о ценном источнике информации. В 1944 году Леонид Квасников, офицер КГБ, специализировавшийся на промышленном шпионаже, отрапортовал в Москву, что за истекший год он встречался с Малисовым в общей сложности 20 раз.
В середине 1944 года Малисов обратился к Квасникову с просьбой оказать ему финансовую помощь, чтобы его фирма могла обзавестись собственными производственными мощностями. В КГБ Малисову отказали. В шифровке, отправленной Квасниковым в Москву 4 мая 1944 года, эти события были описаны так: «Антон»[154] проинформировал «Таланта»[155] о невозможности крупной одноразовой помощи. Как мы и ожидали, «Талант» воспринял данное сообщение исключительно болезненно».
Малисов уже ставил вопрос об оказании ему финансовой помощи перед двумя предшественниками Квасникова – Гайком Овакимяном и Михаилом Шаляпиным. По словам Квасникова, Малисов пожаловался ему, «что переданные им материалы по одной только теме – нефти, по его оценке, за последние несколько лет принесли [Советской России] миллионы, а помощь, о которой он просит, является незначительной». Обиженный Малисов заявил Квасникову, что в будущем вряд ли стоит многого от него ожидать, как от агента. В заключение Квасников отметил, что «Малисова нельзя в таком состоянии заморозить[156], это будет выглядеть как попытка совсем от него избавиться».
Квасников порекомендовал проявить максимум терпения в отношении Малисова и продолжать контактировать с ним до тех пор, пока тот окончательно не успокоится.
КГБ отказывало в денежных субсидиях отнюдь не всем своим агентам. Один из них, «Одиссей», получил от КГБ 2 тысячи долларов на покупку фотоаппарата, печатного станка, кассовой машины, осветительных приборов и прочего подобного оборудования. Агент КГБ «Букинист» возглавил другое предприятие, деньги на которое также были получены через КГБ. Оба этих предприятия были как-то связаны между собой. Опираясь на информацию, полученную из дешифровок «Веноны», можно обоснованно предположить, что они занимались изготовлением фальшивых документов и фотографированием разведывательных материалов.
Помимо Голда, Бротмана и Блэка, в дешифровках «Веноны» фигурируют еще множество агентов, поставлявших КГБ научно-техническую информацию разведывательного характера. Это Александр Беленький (эмигрант из России, работавший на заводе корпорации «Дженерал электрик»), Михаил Лешинг (начальник лаборатории кинокомпании «XX Век Фокс», передавший советским разведчикам технологию, которая использовалась этой компанией при производстве цветных фильмов), Бертон Перри (источник сведений о бомбах с радарным наведением), Джон Йорк (авиационный инженер, принимавший участие в проектировании гражданских и военных самолетов), Фрэнк Дзедзик (сотрудник крупной нефтяной компании, имевший доступ к технической документации по химическим соединениям, которые разрабатывались для использования в фармакологии), Герман Якобсон (служащий крупной машиностроительной корпорации), Евгений Колеман (сотрудник научно-исследовательской лаборатории в Нью-Джерси, разрабатывавшей радионавигационные устройства для высотного бомбометания) и Абрам Зарет (инспектор по технике безопасности в Управлении взрывчатых веществ Министерства обороны США).
Помимо них, у КГБ были другие агенты, которых так и не удалось идентифицировать в ходе проведения операции «Венона». «Болт» был специалистом в области радиоуправления. «Брат» работал в авиационной промышленности. «Сигнал» служил источником разведывательной информации о военном самолетостроении. «Рыбак» руководил небольшой агентурной группой, специализировавшейся на добывании научно-технических данных. Промышленным шпионажем в пользу Советской России занимались также агенты «Серб», «Октан» и «Карл». Последний, скорее всего, был сотрудником секретного аппарата КПА, поскольку в одной из шифровок нью-йоркская резидентура КГБ отправила запрос в Москву относительно целесообразности получения от «Карла» материалов, которые тот обычно передавал через Эрла Браудера. Еще трое агентов работали на ГРУ: «Джек», «Джонни» и «Оппен».
С 1942 по 1946 год в служебной командировке в качестве авиационного инспектора в США находился Андрей Иванович Шевченко. В его обязанности входило испытание самолетов, которые Соединенные Штаты поставляли в Советскую Россию по ленд-лизу. Однако на самом деле Шевченко был офицером КГБ, присланным в США для ведения промышленного шпионажа. Точно неизвестно, когда об этом факте узнали в ФБР, однако уже в июле 1944 года за ним была установлена слежка, в ходе которой сотрудники ФБР зафиксировали встречу Шевченко с Иосифом и Леоной Франи. Леона работала главным библиотекарем в авиационной компании «Белл эйркрафт», а ее муж Иосиф – инженером в расположенной неподалеку химической компании. В августе 1944 года Франи согласились на предложение ФБР стать двойными агентами. В 1949 году на слушаниях в американском Конгрессе они рассказали о своей деятельности на этом поприще.
