В ГРУ посчитали эту информацию исключительно важной и попросили «Интеллигента» «поручить группе заняться дальнейшей проработкой этого вопроса». Правда, из какого именно правительственного ведомства были получены данные о взломе советского кода, неясно.
В докладе Склярова, отосланном в Москву 11 октября 1940 года, можно найти информацию о новейшей английской разработке в области вооружений для боевых самолетов: «Интеллигент подтвердил, что англичане сделали бомбы замедленного действия более безопасными за счет замораживания их взрывного механизма».
А в другом докладе Склярова, от 15 октября 1940 года, говорится об агенте «Интеллигента» в английском Министерстве авиации. В пересказе Склярова информация, полученная от этого агента, выглядит следующим образом: «Недостаток подготовленных ночных штурманов подтверждается тем фактом, что «Колбасники» не задействуют значительные силы при проведении ночных воздушных налетов на Англию. Утверждается, что английские пилоты, совершающие ночные полеты над Германией, проходят дополнительное четырехмесячное обучение помимо стандартной шестимесячной подготовки. По-видимому, когда заградительный огонь по самолетам не ведется, «Колбасники» осуществляют бомбометание с высоты до 5 тысяч метров на скорости 290 км/час и с высоты от 6 до 7 тысяч метров на скорости 400 км/час, если такой огонь ведется. Предполагается, что наведение «Колбасников» на цель выполняется с помощью направленного радиоизлучения».
По дешифровкам «Веноны» можно составить обобщенный портрет «Интеллигента». Это был высокообразованный человек, возможно, даже ученый, живший где-то вдали от больших городов и недостаточно владевший мастерством общения с военными. Однако по роду своих занятий «Интеллигент» имел доступ к информации о наведении боевых самолетов на цель с использованием радиоизлучения и о мерах безопасного обращения с детонаторами. Кроме того, «Интеллигент» был как-то связан с коммунистическим движением в Англии.
Все эти данные вполне соответствуют биографическим данным Джона Голдейна[199]. Во время Второй мировой войны английское правительство привлекло Голдейна к участию в ряде исследовательских программ, связанных с оборонной тематикой. В частности, Голдейн занимался выработкой рекомендаций для защиты от воздушных налетов вражеской авиации.
Известный своими коммунистическими убеждениями, Голдейн сражался на стороне республиканцев в гражданской войне в Испании. В 1942 году он вступил в БКП. Убежденной коммунисткой была и жена Голдейна Шарлотта, дочь евреев-эмигрантов из Германии. С Монтегю Голдейн познакомился еще во время обучения в Кембриджском университете. В 1940-е годы, благодаря общности политических взглядов и совместной работе в газете «Дейли уокер», они сблизились еще больше. Впоследствии Монтегю дал следующую характеристику Голдейну: «Я на время потерял его из виду после окончания Кембриджа и случайно встретился с ним снова только после того, как в 1930-е годы он начал сотрудничать с «Дейли уокер». Прежний Голдейн не был марксистом; он видел ошибочность того, что марксисты называли «механическим материализмом», и больше склонялся к так называемому «богоискательству». Только познакомившись с трудами Энгельса, которого он ценил больше, чем Маркса, Голдейн изменил свои взгляды. В диалектическом материализме в изложении Энгельса он нашел адекватную теорию описания процессов и реальности, присущую науке. Тридцатые годы с их предчувствием надвигающейся бури и с очевидной беспомощностью курса, которого придерживались политики, обострили его чувство социальной ответственности – то же самое произошло и со многими другими работниками умственного труда во многих областях науки. Он спросил себя, как он мог бы использовать свои особые способности, чтобы принять участие в борьбе против фашизма и надвигающейся войны».
Тем не менее все факты, свидетельствующие о работе Голдейна на ГРУ, были по просьбе английских контрразведчиков из МИ-5 изъяты их американскими коллегами из опубликованных дешифровок «Веноны».
В Лондоне тексты советских шифровок, прочитанных в ходе операции «Венона», были восприняты как неоспоримое доказательство разведывательной деятельности, которой ГРУ занималось в Англии во время и сразу после Второй мировой войны. Однако согласно английскому законодательству, чтобы доказать вину обвиняемого в шпионаже, необходимо было либо продемонстрировать, что он передавал иностранному государству секретные сведения, либо добиться от него признания в том, что он этим занимался. И Айвор Монтегю, и Джон Голдейн были людьми опытными и умными, убежденными коммунистами, которые вряд ли бы дали показания против самих себя. Кроме того, когда в ЦПС, наконец, прочли шифровки, из которых следовало, что во время войны Монтегю и Голдейн работали на советскую разведку, ни тот, ни другой уже в течение весьма продолжительного периода времени не имели доступа к секретным документам. А подвергать их уголовному преследованию за преступления, совершенные во время войны, английские контрразведчики не захотели. Тем более что им так и не удалось склонить бывшую жену Голдейна Шарлотту, с которой он развелся в 1945 году, дать свидетельские показания против него.
