Патрик
(раздумывая)
О, хорошо.
Он скользит рукой под мою рубашку, поднимая ее к груди. Затем нежно тянет за сосок, заставляя меня задыхаться. Патрик тянет сильнее, так что я вынуждена идти за ним, когда он отступает в спальню.
Квартира Патрика, спальня, продолжение.
Патрик
Вот, чего я хочу, Клэр.
Он нежно целует меня.
Квартира Патрика, спальня, чуть позже.
Мы занимаемся любовью на кровати: страстно, неистово, но и нежно, без малейшего намека на насилие.
– Невероятная глупость. Не говоря уже о риске, – бесится Кэтрин, прежде чем я успеваю полностью открыть дверь в квартиру.
Лицо Фрэнка посерело от усталости. Они явно ждали меня всю ночь.
– «Доброе утро, – вежливо отвечаю я. – Как ты спала, Клэр? Очень хорошо, спасибо. В любом случае, все было хорошо, не так ли? Что является еще одним доказательством: вы неправильно поняли ситуацию».
– Ты что, думаешь, социопат не может имитировать ванильный секс? Разве ты не слушала, что я говорила?
– Социопат? Неужели? Ничего из того, что он сделал или сказал этой ночью…
– Вряд ли он сознается в своих наклонностях, пока твоя киска затыкает ему рот, – огрызается Кэтрин.
Я не позволю ей уйти после таких слов.
– Я слышу нотку ревности, доктор Лэтэм?
– Дамы, – в отчаянии говорит Фрэнк. – Пожалуйста.
Кэтрин глубоко вздыхает:
– Что ж. Все уже случилось. Вопрос в том, как нам теперь выкарабкаться из этой ситуации.
– Что вы предлагаете? – спрашивает Фрэнк.
Доктор Лэтэм на мгновение задумывается.
– В следующий раз убеди его сделать тебе больно, – отвечает она. – Скажи ему, как сильно ты этого хочешь. Нужно проверить его самообладание.
– О, ради бога…
– Тогда-то я и начну ревновать. Честно говоря, я бы и сама с удовольствием выбила из тебя всю дурь.
– Когда вы успели стать таким параноиком по отношению к людям? – спрашиваю я, повышая голос. – Таким недоверчивым человеком?
Она демонстративно вздыхает.
– Ох, Клэр. Повзрослей. Ты больше не тот подросток, который сражается с приемными родителями. Все происходит в действительности.
– Он не убийца, – настаиваю я. – Разве не видите – у вас навязчивая идея. Вы – единственная, кто не видит дальше своего носа. Вы снова и снова пытаетесь подогнать факты под свою дурацкую теорию. Вся эта чушь насчет того, что убийства основаны на стихах, неубедительна и смешна, а что касается дерьма насчет так называемого сексуального отклонения – вы словно живете в прошлом веке. Ну да, люди иногда экспериментируют. Патрик на самом деле один из самых нежных, самых внимательных мужчин, с которыми я когда-либо спала.
– Может, у меня и нет твоего большого опыта, – бросает она в ответ, – но зато я изучала серийных убийц. У них есть привычка притворяться нормальными. Они делают это изо дня в день. Большинство маньяков, с которыми я сталкивалась, можно назвать блестящими актерами. Тебе до них еще далеко.
– Пошла ты! – яростно выплевываю я, бросаясь на Кэтрин.
Фрэнк без усилий поднимает руку, преграждая мне путь.
– Возможно, это слишком, Кэтрин, – бормочет он.
Доктор Лэтэм игнорирует его. Ее голубые глаза сверлят меня.
– Пойду приму душ, – холодно говорю я. – Уходите оба.
Я поворачиваюсь и иду в ванную, не оглядываясь.
Следующей ночью, когда я снова с Патриком и мы раздеваемся друг перед другом, я ловлю себя на том, что вытаскиваю ремень из его брюк и протягиваю ему.
– Можешь отхлестать меня, если хочешь, – неуверенно говорю я.
Патрик берет ремень, складывает в руках – проверяет его гибкость.
– А если я не хочу? Такое возможно?
– Конечно.
– Тогда и не буду.
Он отбрасывает ремень в сторону.
– Патрик… – говорю я.
– Да?
– Предположим, я скажу тебе, что никогда по-настоящему не увлекалась всем тем, о чем говорила? Просто я пыталась… Я не знаю… Может, просто хотела шокировать тебя или что-то подобное.
Патрик Фоглер улыбается.
– Я бы сказал: «Спасибо за откровенность». Ты пыталась меня шокировать?
– Вроде того, – бормочу я. – Хотела произвести на тебя впечатление.
– Клэр Райт, знаешь, ты очаровательна.
– Ты веришь в судьбу, Патрик?
– То есть?
– Иногда говорят – что бы ни сделал каждый из нас – все это не имеет значения. Это просто должно было случиться. Мы уже здесь. Это все, что имеет значение. Так было суждено.
Он качает головой, все еще улыбаясь.
– Я не верю в такую судьбу, нет. Только в совпадения. За это совпадение, которое свело нас вместе, я буду вечно благодарен.
Позже мы лежим на полу и пьем вино среди разбросанной одежды.
– Клэр… Я должен тебе кое-что сказать, – тихо произносит он. – Нечто важное. Помнишь, на днях мы говорили о Стелле?
Я невольно замираю. Затем выполняю упражнения на расслабление и концентрацию.
