Казалось, что еще может меня потрясти, причинить боль? Но услышанное вновь заставило упасть мое сердце.
— Ребята мне рассказали, что Николай продюсирует молодую певицу. Она поет в этнической группе. Готовится ее первый альбом.
— Бог в помощь, — пробормотала я, стискивая руки.
По счастью, Марина меня не услышала. В этот момент она искала парковку на забитом машинами пятачке. Что ж, думала я, твоя нимфа поет чудесно, она талантлива. Ведь никакие чувства не заставили бы тебя продвигать бездарь.
Когда мы отзанимались, Марина предложила, как всегда, выпить кофе, и мы сели за столик в нашем кафе. Скрипачка по-прежнему не задавала мне вопросов, а я не считала нужным отчитываться перед ней. Она видела и так, что мне нехорошо. Мы обменивались ничего не значащими фразами, а я с ужасом думала, что надо возвращаться в пустую квартиру. С тех пор как я узнала о ней, наша квартира сделалась мне ненавистной.
— Вы едете в этом году на море? — спросила я вдруг собеседницу.
Марина встрепенулась:
— Да, еду. В сентябре. Хотите со мной поехать?
Я подумала, что не доживу до сентября.
— Коля предлагает ехать на Мальдивы. Но мне одной не хочется, — пробормотала я.
— Вот и замечательно! Съездим вместе наконец, — обрадовалась Марина.
— На Мальдивы?
Скрипачка поколебалась:
— Нет, Мальдивы я не потяну. Но в Туапсе море не хуже! У меня там своя квартира, нам никто не будет мешать. До моря рукой подать.
Она смотрела с таким ожиданием, что я согласилась:
— Да, вы правы. Море, оно и в Африке море…
С того момента у меня появилась призрачная цель, которая, как ни странно, удерживала меня от крайностей. Внешне я стала жить прежней жизнью. Даже Лида не догадывалась, что я перенесла в своем маленьком путешествии. Я ждала тебя, готовая ко всему.
Но время шло, фестиваль давно закончился, а ты все не звонил. Я предполагала, что ты еще в лесу, где нет связи. Ничего не могла с собой поделать: воображение подсовывало мне мучительные сцены вашей с нимфой любви. Я уходила из дома, бродила по бульварам в каком-то сомнамбулизме, мысленно ведя с тобой бесконечные страстные споры. Иной раз заговаривала вслух, пугая прохожих. Они шарахались от меня, принимая за городскую сумасшедшую.
Я лежала в ванне и пыталась читать дурацкий детектив, когда ты позвонил в первый раз после фестиваля. Услышав знакомую мелодию телефона, я уронила книжку в воду. Выловив ее, дрожащими руками схватила мобильник и с трудом нащупала кнопку.
— Хельга, привет! — услышала я твой голос, и сильный спазм перехватил мне горло. Слезы горохом посыпались из глаз.
— Алло! Ты меня слышишь? — звонко кричал ты.
— Да, — сдавленно выговорила я.
— Что с тобой? — тотчас встревожился ты.
— Все хорошо, родной. Я в ванне лежу, — справилась я наконец со своим голосом.
— Одна?
Я опять поперхнулась.
— Ну прости, по-дурацки пошутил.
Ты звонил, чтобы сказать, что приглашен в областной центр выступить на Дне города, поэтому, не заезжая домой, отправляешься на торжества. «Один?» — хотелось мне теперь «пошутить»…
— Еще несколько приглашений имеется, но я подумаю, ехать или нет, — заключил ты.
— Тебе надо отдыхать, — привычно завела я. — Впереди осенние гастроли…
— Ничего, — бодро ответил ты, — поеду в Индию, там отдохну. Уже скоро.
Ты ничего не спросил обо Мне, не поинтересовался, как мне живется без тебя, что делаю, как проходит мое лето.
— Я хочу съездить на море в сентябре, — сообщила я сама.
— Отлично. Давно пора, — с легкостью согласился ты.
— Я с Мариной поеду.
Обычно ты настороженно относился к нашей дружбе со скрипачкой, но теперь и это сообщение принял вполне добродушно. Если не сказать равнодушно.
— Как хочешь, малыш.
Интересно, а как ее ты называешь? Если я — «малыш», то кто же она для тебя? «Детка»? «Крошка»? Она ведь моложе твоей дочери.
Мы условились, что ты позвонишь, когда поймешь, возвращаешься домой или снова принимаешь приглашение выступать. Когда я положила телефон, то почувствовала, как вся дрожу мелкой дрожью. Вода в ванне казалась мне холодной, хотя это было не так.
Опять неизвестность! Я так и не решилась сказать тебе, что все знаю. Да и надо ли говорить об этом по телефону? Ложь, ложь невыносима! Однако если мы объяснимся, тебе придется выбирать. Пока еще остается надежда, что ты не уйдешь и не выгонишь меня. Потом я поставлю тебя перед жестким выбором. Надо ли это делать? Но как жить? Ждать твоего возвращения нету сил. Ожидание казни страшнее самой казни. Надо же что-то делать!
За несколько дней я так измучилась этим вопросом, что решилась на отчаянный шаг. Я поехала к отцу Александру и Насте.
Заранее подготовилась: купила подарки всему семейству, договорилась со знакомым водителем, что забираю его на весь день, попостилась перед исповедью и причастием. И тут накануне поездки позвонила Катя.
— Тебе не кажется, что нам пора собраться? — спросила она.
