— Да ты в ведро загляни, Пётр Александрович! Там таких десяток уже… И этот не последний! — Император положил удилище на помост и наклонился над жестяным ведром, наполовину наполненным водой, где били хвостами ещё живые серебристые хариусы. — А? Знатно?
Черевин с любопытством оценил количество и качество улова, утвердительно кивая головой, пока августейший рыбак занялся снаряжением снасти для следующего заброса.
— Чего хотел-то? — не отрывая взгляда от банки с червями, спросил генерала император. — Стряслось чего?
Черевин, будучи пятнадцать лет тому в звании полковника, уже состоял флигель-адъютантом при покойном батюшке нынешнего императора, и с тех пор безошибочно научился различать настроение первого лица и без труда мог прогнозировать результат той или иной аудиенции до того, как чиновник, вызванный на доклад, переступал порог кабинета Его Величества.
В последней фразе Александра Третьего генерал сейчас прочёл ноту раздражения, а это значило, что министр иностранных дел Гирс вполне мог если не попасть под горячую руку, то как минимум уйти ни с чем. Император тщательно отделял время, отведённое на семью и отдых, от рабочего. А работал он много. Очень много. И сегодня позволил себе рыбалкой отвлечься от забот. Поплавок действовал на государя магически. После рыбалки на закате он в восемь вечера обедал с семьёй и потом мог с ясной головой в одиночестве читать корреспонденцию в кабинете до глубокой ночи.
— Прибыл министр иностранных дел Гирс, ваше величество. Прикажете звать сюда или ему ожидать в приёмной? — Генерал демонстративно приподнял подбородок, чем заставил царя улыбнуться. За это он и любил своего генерал-адъютанта, что тот всегда точно соответствовал моменту, а так как сейчас разговор шёл не о хариусе, то Черевин как заправский поручик принял стойку «смирно».
— Да только клёв пошёл! Зови его сюда, раз так срочно! — покачал головой император, закидывая поплавок. Генерал щёлкнул каблуками и удалился исполнять приказ.
Министр Гирс застал государя за очередным уловом.
— Какой, а? — Александр Александрович прижал удилище локтем, пытаясь усмирить трепыхающуюся на крючке рыбу. Ловким движением опытного рыбака он поймал леску, ухватился за цевьё и вытащил крючок, основательно зацепивший хариуса за нижнюю губу. — Как тебе, Николай Карлович? Ты всё в своих департаментах пыльных прозябаешь, сколько говорю тебе — воздух и рыбалка ум проясняют почище любого вина! Даже с баней не сравнить. А ты меня слушать не хочешь, Николай Карлович…
Следующая наживка ушла в глубину пруда вслед за грузом.
— Оно так, ваше величество… Пора бы и о цвете лица подумать… Здесь, в Гатчине воздух не в пример петербургскому. Удилище мне уже справили, но в этот раз я по делу срочному, даже не предполагал, что нарушу такую идиллию… Должен извиниться… — Гирс намеренно делал паузу между предложениями, чтобы предусмотрительный Черевин, который сопроводил его к рыбацкому помосту со львом на постаменте, успел удалиться. Ему не подобало присутствовать при подобных докладах, если на то не случалось высочайшего повеления.
— Ну ладно расшаркиваться, Николай Карлович. Не на коллегии. Говори, чего тебя нелёгкая принесла…
Очередная поклёвка оказалась неудачной. Крючок опустел. Гирс дождался, пока внимание царя переключится с очередного червя на поплавок, подошёл поближе и негромко произнес:
— Европа на пороге войны, мой государь…
Поплавок на идеально ровной поверхности пруда замер и не двигался, будто рыба там, под водой, прочувствовав всю драматургию момента, решила не мешать собеседникам. Ни единого движения.
— Европа может подождать, пока русский царь удит рыбу, — ровным голосом произнёс рыбак, не отводя глаз от поплавка.
Черевин оказался прав, оставляя министру иностранных дел минимум шансов на успех аудиенции.
Гирс тоже заметил резкую перемену настроения царя, и дело здесь, конечно, было не в замершем поплавке. Николай Карлович понимал, что выбрал не самое лучшее время для доклада, но дело для него стояло выше придворных тонкостей, а оно сейчас не терпело отлагательств.
— Всё же осмелюсь доложить, что это так. Утром нами получена шифрованная депеша из Берлина. Бисмарк[16] ищет тайных союзников против нас и Франции. Или уже нашёл. Это означает именно то, о чём я предполагаю. Я не хотел бы сгущать краски, ваше величество, но подобные довольно рискованные, как на мой суд, интриги, имеют в своей основе далеко идущие планы.
Поплавок мёртво стоял на воде.
Пользуясь паузой и тем, что от царя не последовало гневной реплики, Гирс продолжил:
— Осмелюсь предположить, что Вильгельм[17] не совсем искренен, когда в своих письмах уверяет в крепости ваших родственных связей…
Рыбак с раздражением вытащил удочку, поплевал на пальцы, как это положено, а затем поправил червя, извивающегося на крючке, и спустя некоторое время произнёс:
— Половина Европы — между собой родня. От этого войн меньше не стало. Делёж между родственниками — самое кровавое дело. Неужто ты, Николай Карлович, можешь предположить, что я деревенский простак? Какая вошь тебя укусила? — То, как император двигал желваками, было заметно даже сквозь его густую, немного рыжеватую бороду.
