– Он будет снимать для телевидения, – сказал господин Файльбёк. – Теперь я знаю, где это, и могу сам поехать.
Он забрал записку.
– Не хочу препятствовать вашим планам. Но, возможно, вы знаете своего сына не так хорошо, как думаете.
– Перестаньте. Мне Карл не сделает ничего плохого. Мы не всегда понимали друг друга. Я – старый соци. Но Карл был прав. Он учился и разглядел всю гадость раньше меня. Только вот связался не с теми людьми.
Господин Файльбёк вышел на кухню и вернулся с двумя бутылками сливовицы.
– Это вам. А вы – молчок. Договорились?
Я не хотел брать бутылки, но он всучил мне их, можно сказать, силой.
Уже в передней он сказал:
– Я не нуждаюсь в услугах полиции. Если Карл замешан в этом деле, я убью его. Если нет, ему не место за решеткой.
Я обещал родителям приехать на несколько дней в Лондон. Но поездка на Мальорку не терпела отлагательства. Я позвонил в Лондон и сказал, что буду на неделю позже. Отец был возмущен результатами выборов:
– Преступники наверняка из правых радикалов. Как люди могут голосовать за правых?
В конце разговора он не преминул посоветовать:
– Возвращайся-ка ты в Лондон. Я уж точно больше не увижу Вену.
– Я думал, ты приедешь в мае.
– Встречу отменили. Сейчас есть дела поважнее, чем прием для эмигрантов.
Текст записки Файльбёка я запомнил, однако не был уверен, что и в самом деле застану его на Мальорке. Маршрут был составлен по меньшей мере полтора года назад. Я предполагал, что им пользовались для давних встреч с испанскими или французскими правыми радикалами. Однако попыткой не стоило пренебрегать. Чем ближе я подходил к цели, тем больше нервничал. В Сантаньи я совершил, как догадался позднее, серьезную ошибку. Мне надо было сразу отправиться в отель, а я, вместо того чтобы в муниципальном управлении или хотя бы в баре узнать, где можно остановиться, сразу двинулся в сторону Феланича, ориентируясь по дорожным указателям. Моя сумка не слишком оттягивала плечо. В ней были только полотенце, плавки, нижнее белье, магнитофон, восемь кассет и маленький фотоаппарат. Но я не учел, что, коль скоро я нигде не остановился, меня никто и не хватится, если я не вернусь.
Дорога становилась все уже, по обе стороны тянулись сложенные из камней стены. За ними виднелись бесчисленные миндальные деревья. В некоторых окруженных стенами садах разгуливали на воле свиньи. Они глодали кору миндальных деревьев. Куда ни глянь, ни одной человеческой фигуры. А время было уже за полдень. Солнце не только светило, как в Вене, но и припекало. Изредка проезжали автомобили. Водители не сразу могли меня заметить, так как дорога петляла. И мне приходилось прижиматься к стене. Примерно через полчаса моего пешего похода я увидел с левой стороны одинокую пальму, здесь дорога разветвлялась. Я огляделся и пошел по каменистому проселку. Но и он был стиснут стенами, правда перед ними росли кусты. Местами дорогу преграждали целые заросли. Машины тут, надо полагать, давненько не ездили. Во всяком случае следов от колес я не обнаружил. Чем дольше я шел, тем более зловещей казалась мне местность. Я то и дело останавливался, чтобы оглядеться и прислушаться. Где-то вдалеке блеяли овцы. Однако миндальные деревья затрудняли обзор. Двигался я очень медленно и прошел, наверное, уже не меньше часа, когда путь мне преградило поваленное дерево. Я перелез через него и продолжал плестись дальше. Дорога сворачивала вправо. Я осторожно выглянул из-за угла стены. Совсем близко стояли два дома: маленькая лачуга и в двадцати метрах от нее каменное строение с плоской крышей. На лужайке торчали какие-то светлые колонны и обрубки колонн. Когда яростное солнце немного успокоилось, я начал приглядываться. Оба дома казались пустующими. Оконные ставни были закрыты.
Я собрался с духом и пошел к большому строению. Колонны, мимо которых я прошагал, оказались кернами, или столбиками выбуренной породы. Перед домом была терраса. Я поднялся по двум ступенькам и еще раз огляделся. Потом постучал в деревянную дверь. В ответ – ни звука.
– Есть тут кто-нибудь?
Тишина. Я мобилизовал весь свой скудный запас испанских слов.
– Permiso? Hay alguien?[54]
Я прошелся вокруг дома. Все ставни были закрыты. Никаких признаков жизни. Я постучал еще раз и громко спросил:
– Permiso?
Тогда я взялся за ручку, дверь оказалась незапертой. Я толкнул ее, продолжая стоять на террасе. Только порог отделял меня от просторного помещения с высоким потолком. Прямо напротив двери – окно. Справа – лестница, ведущая на антресоли, под которыми находилось какое-то другое помещение, возможно, там была кухня. Еще я разглядел небольшую полку с книгами, высокое плетеное кресло, плиты пола. Через полуоткрытую дверь я не мог видеть правой половины комнаты. Я поставил сумку на пол и шагнул в дом. Справа стоял большой круглый стол, на нем – немытые стаканы и чайник. Под антресолями действительно была кухня. Дверь оставалась открытой. На маленьком столике полно грязной посуды – тарелки, кастрюли, ложка, вилка и нож. И тут я понял, что надо немедленно уносить ноги. Но было уже поздно. И оглянуться не успел, как за спиной услышал тихий голос:
– Поднимите руки и не оборачивайтесь.
