Я только кивнул. Чего тут не понимать? Торгпреды у нас нынче за дипломатов сойдут, а дипломаты за торгпредов. Нормальное дело. И выставка — дело хорошее. Не сказать, что неслыханное, потому что в Российской империи регулярно проводились всякие выставки, но после революции и еще не затихшей гражданской войны, дело новое. Но в отличие от старых выставок, занимавших скромные территории, на сей раз решили устроить дело с размахом.
— Гляньте, — деловито сказал Залуцкий, разворачивая передо мной листы ватмана с чертежами и эскизами. — Вот тут у нас Крымский мост, — ткнул он пальцем в схему Москвы, точно угодив в синюю струйку, изображавшую реку, провел перстом выше и направо. Почти уверен, что сейчас здесь Парк имени Горького. — Берег сырой, болотистый. Есть план осушить берег около Крымского моста, подвести туда электричество, возвести двести павильонов и жилых домов. А главным архитектором должен стать сам Щусев. Слышали о таком?
Еще бы не слышать о Щусеве, авторе станций метро, а самое главное — Мавзолея, где упокоено тело Владимира Ильича Ленина! Да не одного, а всех трех версий. Но об этом проекте, понятное дело, лучше не говорить. Помнил еще про Щусева, как архитектора храмов и вокзалов. Но кроме Казанского вокзала и Куликова поля ничего не вспомнил.
— Казанский проектировал, церковь на Куликовом поле, еще что-то...
— Вот-вот... Архитектор известный, но к революции всей душой прикипел. Он сейчас над Генеральным планом Москвы работает, а здесь, в зеленом клине, только часть его замыслов. Если поподробнее желаете узнать, вам лучше в Моссовет сходить.
Посмотреть на план новой Москвы было бы интересно, но идти в Моссовет не хотелось. Еще нарвусь на Каменева, ну его...
Я сомневался — а есть ли у нас что-то, что можно показать людям? Особенно, зажравшимся иностранцам? Мы же серпы и косы из-за границы ввозим. Оказалось, что есть.
— Покажем зарубежным гостям первый советский трактор, зерноочистительную машину, а еще — электрическую веялку, молотилку и маслобойку.
— Тоже электрические? — не удержался я от вопроса.
— Ага, — кивнул Залуцкий. — Электричество по проводам пойдет от Москвы-реки. Мы там небольшую гидроэлектростанцию соорудим. Уже и проект есть.
— Круто! — с уважением сказал я.
— Круто? — не сразу понял слово Петр Антонович. Подумав, кивнул. — И впрямь, круто.
— А что-то из нашего, традиционного, будет? Пиломатериалы там, еще что-то?
— Все будет, — уверил меня Залуцкий. — По всем губерниям директивы от Президима ВЦИК разосланы, чтобы все самое лучшее выбирали, и представление написали. Комиссию создадим, чтобы отбирать. А иначе притащат на выставку лапти с рогожей... Планируем представить продукцию рыбного, охотничьего и лесного промыслов Русского Севера, шерстяные изделия и ковры Дагестана, пушнину и полезные ископаемые Урала. Учредим специальные грамоты, чтобы победителей отметить.
— Можно еще образцы вина из Грузии, — подсказал я, вспомнив своего друга Иосифа Виссарионовича (нахальство, разумеется, напрашиваться в друзья к самом товарищу Сталину, но он сам меня так называл), а потом с уважением покачал головой: — Дело стоящее, а задумки очень интересные и нужные. Молодцы!
— Так что, товарищ Аксенов, — сообщил Залуцкий, довольный произведенным впечатлением. — Наша задача привлечь на выставку как можно больше иностранных делегаций. Красин обещал посодействовать приезду представителей Англии. Чехословакию постараемся подключить, Италия уже заинтересовалась. Крыми Финляндия, само-собой. С Галицией пока не решили — то ли ее представителей как гостей оформлять, толи как делегатов от Советской России или таких же, как с Украины. Возможно будут представители Турции и Афганистана. А вы, если сможете, обеспечьте представительство Франции. Надо, чтобы не только массовость создать, но и польза чтобы была.
— Постараюсь, — скромно ответил я, решив, что в лепешку расшибусь, а обеспечу присутствие не только Франции, но и Германии с Австрией. Не знаю, заинтересуются ли иностранцы нашей техникой, а вот сырьем и прочим — это точно. Да и подобные выставки, как показывает опыт, лучший повод, чтобы завязывать торговые отношения между странами и отдельными фирмами, а то и контракты заключить. Ну, если не контракты, то хотя бы соглашение о намерениях.
— Если хотите, мы вас официально в организационный комитет включим, по линии НКИД, — предложил Залуцкий.
— Спасибо, в оргкомитет меня не обязательно включать. Все, что от меня требуется, я и так сделаю, — усмехнулся я. Потом решил дать еще один совет, пришедший мне в голову из моей историю. — Помимо грамот можно медаль сделать, или значок какой. Тот, что поменьше — обычному участнику выставки, а побольше, покрасивей, победителю. Будет называться — медаль победителя ВДНХ.
— ВДНХ?
— Ага. Выставка достижений народного хозяйства. Для иностранцев звучит интереснее.
— Выставка достижений народного хозяйства... — начал записывать Залуцкий. — И что, звучит интереснее.
