— Мне очень хотелось устроить тебе сюрприз, Вепрь, — послышался ласковый знакомый голос. — Хоть чем-то порадовать старого товарища.
Вепрь прошёл в кухню.
— Не сказать, чтобы я сильно обрадовался, — отозвался он, — но парочку вопросов тебе задать хотел бы.
Скрудж, довольный, словно сожравший канарейку кот, кивнул и упёрся кулаками в колени. Он устроился на стуле у окна, Оля с бледным лицом сидела рядом с ним, испуганно глядя на лежавший перед Скруджем пистолет с накрученным глушителем.
— А мы здесь с Ольгой Николаевной уже давно тебя дожидаемся и всё гадаем — куда это ты запропастился? Темные дела предпочитаешь творить по ночам?
— Куда ты подевал Аньку? — жестко спросил Вепрь, и по его тону сразу же стало ясно, что долго рассиживаться он тут не намерен.
— О, это отдельный разговор, — Скрудж, почувствовав напряженность, положил руку на пистолет.
Вепрь бросил на стол свой и присел.
— Я сегодня очень устал, — заметил он. — Так что никакого разговора не будет. Ты мне го воришь, куда ты подевал Аньку, а я обещаю не убивать тебя сразу. Ну?
Скрудж слегка побледнел. Он направил свой пистолет Оле в бок.
— И думать забудь, — предупредил Вепрь.
Но Скрудж пистолета не отвел. Он только покачал головой.
— Ты не прав, Вепрь, не так всё просто. Или ты думаешь, что я для собственного удовольствия просидел здесь почти всю ночь? — он посмотрел на Олю. — Нет, мне, конечно, было чертовски приятно общаться с такой милой дамой, но атмосфера не очень-то способствовала интеллигентному общению. Я выгляжу в ее глазах каким-то варваром и грабителем, хотя, по-моему, единственный пострадавший здесь именно я.
— Да? — удивился Вепрь. — И что же за несчастье с тобой приключилось?
— И он ещё спрашивает! Со мной приключился ты, Вепрь! Все мои дела так замечательно складывались, пока в них не вмешался ты. Куда подевались те десять миллионов долларов, которые я должен был заработать на сочинском деле?
Скрудж нервничал, причем это было не минутное раздражение — сказывалась стрессовая ситуация последних месяцев. И сразу же стало видно, что как ни старался он сохранить моложавость и спортивный вид, но ему уже под пятьдесят, и жизнь его прошла отнюдь не на перинах и не в золоченых каретах. Всё изведал он: богатство, любовь, азарт, добро и зло, одного только не было у него — покоя. А к пятидесяти это уже понемногу начинает сказываться.
— Где мои деньги, Вепрь? Отдай их мне, и можешь забирать своих баб и мотать, куда пожелает твоя тёмная душа. Разве ты ещё не понял, что теперь я здесь хозяин? Нет больше в Городе зон влияния, не раздирают его больше на части преступные группировки своими глупыми разборками — есть теперь один надежный, умный и сильный хозяин. Это я, Вепрь, и я не хочу, чтобы в моём городе хозяйничал кто-то ещё. Не нарушай мои планы, это плохо кончится. Я так тщательно всё спланировал, рассчитал, целый год у меня ушёл только на то, чтобы постепенно убрать разных мелких сошек, всякую шваль вроде Щорса, Гриши Хлопка или Певца Владика. Я сметал с дороги всех, кто мог бы помешать мне в один прекрасный день нанести массированный удар по верхам всех наших убогих группировок, по всяким липовым Святым, Громовым и лопоухим Зверям. И я сделал это, я сконцентрировал власть в своих руках и теперь хочу навести здесь полный порядок. Это моя родина, я похоронил здесь свою мать, двух жен, закончил три института и считаю, что имею право на то, чтобы стать в своем городе полновластным хозяином… А кто ты такой, Вепрь, чтобы путаться у меня под ногами? Чего ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты отдал мне Аньку. И я завтра же уеду из Города, если ты так хочешь этого… И перестань, пожалуйста, тыкать своим пистолетом в мою мать. Если он случайно выстрелит, то у Города уже не будет хозяина.
Скрудж с каким-то недоумением посмотрел на пистолет, покрутил его, словно видел впервые в жизни, и, отчего-то хмыкнув, положил на стол рядом с оружием Вепря.
— И то верно. Зачем мне пистолет, если у меня твоя сестра? Правда, поначалу я не знал, сможешь ли ты ради нее расстаться с десятью миллионами долларов, но теперь вижу — расстанешься. А себе ты еще заработаешь. Всем известно, с какой легкостью ты умеешь это делать. Ещё до сочинских дел у тебя в Швейцарии было не меньше десяти миллионов, верно? И это по самым скромным моим подсчетам. А теперь там сколько? Двадцать? Тридцать?
— Восемьдесят, — ответил Вепрь, хотя с таким же успехом мог сказать и "сто восемьдесят" — услугами цюрихского банка он воспользовался впервые и до сочинского дела у него не было там ни копейки. Деньги он больше предпочитал тратить, чем хранить.
Оля смотрела на него, онемев — в обличье ее Сережки перед ней сидел сейчас какой-то Вепрь, у которого к тому же был счет в швейцарском банке и миллионы долларов на нём.
Вепрь, перехватив её взгляд, улыбнулся и снова перевёл глаза на Скруджа.
— Договорились, — согласился Вепрь. — Ты даёшь мне номер своего счёта в Швейцарии, и я перевожу на него десять миллионов. Где Анька?
Скрудж, улыбаясь, покрутил головой.