– Да, – говорю я как можно небрежнее.
Патрик с любопытством прикасается к моему соску, нежно сжимает его, поворачивая туда-сюда, как будто это ручка радио, которое он должен настроить на нужную ему точную, неуловимую длину волны.
– Если смерть Стеллы и научила меня чему-нибудь, так это ужасу, который несут тайны.
О, нет.
– У тебя есть тайна, Патрик?
Я говорю это ему, но также и микрофону в сумке, всего в нескольких футах от него.
– Да, – произносит он. – Только одна. Мне нужно кое в чем признаться.
То, как он это говорит, так торжественно и нерешительно, подсказывает мне – это нечто большое, действительно важное. Кажется, Патрик даже нервничает. А ведь Патрик никогда не нервничает.
Неужели Кэтрин все-таки права? Я все неправильно поняла?
Я жду, как меня учили. Молчание – лучший следователь. Сердце колотится в груди. Патрик должен чувствовать это кончиками пальцев.
– Кажется, я влюбляюсь в тебя, – говорит он.
– Сегодня мы будем работать с двумя важнейшими инструментами актерского репертуара – чувственной и аффективной памятью. Со временем именно аффективная память приобрела в нашей профессии определенный налет загадочности. На самом деле под этим просто имеется в виду взгляд в свое прошлое, воспоминание о какой-то эмоции или событии, которые могут заставить этот момент ожить для вас. Вы бы могли привнести подобную правдивость в роль, которую сейчас играете. Давайте я покажу, зачем нам это нужно.
Пол выбирает Леона – высокого, долговязого парня со Среднего Запада – и просит его притвориться, будто он потерял бумажник. Мы все смотрим, как Леон, явно не самый талантливый студент в группе, изображает похлопывание по карманам, волнение, а затем становится все более и более неистовым, пока почти не начинает рвать на себе волосы.
– Хорошо, – наконец, говорит Пол. – Давайте попробуем что-нибудь другое. Леон, когда вы повесили куртку, я вообще-то достал ваш бумажник и спрятал его в этой комнате. Я не собираюсь его возвращать. Вы должны найти его сами.
Леон нервно моргает:
– Мой проездной на метро в бумажнике.
– Я знаю, – говорит Пол. – А еще около восьмидесяти долларов, фотография вашей девушки, кредитные карточки. Лучше начать искать, не так ли?
– Вот черт, – недоверчиво произносит Леон.
Явно раздраженный, он идет к столам в углу комнаты и начинает рыться в наших сумках, каждый раз опрокидывая содержимое на пол, прежде чем перейти к следующей. Шея Леона побагровела от злости.
Постепенно, по мере того как он понимает, что очевидные методы поиска не работают, он ищет более тщательно. Время от времени он оборачивается и бросает на Пола враждебный взгляд.
– Ладно, – говорит Пол. – Довольно! – Он лезет в карман и достает бумажник Леона. – Он здесь.
– Какого черта … – начинает было Леон.
Пол не обращает на него внимания.
– Мне не нужно говорить вам, какое именно представление из этих двух более реалистично, – говорит он нам. – Но почему? Во-первых, конечно, потому, что только тогда, когда воображение действительно верит в подлинность ситуации, правда о ней доходит и до зрителей. Впрочем, дело не только в этом. Во второй раз мы все почувствовали, что у Леона есть цель, конкретная цель, а следовательно, и эмоции, связанные с ней. Он знал – если не найдет бумажник, то придется идти домой пешком. Вы все могли почувствовать его гнев – я манипулировал им, просто чтобы продемонстрировать эту теорию в нашем классе.
Несколько человек смеются.
– Да пошел ты! – рычит Леон.
Наступило опасное молчание. Пол поворачивается к нему:
– Что вы сказали?
Лицо Леона сильно покраснело.
– Да пошел ты. И к черту твои гребаные игры разума. Ты просто упиваешься своей властью. У тебя есть любимчики, и ты говоришь им, что они замечательные. Например, ей. – Он тычет в меня пальцем. – Остальным-то здесь делать нечего.
– Я и вас тоже похвалил, если бы вы приложили хоть каплю усилий, – спокойно говорит Пол. – Однако вы этого не сделали. Для вас это просто очередное занятие. Еще один балл, на который можно рассчитывать.
– В любом случае, я найду работу получше твоей, – усмехается Леон. – Если ты такой крутой, то почему не знаменит? Есть выражение: те, кто сами не могут – учат других.
Он хватает куртку.
– Иди в задницу. Я ухожу.
Когда Леон покидает аудиторию, Пол говорит:
– Такому классу не нужно это бревно. Джош, почему бы тебе не показать нам, как ты ищешь свои ключи?
Позже Пол объясняет, как именно мы должны расслабиться, а затем вспомнить ситуацию с сильным чувственным импульсом.
Он начинает с простых примеров – например, просит вспомнить ощущения, когда мы ели что-то очень вкусное или когда нас от чего-то тошнило.
Я закрываю глаза и вспоминаю завтрак, который съела пару месяцев назад. Меня не было всю ночь, я не ела целый день, и, хотя я не могла себе этого позволить, запах жареного бекона привлек меня в соседнюю закусочную. Я представляю, как сижу в зале с теплой кожей сиденья под бедрами и большой белой кружкой дымящегося кофе в руке, официантка ставит на стол тарелку с жареными, еще влажными от сковороды яйцами и хрустящим ломким беконом…