.
Всю первую половину 1944 года Бентли и Ахмеров препирались по поводу дальнейшей судьбы, уготованной Прайс. А тем временем она продолжала использоваться в качестве посредника для поддержания связи с агентами разведывательной сети, которой руководили Голос и Бентли. При этом, как полагала Бентли, Ахмеров собирался в будущем задействовать Прайс для выполнения «деликатных» заданий, связанных с добыванием интересовавшей КГБ информации путем вступления в любовные отношения с людьми, обладавшими к ней доступом.
Однако есть и другая версия этих событий. От истории, рассказанной Бентли, ее отличает несколько иная трактовка мотивов, которыми руководствовались ее участники. Первое упоминание Прайс можно найти в дешифровках «Веноны», датированных серединой 1943 года. В июне, когда Прайс собиралась в поездку в Мексику, резидентура КГБ в Нью-Йорке приступила к осуществлению своих планов по переводу Прайс из-под контроля Голоса и Бентли в прямое подчинение резидентуре. В Москву была отправлена шифровка, в которой говорилось, что Прайс будет дано задание выступить в роли курьера для доставки материалов агенту «Норе»[52] в Мексику. В других двух шифровках, посланных в Москву в апреле и мае 1944 года, Ахмеров сообщил, что у него состоялась встреча с Прайс в ее квартире в Нью-Йорке, куда она переехала из Вашингтона после возвращения из Мексики. А в июле того же года Ахмеров поставил Москву в известность о своих разногласиях с Бентли относительно Прайс. Мол, Браудер и Бентли, ссылаясь на плохое здоровье и расшатанную нервную систему Мэри Прайс, настаивали, чтобы ей больше не давали поручений по линии резидентуры КГБ, и хотели переориентировать Прайс исключительно на политическую работу в КПА.
Ахмеров попытался переубедить Браудера, чтобы тот передал Прайс под прямой контроль со стороны КГБ, поскольку не желал терять агента, который «долгое время работал на советскую разведку и приобрел в этом деле значительный опыт».
По мнению Ахмерова, даже если у Прайс и были нелады со здоровьем, ее квартиру все равно можно было использовать в качестве надежной явки, а саму Прайс – как посредника и связника. И хотя Бентли обосновывала свою позицию в отношении Прайс исключительно заботой о ее здоровье, Ахмеров проинформировал Москву о том, что на самом деле Бентли попросту невзлюбила Прайс и именно по этой причине захотела от нее избавиться. Кроме того, в донесениях Ахмерова в Москву нет никаких намеков на то, что он собирался использовать Прайс для выполнения каких-то там «деликатных» заданий.
В конце концов верх в споре с Ахмеровым взяла Бентли. Из дешифровок «Веноны» известно, что летом 1944 года Браудер сообщил Ахмерову об отстранении Прайс от подпольной работы. Почему Ахмеров так возражал против этого решения? Конечно, данные, которые Прайс добывала в офисе Липпманна, представляли несомненный интерес для КГБ. Но дело было не только в них. Во-первых, Прайс помогала поддерживать связь с Моррисом Гальпериным, самым «плодовитым» агентом разведывательной сети Голоса – Бентли. А во-вторых, именно она содействовала вербовке одного из самых высокопоставленных агентов КГБ в США – Дункана Ли.
Гальперин вступил в КПА в 1930-е годы, однако скрывал от окружающих свою партийную принадлежность. Летом 1941 года он был принят на службу в УСС, где вскоре возглавил «латиноамериканский» отдел. Гальперин встречался с Бентли на квартире Мэри Прайс в Вашингтоне. В ходе этих встреч он сначала просто платил партийные взносы (как сотрудник разведывательного ведомства Гальперин не мог афишировать свою связь с КПА). Однако Бентли стала настаивать, чтобы Гальперин поставлял ей информацию и приносил с собой документы, к которым имел доступ по роду службы. И вскоре данные от Гальперина пошли сплошным потоком. За связь с Гальпериным первоначально отвечала Прайс, хотя время от времени он напрямую контактировал с Бентли. В дешифровках «Веноны» Гальперин фигурирует как «Заяц»[53]. Они пестрят упоминаниями о том, что «Заяц» сообщает», «Заяц» передал материал», «источником информации является «Заяц», от «Зайца» получены телеграммы», «Заяц» принес копию документа «Избы»…
Гальперин наиболее преуспел в добывании американских конфиденциальных дипломатических депеш, копии которых получали в УСС. Бентли читала их редко и позднее лишь смогла припомнить, что этих депеш было очень и очень много. В 22 дешифровках «Веноны» содержится информация об украденных Гальпериным документах, которые отсылались в Москву дипломатической почтой. Эти документы касались политики Турции в отношении Румынии, инструкций Государственного департамента послу США в Испании, сообщений американского посольства в Марокко, докладов посла США в Лондоне о политических настроениях в среде польских эмигрантов в Англии, позиции США в отношении конкурирующих политических группировок во Франции, донесений о немецких агентах, которые зондировали почву в Ватикане, пытаясь завязать диалог с американцами по поводу заключения сепаратного мира, переговоров между Грецией и США о ситуации на Балканах.
