Из дешифровок «Веноны» следует, что и Александр Корал («Берг»), и его жена Елена («Миранда») были курьерами, работавшими на КГБ, который регулярно платил им за услуги по несколько сотен долларов в месяц. В частности, им было поручено забирать материалы у Сильвермастеров, а также служить связными между Исхаком Ахмеровым и Ольгой Валентиновной Хлопковой, кадровой сотрудницей КГБ, работавшей в США под дипломатическим прикрытием. В последнем случае в контакт обычно вступали женщины – Елена встречалась с женой Ахмерова. Считалось, что такие встречи выглядели более невинными, чем общение между двумя мужчинами, и вряд ли могли вызвать подозрение у ФБР.
Доподлинно неизвестно, когда в КГБ узнали о предательстве Бентли. 21 ноября 1945 года она по просьбе ФБР встретилась со своим куратором Анатолием Громовым. За встречей наблюдали сотрудники ФБР. Возможно, Громов почувствовал за собой слежку или из беседы с Бентли понял, что она была перевербована. Есть и третий вариант. КГБ мог предупредить агент в Министерстве юстиции США. В одной из самых ранних телеграмм, дешифрованных в ходе операции «Венона», было найдено упоминание агента, в 1944 году поступившего на службу в Министерство юстиции и имевшего там доступ к контрразведывательной информации. Лихорадочный поиск, предпринятый ФБР, чтобы найти предательницу, увенчался успехом в декабре 1948 года. Ею оказалась Джудит Коплон («Сима») из отдела регистрации иностранных граждан.
Когда в 1944 году Коплон поступала на работу в Министерство юстиции, в ходе стандартной проверки ее анкетных данных было отмечено, что она принимала активное участие в работе студенческой коммунистической ячейки во время обучения в колледже. Однако этот факт не вызвал большого интереса в отделе кадров, и Коплон была принята на государственную службу. Среди подруг Коплон была некая Флора Вовшин, уже вовсю сотрудничавшая с КГБ. Именно она обратила внимание своего куратора из КГБ на Коплон как на потенциального агента. В июле 1944 года нью-йоркская резидентура КГБ обратилась в Москву за разрешением на вербовку Коплон. Москва разрешила ее вербовку только в декабре 1944 года, когда Фитин получил, наконец, из Коминтерна ответ на свой запрос об имевшейся там информации о Коплон. Вскоре нью-йоркская резидентура КГБ отрапортовала в Москву, что процесс пошел и что ценность Коплон как агента сильно возросла, поскольку она недавно была переведена на должность аналитика в отдел регистрации иностранных граждан Министерства юстиции США.
Владимир Правдин, офицер КГБ, работавший в США под журналистским прикрытием, встретился с Коплон в январе 1945 года. По итогам встречи Правдин доложил в Москву о том, что Коплон – «человек серьезный и политически хорошо развитый. Не приходится сомневаться в ее искреннем желании работать на советскую разведку. А у нее нет никаких сомнений, на кого именно она работает».
Правдин также добавил, что, по его мнению, Коплон может стать для КГБ очень ценным источником информации относительно операций, проводимых ФБР. В последующих шифровках в Москву сообщалось о том, что Коплон работает успешно, однако ей рекомендовано на время воздержаться от кражи секретных документов, пока она не будет полностью уверена в том, что может делать это безнаказанно.
Из дешифровок «Веноны» известно, что Коплон принялась активно изучать русский язык, чтобы добиться перевода на работу, связанную с Советской Россией. Ход удался, и Коплон получила доступ к данным об операциях ФБР, направленных на выявление советских шпионов. С 1945 по 1948 год сведения, полученные в КГБ от Коплон, помогли предупредить многих агентов КГБ о том, что им следует свернуть свою деятельность и прервать контакты с КГБ, поскольку они попали под подозрение ФБР.
В 1949 году Коплон была арестована во время встречи с Валентином Губичевым, офицером КГБ, работавшим в США под прикрытием члена делегации Советской России в ООН. Губичев был выслан из США, а Коплон признана виновной в шпионаже.
Суд над Коплон стал хорошей иллюстрацией трудностей, с которыми столкнулось ФБР в ходе судебного преследования лиц, обвиняемых в шпионаже. ФБР не желало публично признаваться в том, что слежка за Коплон была предпринята исходя из данных, полученных в ходе проведения операции «Венона». Американцы справедливо опасались, что Советская Россия, узнав об успехах американских криптоаналитиков в работе над вскрытием ее шифров, порвет контакты со своими агентами в США и свернет все разведывательные операции, о которых упоминалось в дешифровках «Веноны». Тогда ФБР не сможет больше повторить трюк, который оно проделало с Коплон, – изобличить агента с помощью «Веноны», установить за ним тайное наблюдение и поймать на месте преступления. В результате, поскольку обвинение ничего не сказало на суде о том, что основанием для слежки за Коплон стали сведения, полученные благодаря «Веноне», апелляционный суд постановил, что у обвинения не было достаточных причин для следственных действий, предпринятых в отношении Коплон, и что ее дело должно быть рассмотрено снова.