Я вздрогнул и тут же поднял руки. Голос доносился с антресолей.
– Что вам здесь надо?
Значит, у меня есть шанс, подумал я. Он говорит со мной. А пока говорит, стрелять не будет.
– Вы Карл Файльбёк? Я пришел от ваших родителей. Я обещал им никому ничего не говорить, если найду вас.
– Не полощите мне мозги, господин Фрэйзер. Думаете, я не видел вас по телевизору?
– Да, я журналист. И тем не менее я обещал вашим родителям молчать.
Я подумал: почему бы не обернуться? Может, у него нет оружия? Он начал спускаться по лестнице. Я медленно повернул голову в его сторону. Окрика не последовало. Но я увидел направленный на меня ствол пистолета. Однако его держал вовсе не Файльбёк. Короткая белесая борода, впалые щеки, воспаленные глаза. Это был Инженер.
– Как вы меня нашли?
– Записка в пиджаке Файльбёка.
– Файльбёк – покойник. Да и вы скоро отправитесь вслед за ним.
– Если вы сделаете это, вам самому будет крышка. Есть люди, которые знают, где я. А ваше фото попало и в испанские газеты.
– Тогда будет два трупа. Или как?
– Я мог бы помочь вам найти более надежное пристанище. У меня есть верные люди во многих странах.
– Так вы ради этого сюда пожаловали?
– Нет, я хотел разыскать Файльбёка.
– Чего вам от него надо?
– Хотел просто поговорить с ним. Но можно и с вами. У меня сын погиб во время вашей акции.
– Меня там не было.
– Тогда вам нечего опасаться.
– Но я был одним из них.
Я заметил, что его бьет дрожь. Он приказал мне сесть в плетеное кресло. Затем попятился к двери, держа меня под прицелом. Он взял мою сумку. Когда захлопывал ногой дверь, едва не упал на пол. Он вытряхнул все содержимое и обследовал боковые карманы. Сквозь щели закрытых ставней все же пробивался какой-то свет, и в комнате было не так темно.
Он выглядел настоящим доходягой, который не спал целую вечность. Выдвинув на середину комнаты стул, он уселся напротив меня, ближе к двери. Руку с пистолетом опустил. Какое-то время мы молчали. Потом он спросил:
– Ну и что будем делать?
– Вы расскажете мне, почему вы убили моего сына Фреда.
– Да не убивал я, черт побери!
Вновь тягостное молчание. Он начал расхаживать по комнате. Иногда его пошатывало, как при головокружении. Он снова сел. Щека под левым глазом дергалась в тике.
– Когда они явятся?
– Скоро.
– Пристрелить вас сейчас или подождем, пока они не придут?
– Если честно, они не придут. Никто не знает, что я здесь.
– Никто?
– Здесь может появиться отец Файльбёка, да и то не скоро.
Он опять начал ходить из угла в угол, останавливаясь у окон фасада, чтобы сквозь щели выглянуть наружу. До самого вечера он не произнес ни слова. На мои вопросы не отвечал. Когда я попытался встать, он направил на меня пистолет. Время от времени прикладывался к чайнику. Электричества в доме не было. Над столом висело металлическое кольцо с огарками свечей. Я приметил их и на книжной полке, и на маленьком столике возле моего кресла. Справа от входа была еще одна дверь, ведущая в смежную комнату.
Когда стало темнеть, он спросил:
– Есть хотите?
– Хочу.
– Сварите картошку на кухне.
Он сел поближе к столу. Оттуда ему видна была кухня. Когда я встал, он предупредил:
– Близко не подходить.
Вдоль стены я прошел на кухню. Там тоже было темно. К блюдцам прилипли восковые бугорки огарков. К стене крепился баллон с пропаном. Я щелкнул зажигалкой над газовой горелкой. На полу – кучка картошки. Рядом – наполовину опустошенный мешок с миндалем. На полке – несколько стеклянных банок с маринованными маслинами. Больше никаких съестных припасов. Водопроводный кран не работал. Инженер сказал:
– Дождевой колодец за железной дверью.
В капитальной стене была белая крашеная дверца метровой высоты с тяжелым засовом. Я открыл ее и увидел ворот с канатом. Я начал поднимать ведро. Оно появилось не очень скоро. Видимо, вода была довольно глубоко. Я отцепил ведро и поставил на пол. Мне бросились в глаза какие-то железные прутья, торчавшие из стены за дверцей. Я поставил картошку на плиту. Пока она варилась, мне нельзя было покидать кухню. Из комнаты послышался голос Инженера:
– Куда вы можете меня переправить?
– Возможно, в Аргентину.
– Как вы собираетесь это сделать?
– Пока не знаю. Но это можно организовать.
– Чего хотите взамен?
– Правды.
Он снова умолк. Когда картошка сварилась, стало совсем темно. Я вынужден был оставаться на кухне. Он сказал:
– Через пять минут отбой.
Я очистил две картофелины и попил колодезной воды, затем спросил:
– Соль здесь есть?
Он не ответил. Не успел я доесть вторую картофелину, как услышал приказ: