— Расчеты подтвердились, — произнес Том, — мы действительно нашли стелу с высеченными на камне знаками, и это доказывает, что комплекс, по всей вероятности, не подвергался разграблению, — продолжал он, едва сдерживая распиравшую его радость по этому поводу. — Если бы на месте были профессионалы с бензопилой и настоящим, серьезным снаряжением, стела вряд ли бы уцелела. — Он протянул Элисон листок бумаги с карандашными зарисовками знаков, обнаруженных сегодня на стеле. — Мы вернули камень на прежнее место, поэтому можно не опасаться, что местные что-нибудь заметят.
Ковбой принес Элисон кружку теплого пива, и она осушила ее, испытывая сильную жажду после пересоленного обеда.
— В этой стране царит такая бедность, что вполне понятно, люди здесь воруют все, что попадется им под руку, — заметила Элисон.
Ив, которая в это время поднялась на веранду, слышала ее последнюю фразу.
— Но это же преступление. Они продают за гроши свои исторические ценности, и те теряются где-то на аукционах, деньги от которых идут на меховые манто богатых леди.
Подчеркнув слова «богатых леди», Ив явно бросила камень в огород Элисон.
— А разве музеи не приобретают эти исторические памятники у перекупщиков? — смущенно вступила в разговор Мэдлайн.
— Цены слишком высокие, и потом изначально теряется важная научная информация, которая нужна музеям: неизвестно где и когда сделаны были находки, а без этого памятники мертвы для науки. Когда мы обнаруживаем что-либо на раскопках, мы непременно составляем научный паспорт с указанием всего контекста: место, время, результаты химического анализа, фотофиксация, — Ив присела на ручку кресла Зекери и с жаром продолжала защищать свое дело. — Представьте себе, что местные жители нашли погребение. Будет ли их волновать историческая или научная ценность находки? Нет, их будут интересовать только деньги…
Элисон уже хотела вмешаться и сказать, что и для археологов раскопки являются средством упрочить свою репутацию, построить карьеру, завоевать авторитет, а в конечном итоге получить деньги. Но она сдержалась. Она не хотела обострять отношения. Просто это ее личное мнение. И не стоит идти на конфронтацию с ассистенткой профессора Райдера.
Зекери наблюдал, как Элисон подавила в себе желание вступить в спор, уклонившись от столкновения мнений, которое могло перерасти в ссору. «Солнечное дерьмо», — вспомнил он. — «Индейцы будут делать то, что они делают, грабители то, что обычно делают грабители, а Том Райдер и его экспедиция будут продолжать рыться в земле. Это именно та ситуация, когда в выигрыше оказывается тот, кто урвет первым. И размахивание руками по этому поводу ничего не изменит.»
— У нас есть все основания надеяться, что мы найдем погребальную камеру, — профессор был явно в ударе, — в такой камере часто помещались жертвоприношения, иногда глубоко в земле, зарытые в центре камеры. Подвергнув эти остатки химическому анализу, мы сможем датировать все погребение.
Элисон унеслась мыслями вдаль, не слушая речи профессора. Зекери и Ив вместе сидели за обедом и здесь на веранде сидят рядышком, напротив нее. Ив устроилась на ручке его кресла, и они выглядят как влюбленная парочка. Элисон испытывала досаду. И тут же, почувствовав взгляд Зекери на себе, перестала смотреть в их сторону.
Ив соскользнула со своего насеста и уселась у ног Зекери. Скрестив, она вытянула свои стройные загорелые ноги вперед, а голову склонила к Неву на колени.
Ну и хорошо. Может быть, это пойдёт ей на пользу, и она, Элисон, перестанет думать о Зекери. Стояла безветренная погода, и Элисон чувствовала, как в этой духоте ее футболка становится влажной от пота. А в памяти все время звучал припев какой-то знакомой песенки. У нее кружилась голова.
Через полчаса Ив и Зекери удалились с веранды.
С ходу отклонив приглашение Тома Райдера прогуляться и полюбоваться ночной жизнью здешнего края, Элисон поднялась в свою комнату и скинула влажную футболку. Роясь в своих вещах в поисках какой-нибудь легкой одежды, она внезапно натолкнулась на подарок Джейка и сразу же почувствовала свою вину и раскаянье: она совсем забыла о нем! Она осторожно развернула шуршащую бирюзовую фольгу в предвкушении чего-то особенного. Джейк был известен своим утонченным вкусом и испорченными нравами.
И вот она развернула короткую пляжную блузку из мерцающего переливами зеленого шелка, отделанную искусственными изумрудами и лентами бирюзового цвета, с закрытой спинкой и чересчур смелым вырезом спереди. Рискованно глубоким вырезом.
— Ну и негодяй же ты, Джейк Олстон, — прошептала она, зарывшись лицом в мягкую ткань, она вдруг затосковала по своему другу. Как не хватало ей сейчас Джейка! Этого безнравственного испорченного типа… Она прочитала записку: «Привет, любимая! Я скучаю по тебе. С любовью, Джейк.»
Может быть, она когда-нибудь и наденет это, но сейчас лучше отложить блузку в сторону. Вырез действительно чересчур вызывающий. Появиться в таком наряде где-нибудь на дорогом пляже, еще куда ни шло, но здесь, в этой дыре, среди едва знакомых людей..? К тому же ее безобразный рубец на плече останется в этой блузке совершенно неприкрытым. И Джейк наверняка знал это, он предусмотрел это, маленький бессовестный злодей. Он послал блузку намеренно, чтобы напомнить, зачем она приехала сюда. Потребовал от нее, таким образом, еще раз не зажиматься и не прятаться от людей.