Мелькнула мысль, что пока я во ВЦИК, прихватить здесь чистый бланк для оформления нашего брака с Наташей, но передумал. Какую фамилию в бланк вписать? Да и вообще, чего меня это заботит? Наверное, потому что забодали с вопросами.
В общем, из ВЦИК я уехал в хорошем настроении. Но оно сошло на нет, когда приехал на Большую Лубянку.
Надо же так случиться, что накануне моего возвращения в Москву, в «Правде» опубликовали обращение «Ко всем партийным организациям. Об очистке партии». И тут секретарь нашей партячейки — тот самый парень с изувеченными руками, сообщил, что по распоряжению «сверху», чистку решили провести и у нас, в центральном аппарате ВЧК. Более того — общероссийскую «чистку» партийных рядов как раз и начали с нас. А коль скоро товарищ Аксенов гость редкий на Лубянке, то непосредственно с него. А то — укатит в Европу, ищи его.
Интересно, означает ли начало партийной «чистки» начало «чистки» кадров ВЧК вообще? Вполне возможно. Как хорошо, что мои «контррики» официально не состоят в составе ИНО, а иначе бы заставил от них избавиться.
Я вошел в кабинет на втором этаже, который обычно занимал кто-то из оперов среднего звена, и предстал перед тройкой абсолютно незнакомых людей. В центре сидел бородач, слева от него лысый товарищ, а справа — усатый. Ишь, три богатыря. Откуда их прислали? Как было велено — положил на стол партбилет и доложился:
— Товарищи, член партии большевик с тысяча девятьсот восемнадцатого года Аксенов явился.
— А где ваше оружие? — строго поинтересовался сидевший в центре крепко сложенный бородач.
Точно. Положено вместе с партбилетом положить еще и свое оружие.
— Не знаю, — пожал я плечами. — Был браунинг — потерял, а новое оружие получить не успел. Да и не с руки мне сейчас с пистолетом ходить.
Малость соврал. После утраты браунинга на льду близ Кронштадта Артузов выдал мне кольт, но его я поменял на браунинг Блюмкина. А тот браунинг... Да, тот браунинг лежит в сейфе. Раньше оружие являлось частью меня самого, а теперь уже и отвык таскать с собой лишний килограмм железа.
— Как это — потерял браунинг? — встрепенулся сидевший слева лысый. — Разве может настоящий большевик потерять оружие?
— Вполне, — доверительно сказал я. — Особенно, если его — большевика, предварительно чем-то стукнуло, вроде взрывной волны или шандарахнуло куском шрапнели. А если все сразу, тут и о партбилете не вспомнишь, а не то, что об оружии.
Бородач переглянулся с лысым.
— А, точно. Товарищ Аксенов участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, был ранен. Просим прощения.
— Товарищ Аксенов, изложите вашу биографию, — предложил усатый.
Я принялся излагать, что родился в деревне Аксеново Череповецкого уезда Новгородской губернии, учился, ушел на фронт и был там ранен, потом поступил на службу в губчека, выполнял особое задание на Севере, затем служил в действующей армии, потом возглавлял Архчека. Ну и так далее. Подробностей и тонкостей своей нынешней работы пояснять не стал, да меня и не спрашивали об этом. И орденами не стал хвастаться, а хотелось. Но настоящему чекисту положено быть скромным, а члены комиссии, не сомневаюсь, о моих регалиях знают. Вон, перед бородатым бумажка лежит. Наверняка там все и прописано. Разумеется, кроме того, что другим знать не полагается.
Судя по моей биографии, я не подходил ни под одну из категорий тех элементов, от которых следовало избавляться РКП (б). Не был представителем кулацко-собственнических и мещанских элементов и выходцем из буржуазной интеллигенции. В каких-то иных партиях, кроме коммунистической, не состоял. В душе, разумеется, был немножечко анархистом, но кто о том знает, кроме меня?
Когда с деталями моей неповторимой (но обычной для нынешнего времени) биографии было покончено, лысый спросил:
— Насколько хорошо вы знакомы с теорией марксизма?
— В пределах той литературы, что прочитал, — осторожно ответил я. — Если коротко — то марксизм — это учение, сочетающее в себе философию, экономику и политику. К сожалению, сам не владею немецким языком, поэтому читал только на русском. Возможно, из-за перевода мог пропустить какие-то детали. Но если вы мне зададите какие-нибудь наводящие вопросы — то я отвечу. Могу рассказать о трех источниках марксизма, о производительных силах и производственных отношениях, об общественно-экономических формациях.
Кажется, моими теоретическими знаниями «проверяльщики» удовлетворены и вопросов, касающихся отличия марксизма от ленинизма, теории диктатуры пролетариата и построения социализма в отдельно взятой стране, задавать не стали. Кажется, у меня есть шанс сохранить при себе свой партийный билет. Или не все?
Оказывается, не все. Товарищ с усами задал новый вопрос:
— Товарищ Аксенов, некоторые из ваших товарищей говорят, что вы не очень скромны в быту?
— А можно пояснить? — удивился я. Вроде, пиршества в кабаках не закатываю, с пьяными проститутками на извозчике по Тверской не катаюсь и постовых милиционеров не матерю. Да, и золотыми червонцами в голубей не бросаюсь.