В отличие от американцев англичане считали, что продолжение операции «Венона» сулит огромные выгоды. И не ошиблись: в конце 50-х годов им удалось добиться успехов в чтении шифрпереписки резидентуры советской военно-морской разведки в Лондоне. Это произошло после того, как в ЦПС получили от радиоразведки Швеции большое количество перехваченных шведами радиограмм с линии Москва – Лондон.
А еще в ЦПС были весьма озабочены поисками советского агента среди своих сотрудников. Дело в том, что в 1962 году англичанами была прочитана советская шифровка, датированная маем 1941 года. В ней цитировался открытый текст немецкой шифртелеграммы, перехваченной и дешифрованной в ЦПС в рамках операции «Ультра»[182]. В немецкой шифртелеграмме перечислялись названия украинских железнодорожных станций, через которые немцы предполагали осуществлять переброску своих войск при проведении операции «Барбаросса»[183]. Это означало, что в 1941 году советский агент либо работал в ЦПС, либо каким-то образом был связан с ним. В ЦПС встревожились не на шутку. Причин было две.
Во-первых, наиболее вероятным кандидатом на роль этого агента долгое время считался Джон Кернкросс, который впервые попал под подозрение еще в 1951 году и с тех пор являлся объектом длительного расследования, которое вела английская контрразведка. В конце концов Кернкросс сознался, что передал советской разведке тысячи немецких сообщений, дешифрованных в ЦПС в ходе операции «Ультра». Однако Кернкросс пришел на работу в ЦПС только в 1942 году и не имел доступа к дешифровкам «Ультра» годом ранее. Значит, в ЦПС был еще один предатель? А во-вторых, можно было предположить, что с тех пор советский агент получил повышение по службе, и с его помощью в ЦПС были внедрены другие агенты советской разведки.
В апреле 1964 года выяснилось, что этим агентом был Леонард Лонг, которого в 1937 году завербовал Энтони Блант. Как позднее вспоминал Лонг, «Блант никогда не пытался шантажировать или запугивать его, потому что они глубоко верили в коммунистические идеалы».
С началом Второй мировой войны Лонг записался в легкую кавалерию, но благодаря прекрасному владению немецким языком был зачислен в разведку в звании лейтенанта. В декабре 1940 года Лонга направили в отдел МИ-14 английского Министерства обороны, который занимался сопоставлением и анализом разведывательных данных о боевых порядках немецких войск. Здесь у Лонга был свободный доступ к суперсекретным сведениям, полученным в ходе операции «Ультра». В начале 1941 года Лонг возобновил свои контакты с Блантом. Он вспоминал потом, что Блант «попросил передавать ему любую информацию, которая могла оказаться полезной русским».
Встречались они каждую неделю, как правило во время обеда, в одной из лондонских пивных. Там Лонг под столом передавал Бланту «выжимки из недельной добычи», как он сам это называл.
Разоблачение Лонга помогло раскрыть еще одну тайну, которая повергала в недоумение западные спецслужбы, начиная с сентября 1945 года, когда в Оттаве сбежал шифровальщик Игорь Гузенко. На допросах он заявил о существовании советского агента «Элли» в МИ-5. Гузенко не знал его настоящего имени, но сообщил, что тот работает в Англии, и дал множество неполных, путаных, а порой и просто непонятных «наводок» на «Элли». Мол, «Элли» был настолько важной фигурой, что сумел изъять из МИ-5 досье, относившиеся к советским агентам в Лондоне. По словам Гузенко, когда в Москву поступали доклады от «Элли», в шифровальной комнате всегда присутствовала женщина, которая первой читала расшифровки, и если в них было что-то важное, несла их прямо на доклад Сталину. Через несколько лет на повторных допросах Гузенко изменил некоторые детали своего рассказа об «Элли». Но к тому времени алкоголизм и все ухудшающаяся память Гузенко уже не позволяли восстановить реальную историю этого советского агента.
Относительно личности «Элли» выдвигались самые разные, иногда даже фантастические догадки. На самом деле это был Леонард Лонг. И хотя он работал на КГБ, независимо от этого в 1943 году с ним попыталось установить контакт ГРУ. Лонг попросил Бланта точнее узнать, на кого же он все-таки работает. В ответ Лонгу было сказано, что ГРУ его больше беспокоить не будет. Тот факт, что сообщения Лонга поступали в Москву через Бланта, внес дополнительную неразбериху в версию Гузенко. Ведь именно Блант, а не Лонг действительно мог изъять из МИ-5 досье, касавшееся деятельности агентов советской разведки в Лондоне.
Что касается операций ГРУ в Лондоне в 1940-е годы, то информация о них была получена в основном из дешифровок «Веноны» и из показаний перебежчиков. Прочитанная шифрпереписка между лондонской резидентурой ГРУ и Москвой относится к двум периодам времени – между 3 марта 1940 года и 25 апреля 1941 года, а также между 1 сентября 1945 года и 16 февраля 1947 года. Наиболее информативным является первый период, поскольку шифровки, относящиеся ко второму, в основном посвящены рутинным вопросам, связанным с политическими событиями в Австрии и репатриацией советских граждан на Родину.