В 1946 году УСС было ликвидировано. Гальперин перешел на работу в Государственный департамент, откуда в том же году уволился. На допросах в ФБР в 1947 году он категорически отрицал свое членство в КПА, знакомство с Бентли и любые контакты с агентами советской разведки. В 1948 году обвинения Бентли в адрес Гальперина стали достоянием гласности. В академической среде, в которой вращался Гальперин, работая координатором программы по изучению Латинской Америки в Бостонском университете, эти обвинения отвергли как беспочвенные фантазии. В 1953 году Гальперин отказался давать показания членам сенатского комитета по вопросам внутренней безопасности. Аналогично он повел себя и на заседании специального комитета, созданного в Бостонском университете, чтобы прояснить ситуацию в отношении Гальперина. В конце концов доброжелательно настроенное руководство университета пришло к компромиссному решению: Гальперин заявит, что не является членом КПА, а комитет вынесет ему порицание за то, что тот не был более откровенным в своем заявлении. В результате Гальперин сохранил за собой работу в университете и занимаемую должность.
Скандал разгорелся с новой силой, когда в прессу просочилась информация о том, что в 1945 году в ФБР был составлен отчет, который впрямую назвал Гальперина советским шпионом. Руководство Бостонского университета сообщило Гальперину о том, что хотело бы вернуться к рассмотрению его вопроса. Но тот со всей своей семьей незамедлительно отбыл в Мексику и на предложение своего начальства оплатить обратную дорогу до Бостона, чтобы окончательно разобраться в существе дела, ответил категорическим отказом. В результате Гальперин был незамедлительно уволен за неявку на работу.
В 1958 году, опасаясь, что Мексика может выдать его США, Гальперин перебрался в Москву, где получил престижную должность в Академии наук. В 1962 году он уехал на Кубу, став преподавателем в Гаванском университете. В 1967 году Гальперин переехал жить в Канаду, где умер, так и не признавшись, что сотрудничал с советской разведкой. Его биограф, подробно изучив жизненный путь Гальперина и сверив известное о нем с показаниями Бентли, заявил, что более склонен верить последней, чем самому Гальперину. Дешифровки «Веноны» подтвердили правоту его суждения.
Дункан Ли – еще один сотрудник УСС, который поддерживал связь с Голосом через Мэри Прайс. Закончив Йельский университет в 1939 году и получив диплом юриста, Ли начал свою карьеру в солидной юридической конторе, которую возглавлял Уильям Донован, будущий начальник УСС. Там Ли проработал до 1942 года, когда получил предложение поступить на службу в УСС. Сначала Ли был личным помощником и консультантом Донована, а затем был переведен на оперативную работу в Китай. Его родители долгое время работали миссионерами в Китае, а сам Ли до 12 лет жил там вместе с ними. Окончание войны Ли встретил в чине подполковника.
В КПА Ли вступил в середине 30-х годов. Перед самым приходом в УСС Ли некоторое время являлся членом исполнительного комитета по оказанию экономической помощи Китаю, председателем которого была Милдред Прайс, сестра Мэри Прайс. Она-то и познакомила Дункана с Мэри.
Узнав о том, что Ли стал сотрудником УСС, Прайс известила об этом Голоса. Последний дал Прайс задание использовать Ли в качестве источника информации. Однако данные, которые Прайс стала получать от Ли, были ограниченными по количеству и неважными по качеству. Надеясь на большее, Голос попросил Прайс организовать встречу Ли с Бентли в Вашингтоне. Ли согласился сотрудничать с Бентли, однако делал это весьма осторожно. Позднее Бентли рассказала допрашивавшим ее сотрудникам ФБР: «После моей первой встречи с Ли он начал снабжать меня различной информацией об УСС. Эти данные он всегда предоставлял мне в устной форме, никогда не давал мне их в письменном виде и не разрешал мне ничего записывать за ним».
Все время, пока Бентли общалась с Ли, тот, по ее словам, «постоянно опасался возможной слежки со стороны ФБР».
Бентли также вспомнила, что большая часть информации, полученной от Ли, относилась к операциям, которые УСС проводило на Балканах. В качестве примера она привела данные, касавшиеся агентов УСС, которых планировалось сбросить на парашютах в Венгрии и Югославии, а также сведения о сепаратных мирных переговорах с союзниками Германии, которые велись через сотрудников УСС. Ни Бентли, ни ФБР не знали, что в последнем случае речь шла о секретной операции УСС под кодовым названием «Воробей», в ходе которой осенью 1944 года предполагалось склонить венгерское правительство к капитуляции.
В 1948 году, когда были обнародованы признания Бентли, большинство бывших коллег Ли по УСС подвергли сомнению правдивость ее обвинений в адрес последнего. Это мнение поддержала и американская пресса. Сам Ли на допросах в ФБР поведал, что в течение двух лет неоднократно встречался с Бентли, однако знал ее под именем Елена. Она познакомила Ли со своим приятелем по имени Джон. Описание Джона, которое дал Ли, позволило опознать в нем Якова Голоса. Однако Ли настаивал на том, что не знал ни настоящих имен Елены и Джона, ни чем они занимались на самом деле. В ФБР не поверили в то, что высокопоставленный сотрудник разведывательного ведомства на протяжении двух лет встречался с женщиной, о которой ничего не знал, кроме ее имени. И правильно сделали.