Мотылёк? В самом деле, ничего страшного, ведь я мог узнать, что женат на каком-нибудь Скорпионе…». Зазвучали по-русски и «красотки кабаре», и «частица чёрта», и «любовь такая глупость большая» Спору нет, эрдмановские шутки на старовенские мотивы не соответствовали российской действительности ХХ века. Но от оперетты и не требуется жизнеподобие. Куда важнее мишура иронии, игра в высший свет, в имперскую австро-венгерскую экзотику.
Великий романтик, непревзойдённый мастер фортепианной патетики, Ференц Лист, разумеется, повлиял на Имре Кальмана. Но ещё сильнее оказалось влияние танцевальной, балетной музыки Петра Ильича Чайковского. Кальман был переполнен эффектными, запоминающимися плясовыми мелодиями. Лёгкий жанр во все времена, во всех странах с боями завоёвывал право на существование. И Кальман нередко чувствовал неловкость перед такими современниками, как венгерский классик Бела Барток. Тень великого Листа тоже не отпускала, и однажды король чардаша объяснился с решительностью, присущей его легкомысленным героям в кульминационные моменты оперетты: «Я знаю, что одна страница партитуры Листа перевесит все мои оперетты – как уже написанные, так и будущие… Большие композиторы всегда будут иметь своих поклонников и восторженных почитателей. Но наряду с ними должны существовать и театральные композиторы, которые не пренебрегают лёгкой, жизнерадостной, остроумной, нарядно приодетой музыкальной комедией, классиком которой был Иоганн Штраус!»
Музыканты любят в шутку уличать друг друга в воровстве. Надо сказать, что публика гораздо строже относится к проявлениям музыкального плагиата, чем сами композиторы, которые хорошо знают, что нот всего семь и все мелодии давно написаны.
Однажды студенты консерватории, два молодых венгерских композитора, спорили – кто у кого украл изящную мелодию. Кальмана – в ту пору тоже ещё всего лишь студента – попросили рассудить спорщиков.
– Друзья, не нужно ссориться. Вы оба позаимствовали эту мелодию… у Моцарта! – и он сел за фортепьяно и сыграл мелодию, написанную больше века назад великим австрийцем.
Похожую шутку, не сговариваясь с Кальманом, разыграл Никита Богословский, исполнив перед композиторами старинную немецкую песню, на которую точь-в-точь была похожа популярная мелодия одного из композиторов…
Через много лет после студенческой юности Имре Кальман зашёл в гости к композитору Легару. Автор «Весёлой вдовы» и ещё двадцати музыкальных комедий Ференц Легар – тоже венгр по происхождению – был главным конкурентом Кальмана на Олимпе оперетты. Но они хаживали друг к другу в гости. Не враждовали, а только иногда обменивались колкостями. В тот день, собираясь уходить домой, Кальман по рассеянности надел пальто Легара. Развеселившийся хозяин остановил гостя.
– Дорогой Имре, – сказал Легар, посмеиваясь, – ты можешь брать из моих оперетт любые мелодии, но моё единственное пальто, сделай милость, оставь мне…
В молодости Кальман давал уроки композиции одному зажиточному дилетанту – наследнику роскошного дома в респектабельном районе Будапешта. Гонорар был жалким. Но Кальман пребывал в бедности и потому взялся записать сочинение ученика. После бесчисленных поправок и замен, наконец, Кальман придал произведению относительно приемлемую форму и сыграл заказчику «его» композицию.
– Восхитительно! – восклицал тот от раза к разу. – Какую прекрасную музыку я сочинил!
Кальман сыграл ему произведение в варианте с триолями. Это понравилось «композитору» ещё больше.
– Я хочу в этой редакции, – сказал он, пытаясь вручить Кальману нищенский гонорар.
– Этого слишком мало, – сказал Кальман. – Если вы, сударь мой, хотите получить ещё и триоли, вы должны их дополнительно оплатить.
Любитель триолей с кислой миной добавил пару ассигнаций.
Кальман пригласил друзей из музыкальной академии в ближайшую кондитерскую, и в течение получаса «триоли» были съедены.
В 1938 году, когда Австрию уже загипнотизировали нацисты, и в Венгрии музыканты, не сочувствовавшие фашизму, чувствовали себя неуютно. Тень гитлеровской Германии нависла над всей Европой. Сначала Кальман переехал во Францию, но и в Париже его настигли гитлеровцы… Тогда композитор решил эмигрировать за океан, в далёкую Америку, где звучал джаз, извивались саксофоны и мало кто знал опереточные шлягеры Кальмана.
Вскоре в Будапеште и Вене острословы уже козыряли анекдотом о таможенных мытарствах Кальмана.
Вторая Мировая война. Суматоха, толкотня, волнения. У окошек, за которыми чиновники оформляли эмиграционные документы, толпилось множество людей. Работы у чиновников было невпроворот. От переутомления они то и дело ошибались, нередко случались неприятности. Искажали имена, забывали указать год рождения… И в важнейших эмиграционных документах Кальмана на мексиканской границе, которую он должен был пересечь, обнаружилась ужасающая ошибка: вместо «Кальман Имре» в документах было написано «Кальман Ирма». Естественно, что пограничник был несколько удивлен, увидев перед собой вместо Ирмы коренастого и солидного господина Имре. Кальман, который владел только венгерским и немецким, пришёл в ужас, не зная, как выйти из положения. Внезапно его осенило, он достал из саквояжа пожелтевшую театральную афишу, показал на название «Королева чардаша», потом на себя и стал на пальцах отчаянно объяснять чиновнику взаимосвязь:
– Кальман Эммерих – Кальман Имре – Кальман Ирма! Это одно и то же лицо!
