Звуки затихали. Затем в приличном отдалении, за толщами стен, раздался треск, свалилось в воду что-то тяжелое. Затем опять. Вроде тело вошло в воду. Донесся характерный стук — такое впечатление, что отодвигали камни. Но слишком глухо, можно подумать, будто под водой. Опять всплеск, шорох... Отблеск отраженного света (фонарик?)... И загадочная продолжительная тишина, окончания которой я предпочла не ждать: оторвалась от камня и, извиваясь угрем, выдавилась из трещины. Хватит... Вразмашку поплыла к каменному островку. Опять забралась на скользкий выступ, скрючилась; дрожа от холода, стала ждать.
Женщина появилась минут через пятнадцать — с пустыми руками. Что она там делала? Ревизию проводила? Сохранность проверяла? Перепрятывала?..
Из ниоткуда возникла голова, поплыла вдоль обрыва, покачиваясь по волнам. Я от холода уже ничего не соображала. Стуча зубами, дождалась, пока она минует один островок, другой... Затем фигурка выбралась на берег, вынула из-под камня обувку, натянула на ноги и начала карабкаться на гребень. Лишь дождавшись, когда она скроется из виду, я пустилась вразмашку по проторенной дорожке. Выползла на валун, примостилась на гребне. Я ее быстро вычислила: серое пятнышко по разбросанным камням пробиралось к дороге. Но не спешила за ней вслед, терпеливо дождалась, пока она скроется в кустах. После чего, не пригибаясь, запрыгала по камням...
Я догнала ее за кипарисовой аллеей, когда дождь усилился и встал вертикальной стеной. Обмороженная голова разрывалась от боли. До бунгало оставалось метров сто с двумя поворотами. Она бежала не спеша, размеренным спортивным шагом. И тут меня осенило: я должна первой попасть в дом! Иначе половина трудов насмарку — забежит эта мымра в комнату, гадай потом — в какую. Я аж похвалила себя — верно мыслишь, разведка... Свернув направо, помчалась напрямик — через тополя и кустарник. По времени легко успеть, если не упасть... Я почти и не упала. Обожгла ноги о колючие ветки, перебежала аллею перед калиткой (я сегодня черная кошка, несу зло). Замешкалась со щеколдой, но наверстала перед крыльцом: влетела на него как ошпаренная, распахнула дверь. Протиснувшись в коридор, прикрыла за собой дверь. Все. Это дом, где и стены помогают... И почувствовала, как напряжение уходит вместе с ознобом. Испытывая невыразимое облегчение, я на цыпочках отправилась по коридору, в самый дальний конец. Дверь собственного номера решительно миновала, раскрыла застекленную дверь на террасу, присела за ней на корточки, оставив узкую щель.
И всего лишь за мгновение до ее появления.
Она и здесь умудрилась войти бесшумно. Тонкая тень обрисовалась в проеме. Переступила порог, натянула до упора дверь. Я прищурила глаза, концентрируясь на узком пространстве. Какая бы темень вас ни окружала, а понять, куда пойдет человек — налево или направо, — можно без усилий. Это можно элементарно услышать!
Я услышала. И даже увидела. Провернулся ключ в замке. Закачался мрак — серый сгусток материи вошел к себе в номер и заперся.
Теперь я знала все: где укрыта контрабанда, и кто ее привез. Можно было с чистой совестью уезжать домой.
Глава тринадцатая
Первым делом я сняла с себя все, даже часы, показывающие половину третьего. Растерлась махровым полотенцем, обмотала его вокруг себя. Сверху завернулась в одеяло. Во всем этом добралась до холодильника и извлекла не допитый с Рокотом «бряг». Бокал нашелся на столе. Опустившись на кровать, я залпом выпила первую порцию. Вторую тянула глоточками, — впервые в жизни получая удовольствие от сорокаградусного пойла. Потом сидела, неподвижно вперясь в стену. Коньяк неспешно разливался по сосудам, голова плыла.
