ел в себя и заметно повеселел. Деньги были переданы в конце беседы. [ «Клоду»] было также сообщено, что деньги предназначались ему лично и [что] никто не должен был об этом знать».
В конце 1945 года Москва ввела в употребление кодовое слово «Атлет» для обозначения агента, процесс вербовки которого не был еще должным образом завершен, но которого можно было время от времени использовать в качестве источника секретной информации и для выполнения разовых поручений. Первым австралийским «Атлетом» стал агент по кличке «Резец», которого Москва утвердила в этом качестве в ноябре 1945 года. В апреле 1947 года «Атлетами» стали еще два агента-женщины – «Слава» и «Боевая», идентифицировать которых так и не удалось.
В дешифровках «Веноны» можно встретить упоминание более двух десятков псевдонимов, которые были даны в Москве людям, постоянно проживавшим в Австралии (кстати, не все из них были австралийскими гражданами). И хотя присвоение псевдонима свидетельствовало о том, что получивший его человек регулярно в той или иной форме оказывает услуги сотрудникам резидентуры КГБ в Канберре, это вовсе не означало, что он является агентом и сознательно снабжает русских секретной информацией. Например, Джон Фергюсон, часто встречавшийся с Носовым, Клейтоном и Причард, получил псевдоним «Рафаэль», но не потому, что являлся штатным агентом советской разведки, а поскольку очень часто упоминался в телеграммах, циркулировавших между резидентурой КГБ в Канберре и Москвой. Несколько человек, служивших для КГБ источниками информации, даже не подозревали об этом. Так случилось, например, с агентом «Внуком»[205] и с Тросселем в 1944–1945 годах. Про таких людей в КГБ говорили, что используют их «втемную». Иными словами, это были люди, которые, по терминологии КГБ, «с относительной готовностью реагировали на попытки их неосознанной эксплуатации».
С помощью «Веноны» австралийским контрразведчикам удалось составить детальное представление о методах и приемах, которые советская разведка использовала для работы со своими агентами в Австралии. Резидент КГБ в Канберре Макаров исполнял функции куратора в очень редких случаях. Например, в 1944–1945 годах он регулярно встречался с «Внуком». В свою очередь, в Сиднее другой сотрудник резидентуры КГБ, Носов, время от времени вступал в прямой контакт с несколькими агентами, в частности – с Причард.
Однако на подобные контакты сотрудники резидентуры шли в очень редких, исключительных случаях. Из дешифровок «Веноны» следует, что главным руководителем советской разведывательной сети в Австралии был Клейтон. В отличие от США и Англии, где у КГБ было несколько агентурных групп, у каждой из которых имелся свой руководитель, в Австралии была всего одна советская разведывательная сеть и ею единолично руководил Клейтон. Он не только выискивал для КГБ потенциальных агентов и вербовал их, но и давал им задания, а также забирал собранную ими информацию. Из Москвы нередко приходили запросы в адрес Клейтона с просьбой отчитаться в своей деятельности и обрисовать ее перспективы на будущее.
В феврале 1945 года у Клейтона состоялась серия встреч с Носовым. На этих встречах Клейтон в письменном виде передал Носову собранные им сведения о событиях и людях, представлявших интерес для Москвы, и получил задание раздобыть копии отдельных правительственных документов. Клейтон попытался найти подходы к нескольким тайным коммунистам, которые по роду службы были допущены к различным секретным данным. Об этой своей деятельности Клейтон не всегда информировал Москву. Например, он снабдил Бернье подробными инструкциями о том, как себя надо вести, чтобы получить доступ к интересовавшей Москву информации. Позднее Клейтон завербовал Милнера, Кристиансена и Хилла, заручившись только согласием Макарова и не поставив Москву в известность об этом факте. Иногда Клейтон даже не удосуживался раскрывать перед Москвой источники добываемых им данных.
Такое вольное поведение Клейтона встревожило Москву. 6 октября 1945 года, после того, как Клейтон получил и передал в Москву информацию от Милнера и Хилла, оттуда пришла телеграмма, в которой Макарова обязали передать Клейтону просьбу быть более осторожным и «не обременять себя получением информации, не имеющей большого значения для Москвы, а сосредоточиться на важных материалах оперативного и разведывательного характера».
Несколькими днями позже Москва распорядилась, чтобы встречи с Клейтоном происходили не чаще одного раза в месяц и чтобы «Клод вступал в контакт с Беном[206] и другими сотрудниками Захолустья[207] исключительно по организационным вопросам».