Обвинение попыталось так изложить свою позицию, чтобы избежать ловушки, в которую оно попало на первом слушании дела Коплон, и в то же время не упоминать о «Веноне». Суд во второй раз признал Коплон виновной. Однако апелляционный суд опять отказался утвердить это решение, сославшись на то, что предъявленные свидетельства ее вины не могут быть приняты судом в качестве доказательства при рассмотрении подобного дела. В конечном итоге ФБР удалось наказать Коплон единственным способом: она была уволена с государственной службы.
Таким образом, дело Коплон продемонстрировало ФБР, что добиться на суде обвинительного приговора для лиц, которых Бентли уличила в шпионской деятельности, будет очень непросто. В большинстве случаев против них было собрано даже меньше прямых улик, чем было предъявлено на суде против Коплон. Главными доказательствами их вины служили показания Бентли. Было еще много других улик, но все они были косвенными. Обвиняемые были высокообразованными и состоятельными людьми, которые не только могли постоять за себя в ходе судебного разбирательства, но и призвать себе на помощь самых компетентных адвокатов в США. При таких обстоятельствах наиболее вероятным исходом дела был бы оправдательный приговор.
ФБР только оставалось надеяться на то, что среди подозреваемых в шпионаже отыщется слабое звено – человек, который согласится дать показания против остальных обвиняемых, поддержав рассказанное Бентли, или что на допросах они сделают ложные заявления и будут осуждены за лжесвидетельство. Но надеждам ФБР не суждено было сбыться.
Большинство этих людей давали весьма уклончивые ответы даже на самые простые вопросы или вообще отказывались отвечать. Они ничего не подписывали, а когда их вызывали в суд или на заседание комитетов Конгресса США, то ссылались на 5-ю поправку к американской Конституции[79]. Остальные просто покинули пределы США, чтобы избавить себя от необходимости давать показания под присягой.
Только один человек, обвиненный Бентли в пособничестве КГБ, не смог воспользоваться 5-й поправкой или вовремя сбежать за границу. По словам Бентли, Уильям Ремингтон, служащий Министерства военной промышленности, снабжал ее информацией об американском самолетостроении и о последних разработках США в области производства высокооктанового бензина и синтетической резины. На допросах в ФБР Ремингтон подтвердил, что был знаком с Бентли, но отрицал шпионскую направленность своих связей с ней. Ремингтон считал Бентли журналисткой и снабжал ее несекретными данными, разглашение которых не представляло никакой опасности для страны.
Давая показания в суде, Ремингтон сделал несколько заявлений, которые были признаны не соответствовавшими действительности. Он был осужден за лжесвидетельство и приговорен к тюремному заключению.
Еще один человек, названный Бентли, был посажен в тюрьму. Произошло это в 1954 году, когда Конгресс США принял закон, согласно которому американские власти могли гарантировать обвиняемому защиту от уголовного преследования в обмен на свидетельские показания. Правда, в этом случае он лишался права воспользоваться 5-й поправкой к Конституции США. Эдуарду Фицджеральду были предоставлены такие гарантии, однако он все равно уклонился от дачи показаний и в результате сел в тюрьму.
Во всех остальных случаях дело не дошло даже до суда. Собранные ФБР доказательства вины агентов из разведывательных групп Перло и Сильвермастера долгое время хранились в секрете. Все это привело к тому, что в течение многих лет признания Бентли общественное мнение в США считало игрой воображения незамужней неврастенички. Было ли общественное мнение ошибочным? Доказала ли «Венона», что Бентли говорила правду?
Трудно ответить на эти вопросы однозначно. С одной стороны, вроде все сходится. А с другой, оценивая правдивость показаний Бентли и сверяя их с дешифровками «Веноны», следует иметь в виду, что, начиная с 1948 года, американские криптоаналитики активно использовали в работе над вскрытием советских шифров оперативные сведения, предоставленные ФБР. Сотрудникам АГГБ они помогали заполнить пробелы и неясности в открытых текстах прочитанных шифровок. А ФБР в свою очередь получало эти сведения в основном от предателей и перебежчиков вроде Бентли. Поэтому немудрено, что ее показания в целом соответствуют информации, почерпнутой из дешифровок «Веноны». Получается что-то вроде собаки, которая гоняется за своим собственным хвостом.
Соседи
Многочисленные зарубежные исследователи, специализирующиеся на истории советских разведывательных операций в США, основное внимание в своих статьях и книгах уделяют деятельности КГБ. Однако доминирующее положение КГБ в этой области сложилось только в начале 40-х годов. А в конце 20-х и на всем протяжении 30-х годов главенствующую роль на поприще внешней разведки в Советской России играло одно из управлений Генерального штаба Красной Армии – ГРУ. Продолжало оно свою работу против США и в 1940-е годы.