В-третьих, японские агенты могли добывать секретные сведения в самой Москве. Но тогда в качестве источника этих сведений не мог быть указан Харбин.
В-четвертых, у японцев мог быть агент в советском консульстве в Харбине. Однако, остается открытым вопрос о том, зачем Москва отправляла информацию, полученную из Канберры, в Харбин.
И наконец, в-пятых, русские могли специально снабжать японских агентов в Харбине фальшивой информацией. Эту информацию они для достоверности разбавляли правдивыми сведениями, которые мало влияли на отношения между двумя странами, но зато способствовали затягиванию военных действий на Тихом океане, чтобы Советская Россия, расправившись с Германией, успела принять в них участие и насладиться плодами победы над Японией.
Однако откуда бы японцы ни получали эту информацию, открытым оставался вопрос о том, где ее добывали русские. Ведь в качестве ее источника в дешифрованных японских телеграммах неизменно указывалось посольство Советской России в Австралии. Значит, именно там, среди местных жителей, поддерживавших контакт с советскими дипломатами в Канберре, следовало искать утечку секретных сведений, о которой австралийское военное командование сообщило правительству своей страны 6 января 1945 года.
К середине 1949 года в ходе проведения операции «Венона» американцам и англичанам удалось прочесть часть шифровок, которыми с середины 1943 года и до конца 1948 года обменивалась резидентура КГБ в Канберре с Москвой. В результате они воссоздали картину деятельности советской разведки в Австралии за этот период – богатую подробностями и правдивую, хотя и несколько фрагментарную и изобилующую пробелами, которые необходимо было заполнить данными, добытыми из других источников.
Уже в апреле 1947 года Мередит Гарднер и его коллеги из Арлингтон-Холла сумели частично дешифровать несколько десятков телеграмм, присланных из Москвы в резидентуру КГБ в Канберре и отосланных оттуда в Москву в период с апреля 1945 года по апрель 1946 года. В отчете, который Гарднер подготовил 30 августа 1947 года, говорилось о том, что адресатом подавляющего большинства прочитанных советских шифровок являлся «Виктор» и только единственная шифровка была адресована «Петрову». При этом под всеми шифровками стояла одна и та же подпись – «Ефим».
В одной из прочитанных шифровок содержался отчет о работе научных ассоциаций в Австралии, а в другой говорилось о том, что агент «Бен» добыл информацию об австралийской контрразведке. В дешифрованных советских телеграммах Гарднер также насчитал 13 упоминаний агента «Клода», из которых восемь начинались словами «Клод» сообщил». Осенью 1947 года Гарднер сумел прочесть еще одну советскую шифровку, в которой «Виктору» сообщалось о том, что от своих агентов в «Захолустье» резидентура КГБ в Канберре получила копии секретных документов английского Министерства обороны. К началу 1948 года американские криптоаналитики читали советскую шифрпереписку Канберра – Москва почти сразу после ее перехвата. А в начале 1949 года благодаря совместным усилиям специалистов из АНБ и ЦПС удалось восполнить имевшиеся пробелы в частично дешифрованной советской переписке между Канберрой и Москвой за 1944–1948 годы.
В количественном отношении объем «австралийских» дешифровок «Веноны» был очень небольшим. Только для нескольких сотен телеграмм удалось получить хоть какие-то отрывки содержательного текста, что составляло примерно 10 % от общего числа всех шифровок, которые были прочитаны в ходе проведения операции «Венона». А учитывая тот факт, что с 1943 по 1948 год между Москвой и резидентурой КГБ в Канберре было переслано около пяти тысяч телеграмм, получается, что доля дешифрованной переписки составила менее 5 %. Негусто.
Была и другая отрывочная информация, которую удалось получить путем криптоанализа. Сюда относились подписи под телеграммами, имена их адресатов и некоторые стандартные словосочетания (типа «Клод» сообщил»). В некоторых случаях эта информация оказалась весьма кстати. И тогда вскрытие подписи под сообщением помогало определить псевдоним, который использовался для обозначения адресата другого сообщения. Так произошло, например, с «Петровым», который подписался под циркуляром, разосланным 7 апреля 1946 года. В нем сообщалось о предательстве шифровальщика советского посольства в Канаде Игоря Гузенко и о необходимости принять дополнительные меры безопасности в связи с этим событием.
Кроме того, повторное упоминание какого-либо псевдонима в нескольких телеграммах означало, что агент, который под ней скрывался, вел активную разведывательную деятельность, а если о двух или больше агентах говорилось в одном сообщении, то, значит, между ними была определенная связь. Однако большая часть такой отрывочной информации была малопригодна для использования и давала больше поводов для дальнейших вопросов, чем удовлетворяла любопытство заинтересованных в ней лиц.