В дешифровках «Веноны» можно найти несколько упоминаний о Шевченко и супружеской чете Франи. В самой первой шифровке, датированной 4 июля 1944 года, говорится о том, что Шевченко поддерживает дружеские отношения с Леоной и дарит ей небольшие подарки, а также запрашивается разрешение Москвы на ее вербовку. И в этой шифровке, и в следующей (от 25 августа 1944 года) упоминается о том, что еще до вербовки Шевченко удалось уговорить Леону принести ему секретную документацию, имеющую отношение к разработке в США реактивного истребителя. Это случилось еще до того, как ФБР предложило Леоне стать двойным агентом, и позволяет несколько по-иному взглянуть на ее действительную роль в данном шпионском деле. Скорее всего, патриотизм, проявленный Леоной, стал следствием осознания ею того факта, что она уже была вовлечена в шпионскую деятельность и иного пути выпутаться из создавшей ситуации у нее не было.
Еще одним двойным агентом стал инженер компании «Белл эйркрафт» Лорен Хаас. В ноябре 1944 года резидентура КГБ в Нью-Йорке отправила в Москву шифровку, в которой сообщалось о том, что Хаас передал Шевченко подробную схему разрабатываемого в США турбореактивного двигателя. В 1945 году Хаас перешел на работу в другую авиационную фирму, где продолжил свою деятельность в качестве двойного агента.
В дешифровках «Веноны», в которых фигурирует Шевченко, нет никаких упоминаний о том, что за ним следило ФБР или что все три его источника информации в «Белл эйркрафт» были двойными агентами. Предложение ФБР арестовать или, по крайней мере, выдворить Шевченко из страны за шпионаж было категорически отвергнуто Государственным департаментом, который не желал осложнений в отношениях между США и Советской Россией.
Помимо Хааса и семейной пары Франи, у Шевченко были и другие агенты в авиационной промышленности США. Некоторых из них удалось идентифицировать (Александр Петров, Уильям Пинсли и Уильям Плурд), а другие так и остались известны только под псевдонимами, данными им в КГБ («Шлиц», «Лубок», «Горн» и «Броня»).
Известна роль, которую Юлий Розенберг сыграл в советском атомном шпионаже. Однако в КГБ его больше ценили в качестве источника другой конфиденциальной научно-технической информации, чем агента, добывавшего для Советской России американские атомные секреты. В 1945 году на допросах в ФБР Элизабет Бентли рассказала, что в 1942 году человек по имени Юлий связался с Яковом Голосом и сказал ему, что он сам и группа инженеров, являвшихся его единомышленниками, готовы оказать посильное содействие Советской России. Бентли смогла описать внешность Юлия, однако она не знала ни его фамилию, ни место работы. ФБР понадобилось пять лет, чтобы выяснить это. Не удалось только узнать, как Юлий нашел Голоса. Скорее всего, Розенберг просто обращался ко всем функционерам КПА по очереди, пока не попал на человека, который отправил Юлия по нужному адресу.
Двадцать две дешифровки «Веноны», датированные 1944–1945 годами, так или иначе связаны с Розенбергом. Первые две (от 5 и 22 мая 1944 года) позволяют заключить, что к этому времени разведывательная группа Розенберга уже установила постоянный контакт с советской разведкой. В них нью-йоркская резидентура КГБ запрашивает у Москвы разрешение «произвести проверку и санкционировать вербовку Альфреда Саранта», приводит его биографические данные и отмечает, что делается это по наводке Розенберга, который фигурирует как «Антенна». Кроме того, ссылаясь на большие объемы добываемой информации и периодическую слежку со стороны ФБР, резидентура сообщает в Москву о своем решении отказаться от практики, согласно которой все добытые ее сотрудниками материалы приносились в здание советского консульства в Нью-Йорке для последующего фотографирования. Вместо этого офицеры КГБ получили в свое распоряжение фотоаппараты, с помощью которых они могли переснимать документы на пленку у себя на квартире. Кроме того, по мнению резидентуры, было «необходимо организовать съемку материалов, полученных от Стажеров Антенны[157], самим Антенной».
Отсюда можно сделать вполне обоснованный вывод о том, что к 1944 году Розенберг уже успел проявить и зарекомендовать себя настолько хорошо, что ему было разрешено переснимать добытые им документы. Авторитет, которым Розенберг пользовался среди сотрудников нью-йоркской резидентуры, был столь высок, что рекомендации, данные им новому агенту, подлежали пересылке в Москву.
Дешифрованное в 1950 году в рамках операции «Веноны» сообщение от 22 июля 1944 года позволило идентифицировать агента «Антенна» как Юлия Розенберга. В этом сообщении резидентура КГБ в Нью-Йорке доложила в Москву о том, что «Антенна» совершил поездку в Вашингтон. Там он пытался завербовать нового агента – Макса Элитчера, давнего своего друга, инженера по специальности. В сообщении также говорится, что Элитчер и его жена были коммунистами, причем госпожа Элитчер работает в Министерстве обороны, а ее супруг возглавляет подразделение американского Бюро стандартов, занимавшееся разработкой прицела для тяжелого орудия, которое предназначалось для установки на военных судах. По словам «Антенны», приведенным в сообщении, Элитчер «имеет доступ к чрезвычайно ценным материалам».