«Венона» в Австралии
6 января 1945 года австралийское военное командование сообщило правительству своей страны о нескольких вопиющих случаях утечки секретной информации, касавшейся планов боевых операций на Филиппинах и оценки оборонных возможностей японской армии на предполагаемых участках боевых действий. В ряде этих случаев источником информации был назван посол Советской России в Австралии. Сведения об утечках были получены путем перехвата и дешифрования японских радиограмм американскими спецслужбами, которые поделились этими сведениями со своими австралийскими коллегами.
Тревожные сигналы поступали от американцев и прежде. Еще в октябре 1944 года был найден наиболее вероятный источник этих утечек. Им оказался китайский военный атташе в Австралии Вонг Чи. В 1943 году Вонг уже попадал под подозрение австралийской военной контрразведки, когда в Канберре стало известно о том, что у японцев появились точные сведения о количестве союзных войск в некоторых районах, в которых в то время шли интенсивные бои. Тогда Вонг сумел оправдаться, объяснив утечку тем, что его шифр был вскрыт японцами, которые смогли знакомиться с содержанием радиограмм, отсылаемых им в Чункин, – тогдашнюю столицу Китая. Тем не менее за Вонгом было установлено постоянное наблюдение, поскольку проведенное в отношении него расследование показало, что круг его общения и характер поведения резко противоречили официально возложенной на Вонга миссии. В феврале 1944 года в перехваченной и прочитанной шифровке Вонга австралийские контрразведчики обнаружили совершенно секретные данные, к которым у него не было формального права доступа. После этого Вонг был лишен всяческой возможности знакомиться с документами, имевшими отношение к ведению боевых операций против Японии. Однако, как показало дальнейшее чтение перехваченных японских шифртелеграмм, секретная информация продолжала просачиваться в руки японского военного командования. Так, в сопроводительном письме к докладу, присланному из Токио японскому послу в Москве 13 мая 1944 года, сообщалось о том, что в основу этого доклада была положена информация, полученная генеральным консулом Японии в Харбине от своего советского коллеги. В ноябре 1944 года АНБ подготовило отчет, в котором, в частности, говорилось, что большая часть этой информации имеет «фантастический характер» и что «либо русские намеренно вводят японцев в заблуждение, либо японцы покупают эту информацию у агента, у которого слишком развито воображение».
Тем не менее, согласно данному отчету, японская разведка высоко оценивала работу своего осведомителя в Харбине, являвшегося для нее источником ценных данных «об операциях, проводимых американской армией и флотом. Предположительно эти данные берутся из телеграмм русского посла в Австралии… Большей частью они представляют собой разведывательные донесения. В Токио их считают достаточно полезными, чтобы рассылать их всем своим военным командованиям».
В АНБ вернулись к этому вопросу в сентябре 1945 года. В новом отчете АНБ было сказано, что «в течение продолжительного периода времени японский генеральный консул в Харбине посылает в Токио информацию, переданную агентом, который утверждает, что получает ее от генерального консула России. Эта информация основана на сообщениях советских дипломатов из Австралии…»
Также констатировался тот факт, что донесения японского агента в Харбине содержат явные неточности и что, скорее всего, они были сфабрикованы исключительно ради наживы.
Если предположить, что источником этих донесений было именно советское дипломатическое представительство в Австралии, то произошедшему есть несколько правдоподобных объяснений. Во-первых, теоретически японцы могли вскрыть дипломатическую шифрсистему, которая использовалась для переписки между советским посольством в Австралии и Москвой. Однако в уже упомянутом докладе АНБ, написанном в ноябре 1944 года, содержалось заключение о том, что «кроме первичного анализа переписки и общих утверждений о том, что разведывательная информация получена из сообщений русских, […] в военной переписке Японии не найдено никаких других свидетельств успеха чисто криптоаналитического характера в работе над вскрытием шифрсистем России».
Составители доклада, подготовленного в АНБ год спустя, также были настроены весьма скептически по поводу успехов, которых японским криптоаналитикам удалось добиться в чтении дипломатической шифрпереписки Советской России.
Во-вторых, японцы могли получать информацию непосредственно из советского посольства в Чункине. В тогдашней столице Китая у них был ценный агент, работавший в Министерстве иностранных дел. Однако нет никаких доказательств, что этот агент имел доступ в посольство Советской России в Чункине. Кроме того, вряд ли советские дипломаты в Канберре отсылали какую-либо информацию в Чункин. Да и добытые разведывательные данные японский агент отправлял прямиком в Токио, минуя Харбин.