те? «Оболонь»? «Петрович»? «Славутич»?
Он явно спешил с инвестициями. Я повторно приоткрыла глаз, давая понять, что делаю ему великое одолжение. Оперлась на локоток.
— Мальчик, — почти ласково сказала я, — каждому овощу — своя фрукта. И наоборот. Ты не мой овощ, ты еще зеленый. И не станешь им никогда, даже если дозреешь, поскольку у нас с тобой патологическая несовместимость.
И захлопнула со стуком глаза. Больше я его голоса не слышала.
— Вам знакома стихия страсти? — доколупался третий, с не менее претенциозными причиндалами и глубокими познаниями в области российской телерекламы. Не будь у него траурной полоски под ногтями, я бы охотно посмотрела ему в глаза.
— За много лет женщины испробовали все, — согласилась я. — Но их радость была бы неполной без любимых мужей, периодически отлучающихся в туалет.
Он оказался сплошным болваном. Ни один предмет в радиусе метра не указывал на наличие какого бы то ни было мужа. Но его как ветром сдуло, что и позволило мне в сотый раз погрузиться в чинное спокойствие.
На третий или четвертый день этот образ жизни стал приедаться. Время текло своим чередом — я познала толк в мелких радостях, уверовала в свою исключительность и вообще ощутила себя заметно иным человеком. Я включилась в жизнь, размеренно текущую рядом. Впоследствии, окидывая мысленным взором незначительные события тех дней и свое в них участие, я частенько спрашивала себя: а могла ли я избежать великого кошмара? И с глубоким прискорбием сама себе отвечала: увы, не могла. Я вплелась в историю случайно, стихийно. А если персонажи драмы и крутились изначально у меня под носом, то это было всего лишь совпадение...
Итак, я включилась в эту солнечную, ленивую жизнь. Я познакомилась с обитателями бунгало, которых ранее старалась избегать. На момент моего вселения в сереньком домике проживали трое. Все наверху. Радикальная блондинка Лариса Куценко (типичная простоватая хохлушка с ядреным пергидролевым окрасом) и семья полтавчан Костюковичей — «неразлучников» лет пятидесяти. Исключительно милейшие создания. Костюковичи днями ворковали в своем номере. Высунувшись из окна, я отчетливо могла слышать их сюсюканье. Иногда выходили на пляж. Он трогательно заводил ее в море, обмывал спинку, а затем усаживал на плюшевый коврик и расправлял над благоверной зонтик. Обедали по часам, поднимались и ложились в одно время, с разговорами не лезли, хотя и улыбались чрезвычайно ласково.
Не соседи — мечта. Воспитательница детсада из Винницкой области Лариса Куценко заботилась только о собственном здоровье. Вернее, о похудании. Похоже, девочку основательно замкнуло. Ее нельзя было назвать толстушкой. У нее были пухлые щечки, наивно-доверчивые глазки, фигура — как у всех нормальных людей. Ну подумаешь, немного жира в животе да слегка подсевшие окорочка. Ничего страшного. На мой сторонний взгляд, это ее не портило, на свете предостаточно мужчин, способных оценить раздобревшие женские телеса. Но мода на бесполые «гладильные доски», похоже, добралась и до далекой украинской провинции. Я общалась с ней раз или два, но мне уже хватило. У этой девушки имелось редкое качество — она внимала любым советам, даже самым чудовищным, пытаясь что-то изменить в своей внешности («Якi можуть знадобитися!»). Кроме прочего, она была потрясающе наивной. По-русски не разговаривала (хотя прекрасно его понимала), а по-украински выражала только щенячий восторг, из которого я с трудом различала лишь слова «Крим», «чарiвливо», «корисно» и с некоторым сомнением «привабливi для вiдпочинку» (то бишь «кайфово» в плане отдыха).
Не помню точно числа, то ли одиннадцатого, то ли двенадцатого, в бунгало появились еще две дамы. Обстоятельств их вселения я не помню. Мы познакомились уже на пляже.
— Хороша хаврошечка... — услышала я суждение одного из местных суперменов. Открыв глаз, с удивлением обнаружила, что данная оценка относится не ко мне, а к стройной брюнетке, спускающейся от бунгало. Она действительно была в соку — величава, высока и в купальнике, обожаемом всеми мужчинами мира (за неимением термина его называют символическим). Я не часто бываю в столице нашей родины, не могу судить вполне компетентно о тамошних обитательницах, но явно порочные наклонности в ее поведении просмотреть было невозможно.
— Здравствуйте, — подошла она ко мне и стала располагаться рядом. — Держите оборону?
— Держу, — согласилась я. — Вас прислали на подмогу?
Девица прыснула:
— Вроде того. Милейшая хохлушка в бунгало, ее зовут Лариса — если я правильно запомнила, — сказала, что вы из России. Мы с вами соседки — я поселилась на первом этаже. Вы не из Москвы?
— Из Сибири... — Мой ответ должен был прозвучать масштабно. Но напрасно я пыжилась: девица страшно удивилась — она, как оказалось, вообще не представляла, что в Сибири живут люди.
— Никогда не видела сибирячек! — восхищенно призналась она. — А скажите, это правда, что вы постоянно едите пельмени? Я слышала, на Урале это самое популярное блюдо... Хотя, впрочем, — девица задумчиво покорябала ровный носик, — по вашей фигуре не скажешь, что вы поглощаете пельмени килограммами.