Почувствовав себя человеком, не собирающимся в могилу, я переоделась. Из всего сухого и неободранного остались только джинсы — транспортная униформа — да голубая сорочка. Еще какие-то зеленые тапочки наподобие кед, обнаружив которые в боковом кармане сумки я страшно удивилась. Не помню, чтобы их брала. Для закрепления эффекта вновь приложилась к бутылке. На дне еще что-то плескалось. Я аккуратно завинтила горлышко и поставила бутылку на середину стола. Уходя, в последний раз взглянула на часы: почти три. Самое время для визита.
Дорога в рай, наверное, выстлана телами дур. Выходя из номера, я почувствовала, что меня повело. Но не придала этому значения. Я уже ничему не придавала значения. И не стала запирать за собой дверь — какой смысл, не за тридевять земель иду. Подошла к интересующей меня двери и постучала. Разумеется, никто мне не открыл. Тогда я постучала снова, погромче.
— Кто? — спросил преувеличенно сонный голос.
— Откройте, Ольга Юрьевна, это Лида, — чуть запинаясь, проговорила я.
За дверью какое-то время помолчали, потом открыли. Я вошла. Женщина отступила в глубину комнаты, села на кровать. Ее правая рука как бы невзначай забралась под подушку, где и обосновалась. Над кроватью горел торшер, но слишком маломощный, чтобы нормально освещать комнату. Под ним даже читать было невозможно.
— Что ты хочешь? — спросила женщина.
— Потише говорите, Ольга Юрьевна, — сказала я, плотно прикрывая дверь. — А то Риту разбудите.
Она вынула из-под подушки пистолет и направила мне в живот.
— Ух, как страшно... — ухмыльнулась я.
Через пару минут бессловесной напряженной дуэли Соня повторила вопрос:
— Что ты хочешь?
Я бы тоже хотела знать — чего я хочу? Возможно, хотела посмотреть в глаза этой женщине. Благодаря ей я успешно похоронила свой отпуск. Но глаз ее я так и не увидела — они находились в темной зоне. Она была готова к любой неожиданности — пистолет на взводе, волосы высушены и стянуты, облегающее трико, футболка. Остаток ночи она собиралась провести в боевой готовности.
— Не знаю... — Я присела на краешек стула. — Женщине вроде меня трудно сформулировать, чего она хочет. Проще сказать, чего она не хочет.
— Да ты пьяна...
— Не без того, — кивнула я. — Полночи за тобою бегала, замерзла. Уж лучше буду пьяной, чем трезвой, но с двусторонним воспалением легких...
Она умела маскировать свои чувства. Эта женщина вовсе не походила на Соню Зырянову, что жила напротив и была в целом сносной бабенкой. Интересно, а сколько у нее личин?
— Значит, это ты топала по дорожке, как слон... — догадливо вымолвила Соня. — А я-то всерьез надеялась, что мне померещилось.
— Я тоже на это надеялась, — закивала я. — Представляешь, смех какой — чуть не обогнала тебя. Пришлось бы прикинуться физкультурницей — во срамотень-то...
Пистолет по-прежнему был направлен мне в живот, Я, кажется, слишком мало выпила, чтобы отнестись к этому безразлично.
— Откуда тебе известно имя Ольга Юрьевна? — мрачно спросила Соня.
— От верблюда, которого зовут Иван Валерьянович Рокот — милейший человек, но, к сожалению, мертвый. Давай поступим так, Соня. Ты уберешь пистолет — ну или, по крайней мере, сделаешь вид, что ты его убрала. Отвлекает, знаешь ли. А я расскажу тебе историю об одном досадном недоразумении, которая очень увлекательна, но, думаю, тебя расстроит.
— Давай...
— Отлично, — обрадовалась я. — Только ответь мне для начала на один вопрос: как тебе удалось заставить Ларису Куценко выйти на скалу Обмана, да еще в желтом парео? И почему именно в желтом?
— Такое было у меня в багаже... — Она равнодушно пожала плечами и сунула пистолет под подушку.
— Ты купила его в Турции, замечательно. Не поверишь, но примерно аналогичное я купила в заснеженной Сибири. А насчет Ларисы?
Она затягивала молчание. Я не стала ее торопить. Уселась поудобнее и приготовилась слушать.
