Организаторы церемонии распространили среди ее участников буклет, в котором говорилось о том, что чтение советских шифровок стало результатом нечеловеческих усилий американских криптоаналитиков, применивших последние достижения научной мысли. В этом деле их единственным оружием был интеллект. Мол, все происходило без какой-либо оперативной поддержки со стороны других спецслужб в виде захваченных на поле боя кодовых книг, украденных открытых текстов или иной секретной информации, полученной из комнат, где работали советские шифровальщики. В буклете особо подчеркивался и тот факт, что все операции по дешифрованию выполнялись исключительно вручную, без привлечения компьютеров и даже калькуляторов. В результате, как говорится в буклете, «почти вся переписка КГБ между Вашингтоном и Москвой за 1944–1945 годы, которую можно было прочесть, была в большей или меньшей степени прочитана между 1947 и 1952 годом».
Но тогда очень трудно понять, почему в АНБ не смогли добиться существенного продвижения в работе над вскрытием советских шифров в 1950-е годы, когда в США появились первые полноценные аналоги современных компьютеров. Ведь если все происходило именно так, как описано в упомянутом выше буклете, дешифровальные возможности АНБ должны были существенно возрасти за счет использования компьютерной техники. А раз этого не случилось, значит, труд американских дешифровальщиков не был исключительно ручным. Подтверждение этому можно найти в воспоминаниях Р. Ламфира, который признал, что сотрудники АНБ действительно применяли в своей работе над советскими шифрами один из первых рудиментарных компьютеров, созданных в США.
Согласно тому же Ламфиру, существенную роль в дешифровании советской переписки сыграли кодовые книги, захваченные финнами в советском консульстве в Петсамо. Американская военная разведка получила к ним доступ не позднее 1945 года. И хотя в сопроводительном тексте, которым снабжены дешифровки «Веноны», выложенные для всеобщего ознакомления на интернет-сайте АНБ, говорится, что в АНБ эти кодовые книги попали только в 1953 году, трудно поверить, что на это ушло более семи лет. Кроме того, в 1945 году шифровальщик советского посольства Гузенко передал западным спецслужбам открытые тексты более ста шифртелеграмм ГРУ. А в 1948 году в распоряжении криптоаналитиков АНБ оказались также открытые тексты, украденные сотрудниками ФБР в 1944 году в ходе тайного проникновения в здания советского торгового представительства в Нью-Йорке. Таким образом, тезис о необычайных мыслительных способностях американских дешифровальщиков является, по меньшей мере, спорным.
Весьма сомнительным выглядит и заявление о потрясающих успехах, которых спецслужбам США удалось добиться в ходе проведения операции «Венона». Зафиксирован лишь один случай, когда советский агент был пойман и осужден на основе информации, почерпнутой из дешифровок «Веноны» (однако и этот случай не всеми признается как абсолютно бесспорный). Почти полное отсутствие положительных результатов в том, что касается уголовного преследования американских граждан, уличенных в шпионаже в пользу Советской России благодаря «Веноне», в основном объясняется нежеланием американских спецслужб использовать дешифровки «Веноны» в суде.
1 февраля 1956 года Алан Бельмонт, третий по важности человек в иерархии ФБР, распространил среди своих коллег, допущенных к операции «Венона», служебную записку. В ней Бельмонт изложил собственные соображения относительно перспектив судебного разбирательства в отношении лиц, доказательства вины которых базировались на дешифровках «Веноны». По мнению Бельмонта, эти перспективы были весьма неутешительными. Причин было две.
Во-первых, американские спецслужбы не хотели, чтобы противник во всех подробностях узнал об успехах, которых они добились в чтении его шифрпереписки. Этой информацией с удовольствием воспользовались бы не только КГБ и ГРУ, но и советская пропаганда. Ведь в США занимались перехватом и дешифрованием советских сообщений в то самое время, когда Советская Россия была главным союзником американцев в войне против Германии и Японии. Эти действия США выглядели особенно вероломно, если учесть, что в ходе Второй мировой войны президент Рузвельт лично разрешил советским дипломатам использовать средства радиосвязи, принадлежавшие американским военным, для отсылки своих сообщений в Москву. При этом Рузвельт клятвенно заверил русских, что правительство США не будет перехватывать их сообщения или каким-то иным образом вмешиваться в процесс осуществления связи с Москвой.