Последнюю фразу он произнес по-английски – единственное, что он мог сделать. И он попал в точку! Пограничный чиновник восторженно раскрыл рот.
– О, Эммерих Кальман! – закричал он. – Знаменитый Эммерих Кальман, который написал так много прекрасных мелодий?! – и он довольно фальшиво запел популярную венгерскую мелодию.
– Прошу прощения, сеньор, – прервал его Кальман, – я хочу обратить ваше внимание…
– Я понял, я всё понял! Я большой ваш поклонник, господин Кальман! – заявил пограничник, поражённый знакомством с королём оперетты. – Вместо «Кальман Ирма» в документе должно быть «Кальман Имре»! Я не буду чинить вам никаких препятствий из-за этой маленькой ошибки. Такому человеку, написавшему такую замечательную мелодию… – И пограничник напел ещё одну популярную мелодию. А потом – ещё одну, кажется, это был чардаш. Он сиял, похохатывал, а вот Кальману почему-то было не по себе.
– Благодарю вас, – наконец-то композитор, грустновато улыбаясь, прервал пение пограничника. – Но должен уточнить, что все мелодии, которые вы только что пропели, принадлежат… Ференцу Легару!
Какой венгр не любит чёрный кофе? Младшую сестру Кальмана однажды спросили:
– Как ваш брат создаёт свои оперетты?
Девушка ответила:
– Мой брат и его либреттисты встречаются ежедневно. Каждый день они выпивают несколько литров чёрного кофе, выкуривают бесконечное множество сигар, рассказывают друг другу анекдоты и хохочут на весь дом, потом долго говорят о погоде, о девушках, о политике… При этом они всё время спорят, ссорятся и кричат. Так продолжается день за днём в течение многих месяцев… И вдруг в один прекрасный день брат сообщает, что оперетта готова…
В 1985-м году на экраны Советского Союза и Венгрии вышел фильм «Загадка Кальмана». Совместное производство советских и венгерских киностудий – «Мосфильм» и «Мафильм», «Совинфильм» и «Хунгарофильм». В заглавной роли – Петер Хусти, режиссёр Дьёрдь Палашти. Венгры. А автор сценария – Юрий Нагибин.
Русский писатель Юрий Нагибин был заядлым меломаном и много писал о музыкантах. Но сначала овладел искусством проникать без билета в Большой театр и в филиал Большого – на Лемешева! Это называлось ходить в театр «на протырку» – после первого действия, когда ослабевал контроль. Лемешев был его первой большой музыкальной любовью – с одиннадцати лет, с 1931 года. Много лет спустя Нагибин напишет: «Я знаю, любить теноров позволительно чувствительным девицам, а не будущему воину. Но что поделаешь, если будущий воин, даже став седоголовым бывшим воином, всё так же любит Лемешева?». Всю жизнь писатель умел увлекаться как мальчишка – и одним из сильных увлечений стал Кальман.
Нагибин, вспоминая о своих увлечениях, не мог обойти короля чардаша: «Так было и с Кальманом, под «легкомысленной звездой» которого я провёл длительное время, упиваясь неувядаемым очарованием его прелестных мелодий, встречаясь с людьми, живо помнящими самого маэстро – он умер сравнительно недавно, в 1953-м. В результате возникла повесть и фильм. Вдова Кальмана после просмотра фильма – а мы все очень страшились этого момента – сказала: «Боже мой, вы даже не попытались сделать героев похожими на нас. Ничего общего. Но знаете, не пойму, в чём дело, мне сейчас кажется, что мы были именно такими». Трудно переоценимая похвала. Фильм во многом отличается от повести. Венгерские коллеги заранее нацелились на создание яркого развлекательного действа – и преуспели. Но «за кадром» остались многие горестные коллизии жизни и творчества композитора, которого Шостакович, наряду с Оффенбахом, называл «гением оперетты».
Нагибин взахлёб говорил, фантазировал, размышлял о Кальмане. Обычно о короле чардаша писали языком броских театральных рецензий или великосветских сплетен – покровительственно похваливали, а чаще критиковали. Интеллектуалы в Венгрии любили повторять: «Мы нация Бартока, а не Кальмана». До Кальмана не снисходили… И вот русский писатель, заочный ученик Бунина, владевший тайнами высокой прозы, без сожалений посвящает Кальману несколько лет творческой жизни.
Казалось, фильм о Кальмане никому не нужен в Венгрии. А уж в СССР и подавно не хотели слышать про киносагу о легкомысленном авторе оперетт, которые, однако, «Мосфильм» и «Ленфильм» охотно экранизировали. Не привлекала перспектива биографического фильма даже русскую вдову композитора. Только один человек горел, пылал идеей будущего фильма – Юрий Нагибин. Советский писатель прилетел в Венгрию известным автором фильмов, увенчанных наградами международных фестивалей: «Председатель», «Чайковский», «Дерсу Узала», отмеченный заокеанским Оскаром…