Министр Гирс имел привычку готовиться к любому повороту событий в ходе аудиенции, и такая реакция императора не застала его врасплох. Он прогнозировал, что царь после доклада о шифровке из Берлина будет пребывать не в лучшем расположении духа — император больше всего не любил разочаровываться в людях. Ни один мускул на сухощавом лице министра не дрогнул, он не опустил взгляд, сохраняя достоинство и официальный вид.
— Ни в коем случае, ваше величество! — Гирс демонстративно выпрямился. — Мой долг — это донести сомнения и дать предложения по выходу из всех дипломатических хитросплетений. Моя сегодняшняя тревога состоит в том, ваше величество, что я до сих пор не получил высочайшей резолюции на подготовку тезисов для ответа на письмо Вильгельма, полученное вашим величеством намедни фельдъегерской службой. Именно поэтому, получив шифровку из Берлина, я посчитал необходимым немедля доложить об этом лично.
Гирс чётко, но несильно кивнул, что означало конец доклада.
Закидывать удилище царь не стал. Он положил его на помост, упёр кулаки в бока пониже ремня своей простенькой шинели без опознавательных знаков и одарил министра взглядом настолько жёстким, что на некоторое мгновение Гирс пожалел о своей инициативе.
— Рвение ваше достойно похвалы, — ответил Александр Третий, но произнесено это было так, что Гирс прочувствовал ещё десяток невысказанных слов. — Следующий раз не связывайте между собой значимую, по вашему мнению, информацию и составление какой-либо бумаги. Докладывайте сразу, Николай Карлович. Без проволочек и этих ваших дипломатических хитростей. Как сегодня. Составление ответа кайзеру пусть вас не тревожит… У вас есть ещё что добавить?
Промолчать сейчас для Гирса значило бы — полностью уронить себя и в своих глазах, и в глазах императора.
— Есть, ваше величество! При написании ответа прошу вас учесть, что на нашей стороне только опыт, интуиция и знание того, что в Германии есть Бисмарк — хитрый лис, который, если будет нужно, и Вильгельма обведёт вокруг пальца. О планах Бисмарка в европейских делах достоверно ничего не известно. Есть опасения, что он ведёт двойную игру. Если это так — Вильгельм может быть не посвящён в детали. Бисмарк сначала свой план реализует, а затем представит как личную победу.
Кулаки императора исчезли за его широкой спиной. Черевин, наблюдавший с пригорка за ходом этой аудиенции, противоречившей всем пунктам протокола, позволил себе широко улыбнуться. На помосте высоченный бородатый мужик в сапогах и лёгкой, подпоясанной широким армейским ремнём шинели, который с высоты своего роста пытался услышать дворянина на две головы ниже его. При этом дворянин держал в руке цилиндр и пытался что-то доказать, глядя перед собой вверх. Человек несведущий мог бы вполне подумать, что этот маленький дворянин попал в большую неприятность на большой просёлочной дороге. Правдоподобность сюжета, родившегося в голове генерала, портил только лев на мраморном постаменте за спиной мужика.
— Ваши выводы, министр… — Император на секунду задумался и потом принялся прохаживаться по помосту. — … сырые, как мокрая акварель. Мне ли вас учить, что для подобных заявлений нужны веские основания! В каждом своём слове вы исключительно предполагаете. Каждое ваше «если» — это путь к ошибочному решению, которое только и ждут от нас в Европе, чтобы втянуть в очередную бойню. На Балканах, к примеру. Я не хочу больше слышать от вас никаких допущений и предположений. Только факты. Вы слышите меня, Гирс?
Николай Карлович, конечно же, всё прекрасно слышал. Он только и ждал такого поворота:
— Для того, чтобы акварель просохла, ваше величество, нужно совершенно немного времени. Для этого мне нужно отправить в Вену, в нашу дипломатическую миссию, двух морских офицеров его величества.
— Так в чём же дело, Гирс? Отправляйте! — Император успел поднять удочку, нанизать червя и закинуть поплавок в воду.
— Один из них разжалован со службы. Расследование установило, что ему не хватило нескольких шагов для того, чтобы уберечь вашего батюшку от бомбы заговорщиков…
В душе Александра Третьего вскипела волна ярости. Так случалось каждый раз, когда ему приходилось вспоминать тот проклятый день — 1 марта 1881 года, когда ему пришлось наследовать престол после смерти отца.
— Если бы каждый раз мне или моему отцу для принятия решения не хватало одного шага, то Европа нас уже давно бы разорвала на куски. Не хватило шагов? Значит, нужно было бежать, а не идти!
Поплавок неожиданно нырнул, удилище согнулось, и леска в напряжении натянулась как струна. Большущий хариус взлетел вверх, сверкая серебряными боками.
Довольный уловом, император схватил рыбу под жабры, а хариус, пытаясь как-то противостоять своей трагической участи, расправил громадный спинной плавник, выставив напоказ все красные и серые пятна, осыпавшие этот веер.