Несмотря на свои довольно скромные масштабы, операция «Венона» в Австралии оказалась весьма плодотворной и с криптоаналитической, и с контрразведывательной точки зрения. Благодаря включению документов английского Министерства обороны в тексты донесений, которые резидентура КГБ отсылала в Москву, весной 1946 года Гарднеру и его коллегам удалось реконструировать значительную часть кодовой книги, использовавшейся для засекречивания этих донесений. Что же касается контрразведки, то для нее очень полезной стала информация о профессиональных приемах, практикуемых советскими разведчиками, о целях и задачах, которые перед ними ставило их руководство в Москве, а также сведения о советских агентах в Австралии.
Почти все телеграммы, отправленные в резидентуру КГБ в Канберре из Москвы с августа 1943 года по июнь 1946 года, были подписаны «Виктором» – генерал-лейтенантом Фитиным, начальником внешней разведки КГБ. С июля 1946 года по июнь 1948 года вместо Фитина эти телеграммы стал подписывать генерал-лейтенант Петр Васильевич Федотов («Иванов»), руководивший в этот период (с 1946 по 1949 год) внешней разведкой КГБ. Федотова сменил полковник Иван Райна («Юрьев»), в 1950 году возглавивший 1-е управление КГБ, которое занималось проведением разведывательных операций за рубежом. В особых случаях, когда в телеграммах затрагивался очень важный вопрос, под ними ставил свою подпись Берия[200] («Петров»). Если в телеграмме была информация, имевшая отношение к обеспечению связи между резидентурами КГБ за границей и Москвой, то такие телеграммы обычно отправлялись от имени полковника Алексея Щеколдина («Щек»), начальника шифровального отдела КГБ. Телеграммы из Канберры в Москву подписывал Семен Иванович Макаров («Ефим»), резидент КГБ в Австралии, работавший под дипломатическим прикрытием. В них очень часто упоминался офицер КГБ Федор Андреевич Носов («Техник»), в 1943–1950 годах действовавший в Австралии под журналистским прикрытием. Есть также ссылки на сотрудников ГРУ («Соседей»), хотя в шифртелеграмме из Москвы от 21 марта 1946 года содержится строгий приказ Макарову «не слишком откровенничать с ними».
Москва также категорически запретила своим резидентурам обсуждать оперативные вопросы в тех донесениях в Москву, в которых излагалась добытая разведывательная информация. К оперативным относились вопросы финансирования, материального обеспечения и вербовки агентов, а также указания о конкретных направлениях ведения разведывательной деятельности. Как говорится в телеграмме, отправленной 10 апреля 1945 года из Москвы в Канберру и подписанной Фитиным, сотрудникам резидентуры «запрещается касаться оперативных вопросов в разведывательных телеграммах», а шифровальщикам – «объединять разведывательную и оперативную информацию в одном и том же сообщении».
В большинстве прочитанных шифровок, которыми обменивались Москва и резидентура КГБ в Канберре в 1943–1944 годах, обсуждались организационные вопросы – такие, как работа резидентуры, а также отношения между резидентурой, с одной стороны, и коммунистами – с другой. В телеграмме от 21 августа 1943 года Москва отдала распоряжение резидентуре, чтобы та обратила особое внимание на налаживание работы нелегалов независимо от коммунистов и на привлечение к этой работе только «самых надежных и компетентных агентов, которые не находятся под подозрением у местных властей и о чьем сотрудничестве с нами известно ограниченному числу наших агентов».
В сентябре 1943 года, после упразднения Коминтерна, в отношениях с австралийскими коммунистами произошли существенные изменения. Как отметил Фитин в своей телеграмме от 12 сентября 1943 года, «изменение обстановки и особенно роспуск «Большого дома»[201] требуют внесения изменений в способ, который используют работники наших резидентур для поддержания связи с местными организациями «Земляков» по вопросам разведки».
В этой же телеграмме Фитин сообщил, что отныне «встречи наших работников могут проходить только со специальными подпольными связными из состава организаций «Земляков», которые не находятся под подозрением […] местных властей, и могут касаться исключительно специфических вопросов нашей разведывательной работы (вербовки […] агентов, выявления источников информации, проверки потенциальных объектов вербовки и т. д.)».
Десятки телеграмм были посвящены прозаическим организационным и финансовым вопросам. Ежеквартально австралийской резидентуре КГБ перечислялись деньги (в австралийских фунтах) на оперативные нужды. В результате значительная часть переписки Канберры с Москвой содержала сведения о денежных переводах и отчеты о расходах. Например, в телеграммах за 19 августа и 6 сентября 1945 года Москва проинформировала резидентуру в Канберре о том, что 500 фунтов были отправлены телеграфом в соответствии со сметой третьего квартала и что аванс в 300 австралийских фунтов также был отослан для покрытия расходов на телеграф в третьем квартале 1945 года.
Многие шифровки из Москвы в Канберру имели прямое отношение к оперативным вопросам и обеспечению безопасности. В них давались детальные инструкции о том, как организовывать тайные встречи с агентами, как фиксировать полученную от них в письменном или устном виде информацию и как поддерживать надежную связь с Москвой. Например, в телеграмме, отправленной из Москвы в Канберру 21 августа 1943 года, был приказ резиденту КГБ в Австралии Макарову связаться с нелегалом, используя следующий пароль и отзыв к нему: