиенталь ухитрился дружить с королём шахматного честолюбия, самым неуживчивым и нервным из шахматных гениев. Фишер полюбил русский борщ, который готовит Ольга, жена венгерского гроссмейстера – мог в два счёта съесть полкастрюли. Любил икру – хоть красную, хоть чёрную, охотно говорил по-русски. Ольга Лилиенталь вспоминает:
«У нас в гостях он очень любил смотреть российское телевидение. Причём все подряд – новости, концерты, фильмы… Любимых исполнителей и актёров у Бобби не было, но он всегда повторял, что русское телевидение – лучшее в мире. В какой-то момент российские каналы в Венгрии показывать перестали, и Фишер по этому поводу страшно сокрушался. Я выяснила, что надо купить «тарелку» и вызвать мастера. Так Бобби тайком от нас пошёл и всё сделал. А позже, как бы извиняясь, пояснил: «Вот, решил сделать вам на Новый год такой подарок”».
Чуть позже семейство Лилиенталей сыграло роль посредников между руководством международной шахматной федерации ФИДЭ и Фишером в одном деликатном деле. Президент ФИДЭ Кирсан Илюмжинов решил выплатить Фишеру гонорар за изданную давным-давно в СССР книгу. Кроме ста тысяч долларов, Фишер потребовал чёрной икры и не менее чёрного хлеба. Вечер в Будапеште удался. Илюмжинов передал Фишеру гонорар – и «тогда он взял нож, разрезал банковскую обертку и начал пересчитывать деньги, Лилиенталю неудобно стало, он аж руки вскинул: «Бобби, ну ты что делаешь, как тебе не стыдно!» Фишер и сам понял, что переборщил, взял авоську – знаете, в сеточку такая, понятия не имею, откуда она в Будапеште взялась, – и сгрёб всю кучу туда».
В 2002-м году в Московском Кремле проходил шахматный «Матч нового века»: сборная России встречалась со сборной мира. Почётным гостем был Андор Лилиенталь. На открытие соревнований, кроме гроссмейстеров и любителей шахмат, в Кремль явились светские львы и свадебные генералы. Пожаловал и вождь либерально-демократической партии России В. В. Жириновский. Разыгралась история, которая, как мы надеемся, станет не последней байкой из жизни маэстро Лилиенталя. Предоставим слово Науму Дымарскому – известному спортивному комментатору и шахматисту: «На свободном месте рядом со мной неожиданно появился Жириновский с громоздкой шахматной доской. И завёл со мной разговор, мгновенно перейдя на «ты», хотя никогда до этого мы не встречались. Правда, польстив, заметил, что помнит мои шахматные репортажи.
Познакомившись с Лилиенталем, Жириновский попросил меня передать гроссмейстеру, что хочет с ним сыграть. Добрый Андрэ согласился. Я в качестве судьи разрешил начать борьбу, где белые фигуры захватил эпатажный депутат. Андрэ начал партию, двинув вперёд королевскую пешку, а через несколько ходов, «забыв» об обещании никогда не делать договорных ничьих, предложил мир. Жириновский, важно подумав, сказал, что согласен. Оказавшись в толпе болельщиков, Владимир Вольфович небрежно заметил: «Пожалел старика и принял ничью»…»
Всё-таки удивительная судьба досталась Андору Лилиенталю – не каждому удаётся родиться в кулисах Большого театра при государе императоре Николае Втором, а потом (ну, не через год и даже не через два, но всё-таки в пределах одной жизни!) разыграть гроссмейстерскую ничейку с Владимиром Жириновским.
Маэстро Кальман. Держаться чардаша!!
Он родился на берегу Балатона, в прекрасном Шиофоке. Музыка Кальмана была такой же праздничной, красивой и беззаботной, как этот город. Не музыка, а роскошный курорт! В Будапеште учился одновременно в музыкальной академии и на юридическом факультете. Сочинял романсы, симфонические поэмы. Однажды пошутил: «Может быть, мои симфонии не нужны миру? Эдак дойдёт до того, что я решусь на отчаянный шаг – возьму да и сочиню оперетту!». Легкомысленный жанр – презренный, но всё же заманчивый… Кальману было 26 лет, когда в Будапеште состоялась премьера его первой оперетты – «Осенние манёвры». Ключи к успеху он нашёл в музыке детства – в венгерском чардаше. Это был своеобразный девиз, жизненное кредо – держаться чардаша! В комедиях Кальмана чардаш отплясывают и русские, и французы, и немцы. Никто не сравнится с Кальманом по количеству международных шлягеров. Чардашам рукоплескали уже не только Будапешт и Вена, но и Россия, США, Германия, Франция… «Цыган-премьер», «Фиалка Монмартра», «Королева чардаша», «Марица», «Принцесса цирка» – без этих «бомб» и через полвека после смерти маэстро невозможно представить любую опереточную афишу.
