– Любой мужчина, Клэр? – тихо спрашивает доктор Лэтэм. – Или мужчины, похожие на вашего приемного отца?
Я смотрю на врача. Я наконец-то поняла, к чему она клонит.
Я
Моя работа… По вашему мнению, я просто разыгрываю историю своего детства?
Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.
Я
Я разрушаю чужие семьи, точно так же, как была разрушена моя. Наказываю этих людей, потому что в детстве рядом со мной никого не было. У меня не было любящего отца. В моей жизни главенствовал лишь какой-то скользкий извращенец, желавший меня пощупать.
Слеза капает мне на щеку. Я смахиваю ее.
Кэтрин Лэтэм поднимает руки и, к моему удивлению, медленно и сардонически аплодирует.
– Очень хорошо, Клэр. Конечно, все это – фрейдистская чушь, но я по-настоящему впечатлена тем, как вы восприняли мое предложение и воспользовались им, а слезы – приятный бонус.
Доктор бросает мне пачку салфеток и что-то помечает в блокноте.
– Давайте-ка перейдем к вашей сексуальной жизни. Полагаю, разговор о ней займет некоторое время.
Наконец мы снова в комнате с детективом Дурбаном, и он выжидающе смотрит на доктора Лэтэм.
– Итак, – деловито говорит доктор, – она не уверена в себе, импульсивна, эмоционально хрупка и не сдержанна, не может справиться с отказом и, хотя с большим трудом пытается это скрыть, все равно жаждет одобрения как наркоман, страстно желающий получить дозу. Что я могу сказать, Фрэнк? Она – актриса. С другой стороны, это быстрая, наблюдательная, талантливая и храбрая девушка. Вопреки моему здравому смыслу, я думаю, в данном случае нам действительно стоит попробовать.
Она ведет меня в конференц-зал, расположенный в том же здании. Он все еще завален старыми кабелями от кого-то из прежних хозяев.
– Двенадцать лет назад Патрика Фоглера допрашивали в связи с исчезновением Констанс Джонс, проститутки.
Доктор Лэтэм выводит на экран фотографию молодой чернокожей женщины. Женщина с вызовом смотрит в камеру. Я понимаю, что это полицейский снимок.
– Ее видели садящейся в машину, похожую на машину Фоглера, но свидетель не располагал номерным знаком, и отсутствовали какие-либо улики. Констанс так и не нашли. Патрик заявил о своей невиновности, и никаких обвинений предъявлено ему не было.
Она меняет картинку. Еще один снимок.
– Четыре года спустя тело другой проститутки было найдено в пустом доме недалеко от университета в Массачусетсе, где преподавал Фоглер. Оно было обезглавлено. Голова и тело были размещены отдельно друг от друга. Опять же, не было ничего конкретного, что связывало бы Патрика с этим преступлением.
– Ну, если нет никакой связи… – говорю я.
Доктор Лэтэм поднимает палец.
– Кроме одного момента, настолько тонкого и косвенного, что он никогда не мог быть использован в суде.
Она протягивает мне книгу, и я сразу узнаю томик, который дал мне Патрик. «Цветы зла», перевод Патрика Фоглера.
– Страница пятьдесят шесть, – говорит мне доктор Лэтэм. – Прочтите вслух, пожалуйста.
Озадаченная, я выполняю ее просьбу.
Я
Лежит безглавый труп. Подушки омывает
Кровь красная живой струей,
Как бы ручей; ее материя впивает,
Как почва, с жадностью большой.
Как страшным сумраком рожденные виденья,
К чьей бледности наш взор влеком,
С косою черною и с ношей украшений
Лежит на столике ночном…
На ложе голый труп, забыв закон приличья,
В распутстве полном, обнажил
Красу жестокую и тайное величье,
Что в дар от рока получил…[9]
Я резко останавливаюсь. Теперь я понимаю, почему доктор попросила меня прочитать именно это стихотворение. Безглавый труп… Я слышу щелчок и поднимаю голову. Доктор Лэтэм воспроизводит на экране новые изображения. Ужасные, ужасные образы. Такие гротескные, что я отворачиваюсь от экрана, но один из них отпечатывается все-таки в моем мозгу. Отрубленная женская голова находилась среди толстых церковных свеч. На ней все еще были большие серьги-кольца. Глаза частично закрыты: видны зеленые тени от век. На лице застыло выражение покорности судьбе.
– Пожалуйста, продолжайте, – спокойно говорит доктор Лэтэм.
Я неохотно поднимаю книгу и продолжаю.
Я
Сумел ли мститель твой, неутолен живою
Тобой, кого он так любил,
Над неподвижною, податливой такою
Утешить свой огромный пыл?
Ответь, нечистый труп! – За косы поднимая
И голову держа в руках,
Запечатлел ли он свой поцелуй, прощая,
На холодеющих зубах?[10]
Я останавливаюсь. В горле пересохло.
– Но ведь это не доказывает, что он совершил преступление, да?
– Конечно, нет. – Доктор Лэтэм вежливо соглашается. – Это ничего не доказывает.