Кроме того, до специального уведомления Клейтон не должен был заниматься сбором документированной информации. В течение года после этого Клейтон и Носов встречались каждые три или четыре недели. Однако в октябре 1946 года Макаров получил из Москвы телеграмму о том, что в соответствии с полученной там информацией в Австралии отмечена активизация работы местной контрразведки (включая усиленную слежку за дипломатическим представительством Советской России в Канберре). В этой телеграмме также содержался приказ временно приостановить все контакты с Клейтоном. В ней говорилось, что «Ефим[208] должен объяснить Клоду, что в данный момент им обоим никакая непосредственная опасность не грозит и что этот временный отказ от встреч с Клодом предпринят в качестве простой меры предосторожности».
Москва руководила разведывательной деятельностью резидентуры КГБ в Канберре, формулируя конкретные направления этой деятельности и выделяя среди них наиболее приоритетные. Что касается приоритетов, то в телеграмме от 20 октября 1945 года Москва распорядилась, чтобы усилия сотрудников резидентуры по добыванию информации были сосредоточены только на Министерстве иностранных дел, политических партиях и контрразведывательных организациях.
Москва незамедлительно сообщала Макарову обо всех случаях, когда собранная им информация не имела особой ценности. Например, 19 сентября 1945 года Москва проинформировала Макарова, что данные, полученные им от «Пальмы»[209], не представляли никакого интереса. Макаров должен был довести до сведения «Пальмы», что его информация Москву совершенно не удовлетворяла.
Письменные донесения от Клейтона вместе с другими материалами полагалось отсылать в Москву курьерской почтой. Однако Макаров время от времени отправлял телеграммы в Москву с изложением содержания тех документов, с которыми там, по его мнению, должны были как можно скорее ознакомиться по оперативным или иным соображениям. Наиболее ценным источником сведений, касавшихся оперативных вопросов, был Хьюз, который в июле 1945 года показал Клейтону несколько секретных документов, имевших прямое отношение к австралийской контрразведке. 1 сентября 1945 года Макаров послал Фитину длинную телеграмму, в которой подробно изложил содержание этих документов. В ответ Фитин попросил Макарова в своей телеграмме от 15 сентября 1945 года «выразить Клоду благодарность от нашего лица за успешную работу в этой области».
В сентябре 1945 года Клейтон договорился с Хиллом, чтобы тот регулярно приносил ему телеграммы, полученные Министерством иностранных дел Австралии из Форин Офис. В течение года Хилл сумел добыть сотни этих телеграмм. Самые ранние из них были датированы декабрем 1944 года, но большинство были отправлены совсем недавно. В них затрагивались дипломатические, стратегические и политические вопросы (к примеру, обсуждалась ситуация в Болгарии и Польше, развитие событий в Исландии и Аргентине, а также проблемы, с которыми сталкивалась Индонезия). При этом добытые Хиллом телеграммы доставлялись в резидентуру КГБ в Канберре весьма оперативно. Например, резюме телеграммы, посланной из Лондона в Канберру 16 октября 1945 года, оказалось в Москве уже 8 ноября, а содержание телеграммы, которую английский премьер-министр Клемент Аттли послал своему австралийскому коллеге Бену Чифли 23 октября 1945 года, в Москве узнали не позднее 16 ноября того же года. Иногда в резюме, которые Макаров готовил на основе материалов, полученных от Хилла, можно даже встретить служебные номера телеграмм, которыми их снабжали в Форин Офисе.
Через Макарова Москва часто обращалась к Клейтону с просьбой попытаться раздобыть тот или иной документ. В начале 1946 года в Москве узнали, что у Милнера был доступ к документам английского Министерства обороны. Резидентура КГБ в Канберре получила приказ из Москвы в кратчайшие сроки добыть два секретных документа Министерства обороны Англии – «Защита Западного Средиземноморья и Восточной Атлантики» и «Защита Индии и Индийского океана». 8 марта 1945 года Макаров телеграфировал в Москву Фитину о том, что «ему стали известны некоторые детали, касающиеся документа, о котором вы знаете», и что этот «документ попал в «Захолустье», где его изучают, и возможно, что в середине месяца к нему удастся получить доступ».
19 марта 1946 года Макаров доложил Фитину, что он получил копии секретных документов, озаглавленных: «Защита Западного Средиземноморья и Восточной Атлантики» и «Защита Индии и Индийского океана». В телеграмме, отправленной Макаровым в Москву, говорилось: «Операция по передаче документов была организована «Клодом» в Канберре, куда он недавно прибыл на машине (одной из тех, что используется им для выполнения наших поручений). Документы были отданы нам на 35 минут. За это время мы сфотографировали их и вернули «Клоду».
Макаров отметил также, что хотя полученные через Клейтона документы и представляют огромный интерес для руководства в Москве, при их передаче по телеграфу объем сообщения будет непомерно велик. Тем не менее из Москвы поступил приказ Фитина телеграфировать эти документы как можно скорее. Их текст общим объемом в 12 тысяч слов был разбит на 12 частей, каждая из которых была отправлена в Москву отдельной телеграммой между 22 марта и 3 апреля 1946 года.