— На нудистском пляже.
Начальник секьюрити удивленно приподнял брови. Почесал перстнем за ухом, сомкнул морщины на лбу, как бы размышляя, нет ли в моем ответе второго смысла. Ему и невдомек было, что в нем и первого нет.
— А что вы делали на нудистском пляже?
— А что обычно там делают?
— Не говорите чушь. У вас незагорелые полоски на плечах — от лямок купальника.
— Это была ошибка, — я лихорадочно сделала третий глоток, — которую обязуюсь исправить.
— Что происходит, Лидия Сергеевна? — Молич перегнулся через стол и испытующе уставился на меня. — Кто вы такая? Отвечайте быстро: кто вы такая и что происходит? Не отводите лицо. Смотрите в глаза.
— Да неохота мне смотреть в ваши глаза! — возмутилась я. — У вас глаза то хамоватого плейбоя, то палача, дающего минутную отсрочку жертве. Сами смотрите себе в глаза. Встаньте к зеркалу и пяльтесь...
Напряжение спало. Не думаю, что Молич сумел почувствовать мою полнейшую безобидность, но страх, уже четверть часа терзавший его, вдруг сгинул. Он откинулся на спинку мягкого дивана и беззаботно расхохотался. Ну, вестимо, приятно обнаружить перед собой форменную дуру вместо агента восьми разведок.
— Вы преувеличиваете мои злодейские способности, уважаемая Лидия Сергеевна, — отхохотав, заскромничал Молич. — Они весьма средние. И не стоит меня бояться. Еще налить?
— Да мне этого хватит на неделю, — тоже заскромничала я.
Березниченко в этот вечер так и не объявился. Видно, та еще цаца. Исходя из очевидного, наши с Рокотом детективные игры откладывались на неопределенный срок. Раздался приглушенный стук мотора, перешедший в размеренное равномерное гудение, затрещало что-то снаружи (вероятно, оснастка грот-мачты), и создалось впечатление, будто мы плывем. Быстрый взгляд в иллюминатор подтвердил догадку: проступающая через легкие сумерки скала Обмана сместилась до середины иллюминатора. Яхта медленно пришла в движение.
— Черт! — всколыхнулся Молич, поднимая грузную задницу. — Кто распорядился? Шлепень!
— Успокойтесь, Михаил Яковлевич, это я распорядился. — В каюту вошел раздраженный Рокот в белой сорочке. — Покатаем Лидию Сергеевну, пока она совсем не затосковала.
— А Березниченко? — нахмурился толстяк. — Я не совсем понимаю вас, Иван Валерьянович...
— Надеюсь, вы не будете говорить о делах, — огрызнулся Рокот. — Нашей пассажирке они совсем не интересны. Березниченко позвонил на мобильник Шлепеню — важные дела в Балаклаве. Через час будет возвращаться, и мы заберем его у мыса Барнак.
— Вот хрень, — ругнулся Молич. — Содержательно проводим вечер, Иван Валерьянович.
— Здравствуйте, Иван Валерьянович, — напомнила я о себе.
— Здравствуйте, — рассеянно отозвался Рокот. — Извините, Лидия Сергеевна, задергали совсем. Вы не скучали в мое отсутствие?
— Ну что вы, Михаил Яковлевич — замечательный собеседник, мы неплохо проводили время.
— Да уж, — сквозь зубы согласился Молич, — нам было весело... — Я заметила, как он перехватил вопрошающий взгляд Рокота. Оба, судя по всему, остались недовольны.
— Знаете что, — предложила я, — вы тут посекретничайте, а я пойду подышу морем... Да не волнуйтесь, не убегу, — упредила я протестующее движение «босса».
Кроме Шлепеня, сомкнувшего вежды в шезлонге, на борту находились два матроса (один крутил штурвал, другой возился с фалом, служащим для поднятия паруса) и человека четыре личной гвардии Рокота, накачанных до упора и едва ли разумных. Когда я появилась на кокпите, рулевой втихушку подмигнул, остальные просто тупо воззрились — как рыбак на двухпудового сома, пойманного собственноручно.
— На нос туда? — спросила я у кормчего. При этом кивнула на проход вдоль леера и сделала пальцем загогулину.
— Туда, — кивнул кормчий. — На бак. Антошку только там не сбейте и сами не свалитесь. И вообще, не ходите под леерами, лучше по центру.
Я так и сделала. Поблагодарив, поднялась па крышу. Тщательно обогнула колдующего с канатами матроса, но, запутавшись в каких-то гиках и шкотах, ухватилась за грот и на пятой точке, по окну па потолке рубки, съехала к баку. Здесь я поднялась на ноги
и аж дух захватило...
Яхта двигалась на средней скорости. Плескались о борт волны, поскрипывали снасти. Гудел ветерок, гоня к берегу голубые барханы. Мы медленно смещались с восточной оконечности Тихой бухты к западной — мысу Барнак. Проплывали белоснежные корпуса здравниц. Жемчужное под пятой застывшего великана казалось каким-то карликовым государством. Оно не производило впечатления солидного курортного центра — возможно, из-за того, что основные городские кварталы прятались за скалистыми террасами, невидимые с моря. Мы проплыли скалу Обмана и слегка расширили галс — если раньше по оси яхты мерцал каменно-лесистый Барнак, то теперь он ушел вправо, а по курсу оказалось заходящее светило. Ровный диск, желтый сверху, снизу красный, прямо на глазах опускался к горизонту, окруженный гигантской мерцающей полусферой. Рябящая полоса, пересекая тяжело дышащую гладь воды, словно ковровая дорожка, упиралась в бак яхты. Мы не одни были в этом море. Не сказать, что акватория бухты кишела транспортными средствами, но суденышек хватало. От примитивных гребных лодок, предпочитающих жаться к берегу, до прогулочных парусных шхун всевозможных форм. Из открытого моря показалась еще одна яхта — без парусов. Она уверенно держала курс к катерным стоянкам яхт-клуба, охватывающим приличный кусок взморья. Из-за мыса показался рыбацкий баркас — примитивная банка с парусом. Шныряли какие-то катера, ботики...