Во-вторых, большие сомнения у Бельмонта вызывала возможность использовать дешифровки «Веноны» в качестве достаточно весомых улик в суде. Он полагал, что защита немедленно заявит протест против их использования, объявив дешифровки «Веноны» доказательствами, основанными на слухах. Поскольку суд не имел возможности выслушать показания ни отправителя шифрованного сообщения, ни его получателя, содержание этого сообщения было бы признано слухами чистой воды, которые не могли служить доказательством вины. Конечно, обвинение могло попытаться отвести протест защиты, пригласив в качестве экспертов сотрудников АНБ, которые занимались перехватом и дешифрованием советских сообщений. Однако, учитывая фрагментарность дешифровок «Веноны», предположительный характер некоторых частей полученного открытого текста и повсеместное использование псевдонимов вместо настоящих имен агентов, можно было предположить, что защита высказала бы обоснованные сомнения в компетентности экспертов, приглашенных обвинением, и предложила бы привлечь к участию в судебном процессе своих экспертов-криптоаналитиков. Последние могли запросить у АНБ другие дешифровки «Веноны» на том основании, что в них, предположительно, содержалась информация, свидетельствующая о невиновности обвиняемых. Однако в запрошенных дешифровках присутствовали и сведения, касавшиеся советских агентов, в отношении которых расследование еще не было завершено. Преждевременное разглашение этих сведений ФБР считало весьма нежелательным. Кроме того, экспертам из АНБ пришлось бы подробно рассказать о методах, которые они использовали в работе над советскими шифрами, а этого американские спецслужбы не желали делать ни при каких обстоятельствах.
Самым туманным звеном в операции «Венона» продолжает оставаться процесс, в ходе которого АНБ и ФБР установили соответствие между псевдонимами советских агентов, упомянутых в дешифровках «Веноны», и их настоящими именами. Конечно, есть дешифровки, в которых одновременно приводятся и те и другие, но такое случалось весьма редко. Зато имеются и случаи, когда носитель того или иного псевдонима был идентифицирован неверно. Например, в ФБР долгое время считали, что под кличками «Серб» и «Реле» в дешифровках «Веноны» фигурирует Мортон Собелл, пока в одном из прочитанных сообщений не было найдено упоминание о том, что у «Реле» была искусственная нога. А советского агента «Антенна» в ФБР первоначально идентифицировали как Иосифа Вейсброда, биографические данные которого полностью соответствовали информации, полученной из дешифровок «Веноны». И только позже, в ходе расследования, проведенного сотрудниками ФБР, удалось установить, что это был никакой не Вейсброд, а Юлий Розенберг.
Довольно спорной представляется и идентификация советского агента «Алеса» как Элджера Хисса. В примечании, которым безымянный аналитик АНБ снабдил упоминание об «Алесе» как о ценном источнике информации военного характера, в одной из советских шифровок спустя почти четверть века после того, как она была перехвачена, говорится, что, возможно, «Алесом» был Хисс. Возможно. Однако нет никаких других доказательств, что это именно так. Несостоятельны ссылки на советского перебежчика Олега Гордиевского, который задолго до предания гласности дешифровок «Веноны» публично заявил, что Хисс и «Алес» – это одно и то же лицо. Гордиевский сослался на американского журналиста Томаса Пауэрса, который, в свою очередь, сказал, что услышал об этом от сотрудника ФБР, видевшего упомянутое выше примечание к тексту советской шифровки. Не находит подтверждения и тезис о том, что содержание этой шифровки полностью подтверждает сведения, полученные из других источников, в частности от Уиттейкера Чэмберса. Чэмберс никогда не утверждал, что Хисс служил источником секретных военных сведений. Известно также, что летом 1945 года советский посол в США Громыко официально довел до сведения своих американских коллег из Государственного департамента мнение Москвы о том, что советское правительство не возражает против назначения Хисса Генеральным секретарем ООН. Трудно предположить, чтобы таким образом Громыко пытался оказать КГБ посильное содействие в продвижении Хисса на более высокий дипломатический пост. Эффект от этих действий был, скорее, обратным.
Отдельного упоминания при обсуждении вопроса о том, был или не был Хисс советским агентом, заслуживает книга американского историка Аллена Вейнштейна и бывшего сотрудника российской Службы внешней разведки (СВР) Александра Васильева «Лес с привидениями», изданная в 1999 году. В ней обильно цитируются документальные материалы, в которых псевдонимы агентов заменены на их настоящие имена. В частности, авторы пишут, что в архивах КГБ имеются документы, подтверждающие идентификацию «Алеса» как Хисса. В 1992 году с этими документами уже знакомился известный историк Дмитрий Волкогонов, который потом сделал официальное заявление о том, что не нашел в них никаких подтверждений сотрудничества Хисса с советской разведкой. Семь лет спустя Вейнштейн и Васильев рассудили иначе. Однако по словам Бориса Лабусова, начальника пресс-бюро СВР, авторы «Леса с приведениями» не имели прямого доступа к архивным документам КГБ, а пользовались лишь выписками из них, подготовленными сотрудниками СВР. И поэтому когда в своей книге они указывают ту или иную фамилию вместо псевдонима агента, то это следует расценивать как простую догадку с их стороны. А официальная позиция СВР относительно Хисса не претерпела никаких изменений с 1992 года: в архивах этой службы нет документов, свидетельствующих о том, что Хисс когда-либо являлся агентом советской разведки.