Я пряталась под кроватью, когда они ссорились.
Там он и нашел меня той ночью.
– Выходи, Клэр, – сказал он. – Мама поранилась. Я должен идти. – Я сидела на кровати. – Дай маме отдохнуть, ладно? Маме нужно поспать, тогда она почувствует себя лучше. Утром ты сможешь одеться и пойти в школу? Если кто-нибудь спросит, не говори, что мама в постели. Просто скажи, что она в порядке. Ты сможешь это сделать?
– Да, папа, – кивнула я.
– Хорошая девочка. Я люблю тебя. Ты любишь меня?
– Я тебя очень люблю, – ответила я.
На суде мне предложили дать показания по видео или за ширмой, но я этого не хотела. Я хотела, чтобы отец увидел, как я рассказываю всем вслух то, что раньше держала в секрете.
Судья сказал, что я один из самых смелых свидетелей, которых он когда-либо видел в зале суда.
Он приговорил моего отца к пожизненному заключению за убийство. Я никогда не навещала отца в тюрьме, ни разу.
Катакомбы, Париж, ночь.
Патрик говорит со мной спокойно, умиротворяюще.
Патрик
Ты делала это и раньше, Клэр. Тогда ты нажала на курок. Помнишь, как это было просто? Доверься мне. Это тоже будет легко.
Я поворачиваюсь, я будто просто в сцене, которую мы репетируем. Прицеливаюсь. Стреляю. Я стреляю в Патрика. В монстра, которого люблю.
Я нажимаю на курок. Пистолет щелкает. Патрик вздыхает.
– Когда я сказал, что доверяю тебе оружие… Я говорил метафорически. Он не был заряжен.
Он берет из моей руки пистолет и заряжает его. Затем направляет на Розу, выхватывая нож из ее рук. Она отчаянно всхлипывает сквозь кляп, когда он привязывает веревку к обручу в стене.
– Пойдем, – обращается он ко мне, игнорируя девушку.
– Куда?
– Понятия не имею. Никуда. Куда угодно. Я не хотел, чтобы это случилось, Клэр. Я хотел, чтобы ты сделала это, поняла меня, чтобы разделила мой мир.
Мы возвращаемся в помещение с бассейном. Свечи, которые Патрик зажег раньше, теперь догорели, оплыли.
Он достает из рюкзака бутылку.
– Выпей, это заглушит боль.
Я делаю большой глоток. Абсент.
– И почитай мне, – тихо просит он. – Прочти вслух, как в первый раз.
Я беру книгу, которую он протягивает, и ровным бесцветным голосом начинаю читать:
Так много помню я, как живший сотни лет!
На лице Патрика слезы. Я выпускаю книгу из рук, и остальное читаю по памяти:
Пусть шкап большой хранит романсы, груды смет,
Записки и стихи, судебные тетради,
В любовных письмецах волос тяжелых пряди, —
Все ж менее в нем тайн, чем мозг скрывает мой!
Он обнимает меня за шею.
– Константинополь, – говорю я.
– Что? – хмурится Патрик.
– Мое стоп-слово. Я говорила, что не помню его. Произнесение его означает просьбу прийти за мной. Сейчас. Константинополь.
– Итак, Клэр? – недоверчиво говорит он.
Что-то падает в комнате. Круглый металлический предмет. Краем глаза я вижу, как он катится по земле, ударяется о стену и останавливается.
Долю секунды ничего не происходит. Затем взрыв белого света. Мгновение спустя раздается шум, удар такой силы, что сбивает нас обоих с ног. У меня звенит в ушах. Лучи прорезают заполненную дымом темноту – темные фигуры в черной униформе штурмуют пещеру со всех сторон.
Одна из них опускается на колени рядом со мной и поднимает забрало.
Командир спецназа
Клэр! Клэр, вы в порядке?
Я чувствую, как его руки мягко впиваются мне в плечи, когда он поднимает меня.
– Фрэнк, – говорю я. – Ты пришел.
Ла Мартин, расположенный недалеко от Лиона, имеет долгую и внушительную историю. Первоначально это был сумасшедший дом, позже он использовался гестапо для допросов. Сейчас здесь тюрьма с одним из самых строгих режимов в Европе, ставшая из-за своей близости к штаб-квартире Интерпола чем-то вроде общемировой тюрьмы.
Кэтрин Лэтэм приходит сюда морозным декабрьским утром, как и многие до нее, чтобы провести допрос. Ее отводят в маленькую комнату пастельных тонов, где когда-то давно следователи использовали резиновые шланги, ванны, полные дерьма, дубинки, тиски для пальцев.
Она принесла с собой ручку и бумагу, небольшое записывающее устройство и пачку французских сигарет.
Входит Патрик Фоглер. На нем стандартная тюремная роба: свободные джинсы и джинсовая куртка, запястья скованы наручниками.
– Я принесла вам сигарет, – произносит она, когда мужчина садится. – Я слышала, что вы теперь курите.
– Здесь все курят. Не как в Америке.
– Они хорошо с вами обращаются?
Он пожимает плечами.
– А вам какое дело? Терпимо.
Она толкает ему сигареты через стол.
– У меня к вам предложение, Патрик.