Записка пахла его одеколоном, и это создавало иллюзию, что Джейк где-то здесь, рядом. Она постаралась представить себе, что он делает сейчас, но неотвязный мотив песенки, преследовавший ее на веранде, опять зазвучал в мозгу, рассеивая мысли о Джейке. Сна никак не могла припомнить, откуда взялась эта мелодия…
Стараясь соединить разрозненные музыкальные фрагменты, Элисон бесконечно повторяла их про себя, мучаясь от неспособности восстановить в памяти всю мелодию и вспомнить, где и когда она могла ее слышать. О сне не могло быть и речи. Она решила пойти проветриться. Это было сумасшествием. Она же выбилась из сил — всего четыре часа сна накануне ночью, физическая работа днем, да еще целых два коктейля, выпитых в кафе!
А музыка опять неотступно преследовала ее. Неизвестно откуда взявшаяся мелодия… Элисон резко встала и начала собираться…
Она сама себе удивлялась: обычно она спала много, пряталась в сон от мучительных мыслей и громоздящихся проблем с тех пор, как вышла из больницы. И вдруг теперь сон бежит от нее. Она вообще не может спать. А эта мелодия… Элисон неожиданно вспомнила: это же песня, под звуки которой она танцевала с Зекери Кроссом в кафе «У Лайзы»!
— Я не буду больше огорчаться из-за Зекери Кросса, — бормотала она себе под нос, натягивая на стройные бедра желтые шорты. — Независимо от того, увивается он или нет за Ив Келси…
Она засунула ноги в просторные сандалии и, наконец, надела тонкую блузку, подаренную Джейком, наслаждаясь мягким прикосновением складок шелка к коже. Может быть, прогуляться до деревни?
Но тут она еще раз критически взглянула на себя: глубокий вырез открывал овалы ее груди, и Элисон пронзило чувство, что ее нагота в этом наряде как бы выставлена на всеобщий показ. Но внезапно другая мысль поразила ее: а как же работа фотомоделью, тот бизнес, которым она занималась на протяжении многих лет? Фотографы, рекламные агенты, другие люди — женщины и мужчины, случайно присутствующие на съемке, разглядывающие ее с головы до пят? Но здесь она не делает бизнес, здесь — другое дело, здесь ее декольте неуместно, оно — «вызывающе соблазнительно». Ранящие душу слова, вспомнившиеся ей вдруг, остановили ее у самых дверей.
Побежденная ими, теряя остатки решимости, она торопливо перевернула блузку задом наперед, скользя нежным шелком по липкой от пота коже; теперь ворот закрытой спинки подходил под самое горло. «В конце концов, я честно могу сказать Джейку, что носила его подарок», — оправдывалась она. Сверху Элисон надела просторную батистовую рубаху с длинными рукавами, которую Джейк списал из своего гардероба. Ее безобразный шрам был надежно упрятан от людских взоров.
Она быстро миновала вестибюль и бесшумно спустилась по черной лестнице на залитый лунным светом пляж. Легкий бриз ласкал ее лицо и играл прядками волос, ветерок свободно проникал под тонкую, надетую навыпуск рубашку. Она закатала рукава и подошла к кромке воды, с облегчением вдыхая ночную прохладу.
Она увидела их в тени огромного дерева. Ив стояла на цыпочках, обвив руками его шею, тесно, всем телом припав к нему. Зекери обнимал ее за талию. Руки, которые всего несколько часов назад держали в объятиях ее собственное тело, пробуждая в ней столько надежды и желаний!
Слившись в глубоком поцелуе, они были слишком увлечены, чтобы обратить на нее внимание. Слезы сами собой потекли по щекам Элисон. Она быстро повернулась и поспешила прочь, ничего не видя вокруг. Ее охватило отчаянное страстное желание — вот так же, естественно и невинно, целоваться с кем-нибудь, не испытывая при этом непреодолимого панического ужаса. Неужели так уже никогда не будет в ее жизни? Это так несправедливо! Но кто же во всем виноват, кроме нее самой? О, Господи, она так хотела вернуться в свою безмятежную прежнюю жизнь!
Она прислонилась к стволу пальмы и осторожно сняла сандалии, чтобы те не выдали ее присутствия, хрустя и поскрипывая по песку. Держа сандалии в руках, отведя глаза в сторону, чтобы не видеть больше эту парочку под деревом, Элисон быстро вернулась в отель.
Она не стала подыматься по черной лестнице, а пересекла все здание и оказалась, наконец, в своей комнате, страдая от неожиданно начавшихся тошноты и головокружения. Знакомый жар, предвестник надвигающегося припадка, горячо разлился по всему телу. Надо было спешить. Элисон стремительно нацепила сандалии и шатаясь выбралась во двор, разглядев в лунном свете покрашенный белой краской забор. Она ухватилась за деревянный штакетник обеими руками, чувствуя, что сейчас упадет. Желудок жгло изнутри огнем, и Элисон уже не могла терпеть эту боль. Она скрючилась, наклонившись всем телом вперед и уцепившись обеими руками за планки забора.