Кальман любил Россию. Доказал эту любовь, женившись на русской. Их дочь вспоминала:
Имрушка Кальман
«Они познакомились в 1928 году в Вене, в знаменитом среди богемы кафе «Захер». Это был расцвет популярности 46-летнего Кальмана, его имя гремело на всю Европу. А моя мама – семнадцатилетняя молодая русская красавица с великолепной фигурой (немного выше отца), с рыжими волосами и ореховыми глазами. В те годы она мечтала стать актрисой. Она родилась в Перми, её мать, моя бабушка, эмигрировала из России в 1917-м году, и они отправились в путешествие по Европе. Будучи в Вене, зашли в кафе. За одним из столиков сидел отец. Однажды Вера пришла в кафе одна, и в этот день их глаза встретились – они улыбнулись друг другу. Папа назначил маме встречу перед театром и, представив её режиссёру спектакля, попросил дать для Веры любую роль. На следующий день мама уже участвовала в спектакле, отец даже помог купить одежду для её выхода, дав деньги в долг. Они стали встречаться, причём на все встречи Вера приходила с матерью! Отец неожиданно для себя влюбился в неё, роман развивался бурно, и вскоре, когда Вера забеременела моим старшим братом, он предложил ей выйти за него замуж.
Вера Кальман не стала знаменитой актрисой, как мечтала, но была настоящей женщиной, любила блистать, устраивать светские приёмы, красиво одеваться. У нас были слуги и повар-венгр. Отец был счастлив доставлять ей радость.
Ему было 55, когда я родилась. Добрый, тихий, немного грустный, задумчивый… Необыкновенно романтичный и чувствительный человек, он очень любил природу и уединение, был гурманом и большим сладкоежкой».
Какая популярность без скандала? Шумный успех «Королевы чардаша», которая искрилась венгерскими мелодиями, не давал покоя некоторым особо ревностным патриотам австрийской армии. Премьера состоялась в ноябре 1915-го, в разгар боевых действий. Как известно, в этой оперетте действует легкомысленный граф Бони, который только и делает, что волочится за красотками. Его опасная офицерская служба проходит в уборных артисток. На одном из премьерных представлений, когда Бони гарцевал по сцене в сопровождении кордебалета с песенкой «Красотки, красотки, красотки кабаре…», из партера послышался зычный офицерский голос:
– Позор!
Товарищи по службе поддержали командира, хором гаркнули: «Позор!». Замолк оркестр. Смутились красотки кабаре, и даже Бони прекратил пение.
– Вы оскорбили честь армии! – кричали из партера.
Тогда кронпринц Карл поднялся во весь рост в своей королевской ложе и крикнул офицерам: «Молчать!», а дирижёру велел продолжать веселье. Оперетта про Сильву, Эдвина и Бони была спасена, несмотря на «Публичное осмеяние представителей высшего общества империи», как писали о «Королеве чардаша» официозные газеты.
Шла Первая Мировая война. А «Королеву чардаша» на ура принимали во всех воюющих державах, по разные стороны фронта: и в Германии, и в России; и во Франции, и в Австрии. В Россию мелодии новейшей оперетты Кальмана привезли уже в конце 1915 года пленные австрийцы и венгры. Для сцены русские либреттисты законспирировали оперетту: назвали «Сильвой», изменили имена героев. Но музыку публика подхватила с таким же энтузиазмом, как это было в Вене и Будапеште. Полностью оперетту поставили в начале 1917 года в петроградском театре «Зимний буфф». Мелодии Кальмана скрасили столичной публике все треволнения отнюдь не беззаботного 1917 года.
И до наших дней «Сильву» в России ставят снова и снова. Достаточно сказать, что в советские годы вышли аж две полноценные экранизации этой оперетты, не считая популярных телеспектаклей, а скетчи (да и вообще самое популярное из русских либретто «Сильвы») писал сам Николай Эрдман вместе с Михаилом Вольгиным! И репризы Эрдмана «по мотивам кальмановской оперетты» десятилетиями входили в джентльменский набор каждого уважающего себя московского и ленинградского острослова. «Никто не застрахован от случайностей, как сказал Наполеон, проиграв битву при Ватерлоо», «Что главное для собаки? Нюх? Нет, для собаки главное – предки!», «