— Не-ет, — произнёс он нараспев. — Не десять. Пять раз по десять… За моральный ущерб. Я думаю, это будет справедливо.
— Пятьдесят миллионов долларов? — Вепрь поцокал языком. — Это хорошие деньги. Но я согласен. Ты прав, курилка, я заработаю себе ещё. Тебе достаточно будет моего слова?
— Вполне. Ты же мне как родной.
— Тогда возвращай Аньку.
— Тпру! — остановил его Скрудж. — Не надо торопиться. Это был только первый пункт моего условия. А второй таков: ты должен будешь… отдать мне "Прелесть"!
— И ты, Брут! — воскликнул Вепрь. — Тебе-то она для чего понадобилась?
Собеседник довольно крякнул. Сцепив пальцы замком и вывернув их, он вытянул руки вперед. Пальцы хрустнули. Скрудж скривил рот, отчего нижняя губа слегка оттопырилась, обнажив ряд мелких белых зубов.
— Где же я тебе её возьму, «Прелесть» твою? — спросил Вепрь. — Скорее всего её уже и в Городе-то нет…
— Есть, — возразил Скрудж. — Если бы я не был в этом так уверен, то не стал бы тебя просить об этом… Видишь ли, дорогой мой, у меня, есть все основания полагать, что этот компакт-диск находится у человека по имени Ахмет Бакаев, а тот в свою очередь до сих пор находится в Городе. Ты же знаешь такого человека, Вепрь? В общем, он в Городе, и ты найдёшь его. И принесёшь мне диск на блюдечке с золотой каёмочкой, и только после этого я верну тебе твою драгоценную Анну Павловну…
Он повернулся к Оле.
— Вы согласны с такой постановкой вопроса, Ольга Николаевна?
Та ничего не понимала. Беспомощным взглядом она поочередно смотрела то на Вепря, то на Скруджа, то снова на Вепря, и только одна-единственная мысль явственно читалась в ее взгляде: "Верните мне мою дочь!"
Она была чертовски далека от забот всех этих ахметов, скруджей и вепрей и от нечто под названием «Прелесть». Ей нужна была только ее дочь, живая и здоровая.
— Серёжа… — едва слышно проговорила она. — Серёжа, спаси Анечку…
Её короткий влажный всхлип больно резанул по сердцу Вепря.
— Хорошо, я согласен… Оля, оставь нас с Максимом Андреевичем одних, пожалуйста, нам надо кое-что обговорить.
Оля без единого слова поднялась и вышла. Скрудж проводил ее восхищенным взглядом.
— Вот это женщина! Твоя мать, Вепрь, просто красавица.
— Я знаю это… А теперь к делу, Скрудж. Мне нужны гарантии, что после того, как я отдам тебе диск, ты в свою очередь отдашь мне девчонку целой и невредимой.
— Гарантия у меня только одна — моё слово. Достаточно?
— Хотелось бы большего… Впрочем, обманывать меня тебе нет никакого резона. А теперь мне хотелось бы слышать ее голос, чтобы быть уверенным, что с ней всё в порядке.
— Поверь мне, с ней полный порядок!
— И всё же…
Скрудж глубоко вздохнул:
— Какой ты настырный, Вепрь, право слово! Не думал я, что тебе так дорога эта девочка. Нет, я надеялся на это, конечно же, но не думал, что твоя любовь простирается так далеко. Потому- то и держал твою мать на мушке. На всякий случай… Что ж, Вепрь, мы заключили с тобой договор, и будь свидетелем тому, как добросовестно я исполняю первое твое требование.
Удерживая на лице клоунскую улыбку, он двумя пальцами извлек из кармана сотовый телефон. Когда ему ответили, он сказал:
— Приветствую тебя, Йосик. Как там у нас обстоят дела с нашей девочкой? Нет, Йосик, твоя шалава меня совсем не интересует, я спрашиваю об Анечке, кашей милой пленнице. Спит? Будь добр, разбуди её и пригласи к телефону…
"Йосик, Йосик… — лихорадочно думал Вепрь. — Давненько я не слышал этого имени. И даже забыл о его существовании. А ведь действительно живет в Городе такая фигура. Иосиф Штерн, мутный человечишка, что называется — темная лошадка. Он никогда нигде не работал, не крал и уж, конечно, никого не убивал — просто он порой брался выполнять некоторые щекотливые поручения и просил за это соответственную плату".
Но славился он другим.
Несмотря на преклонный возраст (а было ему почти шестьдесят), Иосиф был известен своей невиданной, почти юношеской гиперсексуальностью. Он имел одновременно несколько постоянных любовниц, при этом успевая регулярно, видимо, по какому-то своему особому графику, приглашать к себе профессиональных проституток, причем сразу скопом, для развлечений особого рода. Время от времени, для разнообразия, надо полагать, пробовал Йосик и гомосексуальную любовь, но особенно он предпочитал секс с маленькими девочками. Владик Журавин в бытность свою, помнится, с ног сбивался, разыскивая для него малолетних проституток.
Вспомнив об этом, Вепрь передернулся. Аньке, конечно, было уже не десять лет, но Йосик запросто мог возгореться страстью к пятнадцатилетней. Неужели Скрудж специально назвал вслух его имя, чтобы сделать недвусмысленный намек: мол, если ты начнешь фокусничать, Вепрь, мой Йосик сделает с твоей девчонкой такое…
— …Здравствуй, лапонька моя, — проблеял Скрудж. — Здесь с тобой хочет поговорить твой сводный братец. Сделай милость, убеди его, что с тобой все в порядке…