Известно, что в начале 40-х годов штат советского посольства в Англии был очень небольшим. В него входили посол, пять дипломатов и три торговых представителя. Значительно более многочисленным было советское военное представительство при посольстве. Его возглавлял военный атташе полковник Иван Скляров, назначенный на этот пост в октябре 1940 года. Большинство шифровок, отправленных в Москву Скляровым, адресованы «Директору» – генерал-майору Александру Панфилову, начальнику ГРУ, или «Администратору» – полковнику Федору Кузнецову, начальнику 1-го («западноевропейского») управления ГРУ.
В шифровке, посланной 7 июня 1941 года в Москву лондонской резидентурой ГРУ, приводится список ее сотрудников. Кроме самого Склярова, в этом списке присутствуют его секретарь Семен Кремер, прибывший в Лондон в 1937 году и убывший оттуда в 1946 году, шофер Склярова Николай Тимофеев, проработавший в Лондоне с сентября 1939 года по июнь 1943 года, помощник военного атташе Анатолий Лебедев, занимавший этот пост с апреля 1941 года по ноябрь 1943 года, его секретарь Иван Козлов, приехавший в Лондон в апреле 1941 года и уехавший из английской столицы в ноябре 1945 года, помощник военно-воздушного атташе Борис Швецов, погибший в авиационной катастрофе в апреле 1941 года, Николай Аптекарь, работавший шофером сначала у военно-морского атташе (с марта по ноябрь 1937 года), а затем у военно-воздушного атташе Ивана Черного (с ноября 1937 года по апрель 1944 года), секретарь Черного Борис Дикий, потом ставший помощником военно-воздушного атташе, и Федор Москвичев, с декабря 1939 года по январь 1941 года исполнявший обязанности писаря. Помимо этих десяти сотрудников резидентуры ГРУ в Лондоне, в дешифровках «Веноны» также упоминается еще один – Михаил Михайлов, атташе консульского отдела при советском посольстве (с декабря 1939 года – по июнь 1943 года).
В других дешифровках «Веноны» сотрудники лондонской резидентуры ГРУ фигурируют под псевдонимами – «Александр», «Барч», «Брион», «Мим», «Марк», «Дик», «Ник» и «Кларк». Впоследствии было установлено, что клички «Александр» и «Барч» принадлежали Кремеру, «Брион» был идентифицирован как Швецов, а «Мим» – как Михайлов. Личности обладателей остальных псевдонимов так и остались невыясненными.
Источниками разведывательной информации в Англии для сотрудников лондонской резидентуры ГРУ служили члены нескольких небольших агентурных сетей, а также советские торговые представители в Англии. Например, именно благодаря последним, уже в сентябре 1940 года, ГРУ удалось получить данные о первых гидролокаторах, которыми начали оснащаться английские эсминцы. Одновременно были добыты ценные сведения о размагничивании надводных военных кораблей англичан:
«Один из наших торговых представителей сообщил, что англичане оборудуют свои суда специальными магнитными устройствами против магнитных мин. Устройство состоит из специального кабеля вокруг судна и специальной магнитной установки на судне для предотвращения магнитного воздействия со стороны мины. Стоит около тысячи фунтов. Он также сообщил, что в районе Глазго наблюдается большое скопление английских кораблей».
И гидролокаторы, и размагничивание были новейшими военными технологиями, которые имели для англичан стратегическое значение. При ведении боевых действий на море немцы и итальянцы полагались исключительно на пассивные гидрофоны. Применение гидролокаторов позволяло Англии добиться заметного преимущества над своими противниками во Второй мировой войне. А магнитные мины считались в Германии весьма грозным оружием в борьбе с английским торговым флотом. Их использование грозило парализовать экономику островного государства, каким являлась Англия.
До предания гласности дешифровок «Веноны» было известно о трех разведывательных сетях ГРУ в Лондоне, действовавших в 1940-е годы. Первой из них руководил Оливер Грин, типографщик по профессии, ветеран-коммунист из Бирмингема. Сотрудники МИ-5 обратили на Грина внимание, когда он был арестован полицией за использование фальшивых купонов на бензин. В ходе обыска на лондонской квартире Грина были обнаружены фотоаппарат и пачка секретных документов. На допросе Грин признался, что регулярно встречался с несколькими агентами для получения добытых ими конфиденциальных сведений. Учитывая готовность Грина к сотрудничеству, суд наказал его лишь за мошенничество, а не за шпионаж.
Вторая разведывательная сеть ГРУ в Англии связана с именем Урсулы Кучинской, швейцарской эмигрантки, приехавшей в Лондон через Лиссабон и Гибралтар по английскому паспорту, обладательницей которого она стала, выйдя замуж за англичанина Леона Бертона. Урсула была родом из Польши. В 1932 году ее завербовал в Шанхае легендарный советский разведчик Рихард Зорге. Оттуда Урсула перебралась в Лозанну, где и познакомилась с Бертоном, ветераном интернациональных бригад, воевавшим в Испании. Когда швейцарская полиция вышла на след агентов ГРУ, работавших в Швейцарии, Урсуле было приказано отправиться в Англию, где проживали ее близкие родственники. Отец Урсулы профессор Роберт Кучинский бежал в Англию из Берлина в 1933 году и с тех пор преподавал в Оксфорде, а брат Юрген был известной личностью в среде беженцев из Германии.