Действительно, как-то незаметно с нашей последней встречи с девчонками прошло полтора года. И перезванивались мы редко. Я так погрузилась в свои переживания, что забыла обо всем на свете.
— Завтра как? Я говорила с Шуркой, она готова.
— Нет, завтра я уезжаю из Москвы на целый день. Может, потом?
— Понятно, — холодно произнесла Катя, и мне стало горько.
— Да ничего тебе не понятно! Мне нужно с вами увидеться. Очень! Но завтра я еду к священнику. Ну, так совпало.
Катя помолчала. Я вспомнила, что несколько встреч не состоялись именно по моей вине.
— Ну да, ты у нас самая занятая, — язвила тогда Катя.
Я знала, что девчонкам приходится много работать, чтобы нормально существовать. Я, по их представлениям, бездельница и нахлебница звездного мужа. Да так оно и есть. Сейчас, в трудное для меня время, когда я оказалась в полном одиночестве, мне так нужна была их поддержка! Однако перенести поездку я тоже не могла: речь шла о жизни и смерти. Как объяснить все подругам?
— Кать, но мы же не на разных континентах живем; почему бы нам не увидеться на следующей неделе? — просила я.
Подруга вздохнула, и я поняла, что она мне не верит.
— Ладно, соберемся без тебя. Уже настроились. Когда сможешь, позвони, но на следующей неделе у меня все расписано по часам.
Я еще бормотала извинения, а она уже положила трубку. Этот разговор не добавил мне оптимизма.
Приехала в Дубровку я к обедне, сразу зашла в церковь. Эти стены были свидетелями таинства нашего венчания. Здесь совершилось чудо соединения наших душ… Здесь, мне кажется, молитва быстрее достигает цели. В этом храме я чувствую присутствие Бога. Значит, здесь я получу помощь. Иначе быть не может.
Я поставила свечку Всех Скорбящих Радости, сосредоточилась на службе, которую отправлял отец Александр. Как это здорово, что на земле есть что-то неизменное! Я молилась за тебя. Я всегда молюсь за тебя, ты не можешь этого не чувствовать. Мы никогда не говорим с тобой о Боге, но я знаю, как глубоко ты веруешь. Только вот не одобряешь фанатизма, истовости в религиозных проявлениях. Ты веруешь светло и целомудренно. Не любишь пустословия и праздной болтовни на эту тему.
Я вспомнила опять твое одухотворенное лицо в момент венчания и заплакала. Что-то много плачу в последнее время, подумала я и насилу успокоилась. Когда пришел мой черед исповедоваться, я вновь изрядно разволновалась. Отец Александр улыбнулся мне, поздоровавшись. Я рада была видеть его, как радуются приходу врача больные и мнительные люди. И не только. Он был твой друг, а значит, и мой.
Я никак не могла начать.
— Что случилось, Ольга? — совершенно по-мирски спросил отец Александр. — Ты согрешила?
— Да. Я хочу уйти от Николая.
— Почему?
Я рассказала. Александр не стал говорить о расплате и возмездии. Он опять погрустнел и постарел, словно беда коснулась его самого.
— Не торопись, — сказал он наконец. — Не надо принимать решения сгоряча, в обиде и гневе.
— Разве я сгоряча? — возразила я. — У меня было время подумать. Я не хочу, чтобы он уходил. Он будет чувствовать себя виноватым. Лучше мне уйти, пока он не вернулся.
— Нет. Подожди. Дай ему шанс. Николай — увлекающийся человек, это пройдет. Ты ему нужна.
— Я не могу, — проговорила я дрогнувшим голосом и заплакала. — Не смогу жить с ним…
— Прости его, тогда сможешь.
— Простить за все, что уже было, и за то, что будет? — вскинулась я. — Выдать ему индульгенцию на измену, пусть развлекается, тешит свою плоть?
— А говоришь: «не сгоряча», — покачал головой священник.
— Что же мне делать? — поникла я головой.
— Я думаю, ты знаешь сама. Прислушайся к себе. Ты на самом деле хочешь уйти от Николая? — Он пытливо смотрел на меня, и я смутилась.
— Не хочу. Я люблю его. Но и так жить не хочу! Я не вещь, не домашнее животное, чтобы так со мной поступать!
Отец Александр потрепал бородку.
— Это удел всех жен знаменитых мужей. Николай настолько яркая и заметная личность, что не может принадлежать только тебе. Тут ничего не поделаешь. Мне кажется, ты сама все давно поняла. Тебе больно, да, это понятно. Молись за него и жди. Он твой муж, твоя половина, терпи.
— Вы оправдываете измену? — удивилась я.
— Нет, конечно. Объясняю, пытаюсь тебе помочь.
— Чего же мне ждать?
— Его возвращения. Он должен побороть страсти и искушения. Ведь он бережет тебя, не открывает своей измены. Ты сама не устояла перед искушением, узнала, чего не должна была знать. Умножила скорбь, теперь терпи. А его вина — его ответ перед Богом.
Отец Александр благословил меня, и я отошла. Мне нужно было все обдумать. Опять вернулся страх за тебя. Я-то знаю теперь, какой бывает расплата! Я стала страстно молиться и забыла о своей боли и обиде.
— Только бы ему было хорошо! — шептала я. — Господи, прости его!
Вышла из храма я успокоенной и все простившей. Надолго ли? Отослав водителя (он отправился в придорожное кафе), я направилась в дом отца Александра, к Насте.