Я настолько привыкла к размеренному гудению мотора, что автоматически воспринимала его за естественный фон моря. Внезапно этот фон исчез, тишина обрушилась с неба — я обернулась, изумленная. Словно выпала в другое измерение. Рулевой заглушил двигатель. Над яхтой величественно реял парус — бело-голубое полотнище, на глазах превращающееся в перевернутый парашют, надутый воздухом.
— Вам нравится, Лидия Сергеевна? — раздался голос над ухом. Я вздрогнула, повернула голову.
Он хотел произвести эффект, появившись внезапно, как черт из табакерки. И он его произвел, черт его побери.
— Бесподобно, Иван Валерьянович. Волшебство — словно по заказу. Вы уже посплетничали?
— От души. — Он не особо обрадовался моему вопросу и заговорил недовольно: — Мне не нравится, Лидия Сергеевна, как вы относитесь к нашим договоренностям. — В его голосе нарастало раздражение. — Что за женщину вы мне подсунули? Почему я должен строить по ранжиру ГАИ города, чтобы отыскать какой-то вшивый «ниссан»? Так недолго и до греха, Лидия Сергеевна. Вы же кости переломаете.
— Это подруга, — лаконично объяснила я. — Довольно эксцентричная особа. Но абсолютно безвредная. Надеюсь, вы это уже поняли? К тому же ее успешно нейтрализовали. Признайтесь, Иван Валерьянович, это ваша затея — подбросить Хатынской гениального ухажера?
— Сожалею, но нет, — проворчал Рокот. — В моем штате не предусмотрены гениальные ухажеры и прочие Маты Хари в штанах. Этого оболтуса тактично проверили. С ним на первый взгляд все чисто, и действовал он, движимый собственной похотью. Некто Павел Нестеров, коммерсант из Волгограда, реально преуспевающий и, надо думать, смекалистый. Да и бог с ним, Лидия Сергеевна. У вас есть полезные соображения?
Я с наслаждением подставила лицо нежно ласкающему бризу. Это был великолепный вечер. Солнечный диск опустился еще ниже. Красный сектор полностью вытеснил желтый, мантия полусферы начала преображаться в багровое зарево. Рыбацкий баркас не спеша проплыл мимо. На заваленном сетями мостике крепко стоял капитан — надутый важностью пацан лет шестнадцати. От растущего в размерах мыса показалось еще одно суденышко — не крупнее последнего. На бушприте колыхался флажок — невзрачный сине-желтый символ Украины.
— Соображений нет, Иван Валерьянович. Есть новости.
— Говорите, — обреченно вздохнул Рокот. Он уже понял, что в разговоре со мной разумнее проявлять терпение.
— Неплохие для вас новости, Иван Валерьянович. Я нашла желтое парео.
— Поясните, — нахмурился Рокот.
— Я нашла желтое парео, — повторила я. — Его зарыли в мусорном контейнере на задворках нашего бунгало. Посторонний не мог зайти и зарыть в нашей мусорке свое парео. Точнее говоря — мог, но зачем ему сложности? За пределами бунгало хватает мусорок и канав.
— Иначе говоря... — Рокот насторожился.
— Иначе говоря, Царицына избавилась от парео, в котором собиралась отправиться на скалу. Она осторожная женщина — милиция может провести обыск в личных вещах отдыхающих, а где гарантия, что нашедшие это парео не контролируются, как вы однажды выразились, суками?
— То есть вы хотите сказать...
— Одна из моих соседок — ваша Царицына. Либо Рита Лесницкая из Москвы, либо Соня Зырянова с Урала. Ваша задача упрощается до минимума — нанести повторный визит в бунгало. Полагаю, она знает в лицо влиятельнейшего человека в Жемчужном?
— И вы только сейчас об этом говорите? — возмутился Рокот.
— Ну извините, — я сделала, насколько смогла, ангельское личико, — у меня не было другой возможности, я занятой человек, Иван Валерьянович. Что вы волнуетесь? Они уезжать вроде не собираются. А вообще-то в приличном обществе за оказанные услуги принято говорить спасибо. То ли я не расслышала, то ли ветер заглушил ваши слова...
— Спасибо, — засмеялся Рокот. — Вы серьезная штучка, Лидия Сергеевна, но не считайте уж меня таким невеждой... Ч-черт, где же Березниченко? Выдеру, на фиг... — Он вскинул руку с простыми швейцарскими часами «Patek Philippe». — Его присутствие было бы очень кстати... Пойдемте в каюту, Лидия Сергеевна, подождем еще несколько минут, а потом я, наверное, вас оставлю. Вам нравится это чудное плавание?
Увы, я уже упоминала: наши детективные игры не имели продолжения...
До каменистого мыса оставалось саженей сорок — упругие волны разбивались о валуны, я видела, как бурлила вокруг них бело-губчатая масса пены. Скалы толпились у берега. Рокот первым взобрался на крышу, ухватился за грот-мачту и протянул мне руку. Я заметила краем глаза, что плывущее навстречу суденышко с «незаметным» флажком на бушприте вдруг резко сменило курс. Оно не случайно проплывало мимо! Загрохотал мотор, суденышко задрало нос и, рассекая волну, помчалось к левому борту яхты. Загремели выстрелы!..