— Тринадцатого числа мы сидели с ней в столовой... Ужинали. Ей приглянулся один парнишка из санатория, я видела. Она смотрела на него, как на сало. Вот бы, говорит, познакомиться. А парнишка ничего такой, румяненький. Ей бы подошел. А я и говорю, как бы в шутку: я вас познакомлю, из меня мировая сваха... В общем, похихикали. А вечером я к ней поднялась, готовь, говорю, желтое парео, это его любимый цвет, и вообще, твой паренек у тебя в кармане, я обо всем договорилась. Она же простая, как три гривны, Ларису обдурить — что со стула встать...
— А парнишка что?
— А что парнишка? — Соня усмехнулась. — Утром четырнадцатого уехал в свой Трускавец — путевка у парня кончилась. Он же не знал ничего...
— А тебе ее не жаль?
— Перестань. Я ее смерти не желала. Все под Богом ходим. Ты хотела рассказать увлекательную историю?
Я рассказала... Мне не привыкать. У меня общепризнанный талант рассказчицы. А когда рассказ повторяется многократно, ничто не мешает отточить его стилистически и сбавить эмоциональность. Мое повествование произвело на Соню впечатление. Она слушала внимательно, ни разу не вмешавшись.
— Очень жаль, — закончила я, — что в ту ночь, когда меня похитили, а потом вернули, а потом мы под коньячок общались с Рокотом, в том числе говорили и о тебе, ты спала как последняя клуша. Это был твой единственный шанс свидеться с Рокотом без посредников и решить все проблемы. Других шансов у тебя не было. При малейшей попытке связаться с ним ты попадала в лапы его конкурентов.
— Да, обидно, — не скрывая досады, призналась Соня. — Я действительно спала, как клуша. И не могла ничего слышать — мои окна выходят на другую сторону.
— Ты расскажешь, что случилось в бухте?
— Кому? — Она вскинула голову.
— Мне.
— Ты питаешь слабость к батальным сценам?
— Даже странную любовь. С той поры как стала участницей одной из них, ощущаю нелепое притяжение. Ты — единственная, кто выжил в батальной сцене. Я — почти единственная...
— Я всего лишь сопровождала груз, — пожала плечами Соня. — Ты понимаешь, что требуешь невозможного? Знающий долго не живет. Подумай хорошенько, Лида.
— Я не дура... — Это прозвучало довольно убедительно. — Мне плевать на твой груз и на то, сколько тонн баксов ваша банда заплатила пограничникам. Расскажи о том, что случилось в бухте.
— Странные у тебя капризы... — Она помолчала, будто настраиваясь на воспоминания. — Ладно, слушай... Это был гром среди ясного неба. Неприятностей ожидали в море, на берегу это было исключено. Никто не предполагал... В бухту вошел не катер, а легкая шхуна с мотором, наподобие тех, что используют коммерсанты, выгуливающие в море туристов за двадцать гривен... Кроме меня на борту было трое парней: Кемаль, Антон Сыромятко, Вадик Стрижак. Не волнуйся, все погибли. Их имена доподлинно известны органам. Нас атаковали, когда шхуна пришвартовалась у скалы, — мы встали к самому камню, там огромная глубина... Я находилась в трюме, готовила груз к подъему. Вдруг ударили огнем. В упор, из всех стволов. Антон погиб сразу, Кемаля ранили в живот. Я бросилась наверх, лежала на последней ступени, все видела. Опять спустилась в трюм — наверху невозможно было находиться. Это какие-то демоны... Стояли и строчили во весь рост, не прикрываясь, сметали с палубы все живое. Четыре демона с автоматами. Ужас. Кемаль как-то сумел бросить гранату, убил двоих, остальные прыгнули на палубу, добили Кемаля... Я притаилась под лестницей в трюме. Вадик бежал вниз, ко мне, его срезали в спину. Я стала стрелять, высадила обойму в какого-то удальца. Потом притворилась раненой, упала под лестницу, стонала... Этот гад, финальный, загремел по лестнице, я ему швабру между ног. Он как грохнется лбом, автомат выронил, ну я его и...