– Ах да, – усмехается он. – Бесстрашная ученая в поисках истины. Не говоря уже о профессиональном росте. Столько нужно публиковаться, не так ли? Без сомнения, вы надеетесь получить от меня хорошую толстую монографию.
– Ваши отношения с другими пользователями на Некрополе, – говорит она спокойно. – Я хочу знать больше о том, как это работает. Кто кого кормил? Вы с Фурманом видели друг в друге конкурентов или коллег-художников, сотрудничающих в разных сферах? Остались бы нереализованными некоторые из ваших желаний, если бы не созданные им изображения? Или вы всегда надеялись, что переводы найдут последователей, подобных ему? Здесь много материала, Патрик, и все это нам в новинку. Если вы будете сотрудничать, я, возможно, смогу взамен сделать что-то для вас.
– Я не думаю, что в моем случае будет сделка о признании вины, доктор Лэтэм.
– Это не то, что я предлагаю. Это больше похоже на обмен. Вы отвечаете на мои вопросы… и я отвечаю на ваши…
– Почему вы считаете, что у меня есть к вам вопросы? – говорит он сухо.
– О, я думаю есть, как минимум один вопрос.
Он есть, и Патрик признает это неохотным кивком.
– Вы хотите знать, насколько это все реально, – добавляет она. – Понимала ли Клэр значение хоть одного слова из тех, что она вам сказала? Или она просто выполняла наши приказы все это время?
Он откидывается назад.
– Так расскажите мне.
– Она замечательный человек, Патрик. И замечательная актриса. Когда мы нашли ее, она изучала актерское мастерство, которое включало, в том числе, и погружение в роль с абсолютной самоотдачей. Это было ее предложение – чтобы сделать то же самое с ролью, которую мы просили ее сыграть.
Офис Кэтрин Лэтэм, ночь.
Кэтрин инструктирует меня.
Кэтрин
Вам нужно стать более экстремальной версией себя. И вы должны быть этим персонажем двадцать четыре часа в сутки, неделю за неделей, даже если окажется, что люди, которым вы доверяли больше всего, предали вас.
Я
Я смогу это сделать.
Кэтрин
Есть еще кое-что… Что-то, что вам придется сделать, если это будет правдоподобно.
Я
Я знаю.
– Я сказала ей, что она должна влюбиться в вас, – просто говорит Кэтрин. – И что она должна следовать логике этого чувства, куда бы оно ее ни привело. И неважно, насколько предательским, безумным или опасным это казалось.
Патрик на мгновение закрывает глаза.
– Значит, все это было ложью.
– Вы упускаете главное. Для нее нет никакой разницы, она любила вас. Она заставила себя полюбить вас. Это то, что нам нужно было от нее.
Патрик тихо цитирует:
О, нет! Притворство лишь, ах, украшенье лишь
Тот лик, что озарен гримасою прекрасной[26].
Он бросает на Кэтрин острый взгляд.
– А Некрополь?
– Что Некрополь?
– Вы каким-то образом проникли туда, не так ли? ФБР. И вместо того, чтобы закрыть его, вы просто сидели и наблюдали за нами. Изучали нас, как будто мы ползали вокруг муравейника в лаборатории. Я даже готов поспорить, что это вы послали мне изображения Фурмана. – Он наклоняется вперед. – А знаете, что вы соучастница всех убийств, которые произошли после этого? Включая Стеллу. Бедная Стелла. Может, я и убил ее, но именно вы привели этот механизм в движение…
Кэтрин нажимает кнопку на диктофоне.
«Интервью с Патриком Фоглером, – произносит она. – Запись номер один».
Нью-Йорк, Вест 44-я улица, бар отеля «Дельтон», сумерки.
Я сижу в тихом уголке бара, с бокалом в руке, пытаясь растянуть удовольствие. Вы вероятно думаете, что я на свидании, но когда увидите дородного мужчину средних лет, который плюхнется на сиденье напротив меня, то измените свое мнение.
Я улыбаюсь ему через стол.
– Что тебя задержало, Фрэнк?
– Бумажная волокита. В наши дни быть детективом значит быть чертовой машинисткой. – Он подзывает официантку и заказывает пиво, затем поворачивается ко мне: – Ты в порядке?
– Да… – отвечаю я. – Спасибо, что спросил.
– Я имел в виду выпивку, – хрипло говорит он.
– Я знаю. И да, я в порядке.
Фрэнк кивает, лезет в карман пиджака, достает конверт и кладет на стол.
– Вот. Нужно подписать и отправить по почте. Грин-карту сделают в течение недели.
Я смотрю на конверт, но не беру его.
– Я могу вернуться в Англию, Фрэнк.
Он поднимает брови.
– Да?
– У моей приемной матери день рождения. Я должна быть там. А потом, все те вещи, от которых я убегала… Они больше не кажутся такими уж страшными по сравнению с… – Я оставляю предложение незаконченным.
– Наверное, – тихо говорит он. – Ну, если тебе что-нибудь понадобится…
Я улыбаюсь.
– Просто сказать Константинополь?
Он улыбается в ответ.
– Правильно. И я прибегу с командой спецназа и парой светошумовых гранат.