– А Стелла? Была ли она… Была ли ее смерть такой же?
– К этому мы еще вернемся. Незадолго до смерти жены Патрик встретил в баре молодую женщину. – Взяв книгу, она переворачивает страницу, чтобы отметить нужное место. – Помните?
Я киваю.
– Не могли бы вы сейчас найти это место?
Я знала: стихотворение, в которое столь пристально вглядывался в ту ночь Патрик Фоглер, называлось «Вино убийцы»:
Свободен я, жена скончалась.
Могу я вволю пить…[11]
– Когда мы возвращаемся в прошлое Патрика Фоглера, то обнаруживаем, что каждый раз неподалеку от его места жительства исчезают молодые проститутки. Нечасто. Всего лишь по одной или по две в год. Маловато, чтобы попасть в заголовки, потому что кого волнует исчезновение пары шлюх, верно? Но этого достаточно, чтобы установить закономерность: их тела редко находят, но когда находят – все они изуродованы именно теми способами, какие описаны в «Цветах зла» Бодлера.
Доктор Лэтэм вновь демонстрирует мне изображения – ужасные и навязчивые.
– Шанис Уильямс. Ее семь раз ударили ножом в сердце. Это преступление соответствует стихотворению «Мадонне», в котором Бодлер пишет:
Страсть черная! Грехов семь Смертных взяв скорей,
Палач с раскаяньем, семь сделаю Ножей
Отточенных и, как жонглер, без сожаленья,
Из всех твоих страстей взяв большую мишенью,
Вонжу я в Грудь твою кинжалов острие,
И Сердце я проткну дрожащее твое![12]
Джада Флойд. Ее грудь разрезана. Это преступление соответствует стихотворению, в котором Бодлер пишет:
Как мучимую грудь блудницы очень дряхлой
Целует и сосет развратник и бедняк,
Восторги тайные, спеша, воруем так
И выживаем их, как померанец чахлый…[13]
– Остановите меня, если услышали достаточно.
– Да, с меня хватит.
Однако доктор Лэтэм не прекращает показ изображений: еще одна фотография, потом еще.
– Жасмин Диксон, живот был вскрыт, как описано в стихотворении «Туша». Имани Андерсон, голова была жестоко обрита, как в стихотворении, в котором Бодлер сравнивает локоны своей любовницы с «черным океаном горящей Африки». Прешес Коулмен – проткнутая селезенка. Энни Вашингтон – то же самое. Бодлер написал на эту тему несколько стихотворений под названием «Хандра», а ведь это только те, кого нашли, помните. – Она нажимает на кнопку пульта, и экран милосердно темнеет. – Затем, после того, как четыре года назад Патрик женился на Стелле, убийства прекратились.
– С чего бы это? – спрашиваю я, больше чтобы отвлечься от того, что только что видела.
– Возможно, он пытался быть хорошим. Возможно, Патрик влюбился, или, не исключено, что он просто стал лучше. В любом случае, отсутствие убийств, совпадающих с крупным событием в жизни Фоглера, – еще одна тонкая нить, связывающая его с этой серией. – Доктор Лэтэм наклоняется вперед, и ее глаза пылают. – Дело не только в поимке убийцы Стеллы Фоглер, Клэр. Речь идет о поимке социопата. Вот почему я говорю, что это опасное дело.
– Что именно я должна буду сделать?
– Очень сложно сказать. Могу только сказать, кем вы должны быть.
– Придется импровизировать. – Я чувствую, как учащается мой пульс.
– Да, за исключением того, что в этой пьесе мертвые тела не встанут и не поклонятся, когда все закончится. Пожалуйста, поймите, Клэр: вам придется доверять мне больше, чем любому режиссеру или преподавателю по актерскому мастерству, с которыми вы когда-либо работали. Откровенно говоря, у меня все еще есть серьезные сомнения на ваш счет.
– Вдруг все только совпадение и Патрик невиновен?
Я все еще пытаюсь соединить ужасные фотографии доктора Лэтэма с веселым, интеллигентным ученым, которого я встретила в том баре.
– Может быть. Но мы должны все время обдумывать наши дальнейшие действия, как будто он и есть преступник. Это единственный способ оставаться объективными. Впрочем… вот что я вам скажу. Я начала работать над этим делом более шести лет назад – задолго до убийства Стеллы, и большую часть времени была убеждена, что Патрик Фоглер – наиболее вероятный убийца.
После бессонной ночи, полной ужасов и сомнений, я снова в кабинете доктора Лэтэм. Я сижу за ее столом и просматриваю бумаги. Доктор Лэтэм стоит надо мной и пристально смотрит. Бумаги с подтверждением. Десятки бумаг.
Отказ от ответственности за травмы. Разрешение на наблюдение. Соглашение о конфиденциальности. Отказ от личной жизни. И бланки о бланках. Формы, которые говорят, что я понимала, что делала, когда подписывала все эти формы. Формы, которые сообщали, что я добровольно дала согласие, понимая, что это задание может испортить мою жизнь, здоровье и психическое состояние.