Вот именно. Величайшее заблуждение о белых медведях, беспрепятственно гуляющих по улицам сибирских городов, давно кануло в Лёту. И говорить так стало банальностью. Но возникают новые, не менее дикие заблуждения.
Я охотно объяснила несведущей москвичке, чем Урал отличается от Сибири, Южная Сибирь от прочей, и сколько народу там проживает. А заодно поведала, какую именно текилу я предпочитаю, чем доподлинное португальское порто из долины Дуэро отличается от крымского, какие «мерседесы» выпускают в Сибири, сколько европейских бутиков приходится на жителя Энска и какие новые блюда появились в итальянских ресторанах. Когда начала замечать, что брюнетке становится обидно за свой город, охотно сменила тему...
Оказалось, что ее зовут Ритой Лесницкой, она не замужем, вернее, был один муж... Но это несущественно. Трудится она топ-менеджером в скромной московской фирме и самозабвенно любит Крым. Хотя и патриотка в душе. Но не понимает людей, предпочитающих отдыху на изумительном полуострове сомнительные Сочи с прочими геленджиками. На ее взгляд, эти вещи просто несопоставимы...
В разгар нашего занятного времяпрепровождения к компании присоединилась еще одна нестарая особа. Она спустилась от бунгало, поискала кого-то глазами и, помахивая увесистой пляжной сумкой, направилась к нам.
— Я Соня Зырянова, — представилась она приветливо. — Прибыла полчаса назад.
У нее был идеальный бюст. Настолько идеальный, что возникли сомнения в его подлинности. Лично мне безразлично, но некоторые мужчины сильно огорчаются, когда на пике торжества обнаруживают, что им подсунули туфту. Говорят, сейчас выпускают бюстгальтеры, заполненные силиконовым гелем, и дамы самостоятельно, будто скульпторы, могут ваять собственные формы.
— Какие обаятельные люди живут в этом сереньком домике, — видя наше недоумение, объяснила Соня. — Они представились Костюковичами из Полтавы. Ну просто душки. Настолько тщательно объясняли ваши приметы и где вас можно найти, что я почти уснула. Вам не показалось, что они... скрытые садо-мазохисты?
— Флагелланты, по-научному, — подхватила Рита, — или «флажки», по-бытовому. Вы знаете, я тоже обратила внимание. У меня на даче в Игумнове есть соседи — такие предупредительные старички. Ну просто пылинки сдувают друг с друга. И что вы думаете? В одну прекрасную ночь обнаружилось, что они самозабвенно лупятся плетками! Не сдержались — эмоции наружу, и весь поселок теперь в курсе их интимных радостей...
Новоприбывшей Соне было лет тридцать. Она обладала незаурядной, как уже подмечено, фигурой, симпатичной мордашкой, зелеными смеющимися глазками и беспардонным купальником телесного цвета.
— Вы не из Москвы? — не теряя надежды повстречаться с землячкой, поинтересовалась Рита. А с какой завистью она смотрела на купальник соседки!
— Чтобы!.. — рассмеялась Соня. — Я потомственная пермячка.
— А это где? — удивилась Рита.
— На Урале, — подсказала я. — Где едят пельмени, а половина населения занята их лепкой.
— Ой, вы знаете, я обожаю пельмени, — обрадовалась Соня. — Могу их есть даже ночью, только разбудите... После колеса и секса это, наверное, самое достойное изобретение человечества...
Мы с Ритой дружно засмеялись. Видно, с этой минуты наши отношения и стали доверительными. Мы не сделались закадычными подругами — ни к чему это, не для того женщины едут на юг, чтобы искать себе друзей, но при встрече неизменно улыбались и не отказывали друг дружке в мелких услугах. Подчас совместно проводили время, обмениваясь взглядами на жизнь и мнением об окружающих. Иначе говоря, сплетничали.
С ними я и вляпалась в первую дурацкую историю. По счастью, абсолютно безвредную. Происшедшее далее накрыло эту глупость с головой, сделав ее лишь невинным предисловием к истинным ужасам. Однако в тот день она меня страшно испугала.
— Я не понимаю, — возмущенно заявила Рита, — вы что, ночью спать собираетесь? Извините, это извращение. Мы не за тем пилили десять тысяч верст, чтобы игнорировать ночную жизнь. Даю вам десять минут на размышление. Учтите, кто не с нами, тот жалкий червь.
Дав волю здравому размышлению, я тоже признала, что человечество делится на три категории: в одних живет дьявол, в других Бог, а в третьих — исключительно глисты. Примкнуть к последним мы всегда успеем, а пока молодые, надо «танцевать». Специалистка по фармакологии, Соня тоже долго не упрямилась. Наличие мужа она не отрицала, но настаивала при этом на двух нюансах: во-первых, муж далеко; а во-вторых... — долгое презрительное фырканье. «Какой это муж? Это не муж, а так... бумажник».
— Верно мыслишь, больная, — подытожила Рита. — Не убойся мужа своего. Да никто и не предлагает в первую же ночь заниматься слиянием инь и ян. Мы просто гуляем...
Ухохочешься. Никто из нас не бывал ранее в Жемчужном. Мы тыкались, как слепые котята, из заведения в заведение, с трудом представляя их специфику. Напрасно мы выпили для разгона по двести пятьдесят мартини. «Поднятие тонуса» лишь усугубило нашу дезориентацию...