«Мы можем пойти куда угодно, – говорю я. – Новые места, новые приключения».
«Хм, – говорит она. – Это то, что наполняет жизнь волшебством. У человека всегда есть выбор».
В середине перекрестка три длинные палки, окрашенные в желтый цвет, расположены в форме стрелы. Мы следуем за ней, ковыляя и шаркая ногами, пока другая желтая стрелка не приводит нас в лес. Легкий ветерок сдувает грязь с тропы, и, шагая в тени, мы молчим.
Тропа петляет между деревьями. Я сосредотачиваю все свои силы, стараясь не поскользнуться на неровных камнях. Вскоре тропа расширяется, и я немного опережаю Кэт.
«Подожди минутку», – слышу я ее крик.
Я оборачиваюсь и вижу, что она стоит под толстым дубом. Маленькая квадратная табличка, прибитая к стволу, висит на уровне плеч. Я медленно подхожу к ней.
«Это так прекрасно, – Кэт проводит рукой по табличке. – Как ты думаешь, что это значит?»
В верхней части деревянной таблички написано «Exp de Selix». Под ней крест, заключенный в полукруг, похожий на чашу. Все это расположено в полном круге, все это красного цвета.
«Красиво, – говорю я, – что бы это ни было».
«Хм, – она кивает, продолжая рассматривать табличку.
Мы возвращаемся на тропу. Она лениво изгибается, а когда выпрямляется, мы видим Ника, фотографирующего валун. На нем нарисован тот же символ. Под ним красная стрелка указывает вниз по тропе. В том же направлении, что и Камино.
Ник указывает на него жестом: «Ты тоже это видел?»
К настоящему времени мы сталкивались друг с другом достаточно часто, чтобы вести цивилизованные беседы. Он даже стал мне в некотором роде симпатичен.
«Есть идея, что это такое?» – спрашиваю я.
Он качает головой. Кэт нежно проводит рукой по символу.
«Так красиво», – шепчет она.
Мы идем по тропе, пока она не заканчивается на поле, обнесенном забором из колючей проволоки. Желтая стрелка на столбе указывает вправо. Под ней красная стрелка указывает влево.
В прошлый раз, когда я не обратил внимания на вывеску, я пропустил Игнасио и его деревянный крест.
«Я хочу посмотреть, куда она приведет», – говорю я.
Ник кивает: «Согласен. Давайте посмотрим».
«Приключение, – Кэт улыбается. – Слушайте, это становится захватывающим».
Впервые на Камино мы следуем не за желтыми стрелками. Они ведут вглубь леса к тропинке, которая несколько раз разветвляется, петляет среди дубов, минует кукурузное поле и заканчивается у двухэтажного фермерского дома.
Белая краска на стенах отслаивается длинными полосами. Лужайка покрыта пятнами грязи и бурой травы. К гаражу ведут две небольшие колеи каждая шириной с колесо.
«Вот мы и пришли», – говорит Ник, оглядываясь по сторонам.
Мы стоим на жаре, пот высыхает у нас на шеях. Воробей начинает чирикать. Как раз в тот момент, когда я собираюсь повести как настоящий бесцеремонный американец и пойти постучать в дверь, раздается громкий скрип. Дверь гаража открывается, и оттуда выбегает человек в синем комбинезоне.
К тому времени, как он добирается до нас, он тяжело дышит. Его седеющие волосы аккуратно подстрижены, на лице небольшая щетина, и у него проницательные голубые глаза. Молния на комбинезоне расстегнута до груди, под ней видна белая футболка. Он кладет руки на колени и переводит дыхание.
«Боже», – говорит Кэт, прижимая руку к груди. Широкая улыбка.
«Я очень рад вас видеть», – говорит мужчина по-испански, затем добавляет что-то, чего я не могу понять. В каждом регионе Испании есть свой собственный диалект, и тот, что практикуется здесь, в Галисии, сбивает с толку даже носителей испанского языка.
«Пойдемте, – он жестом приглашает нас следовать за ним.
Пока мы с Ником обмениваемся взглядами типа “а стоит ли?”, Кэт и мужчина уже направляются в гараж.
Он останавливается и машет рукой: «Пожалуйста».
К тому времени, как мы оказываемся внутри, рюкзак Кэт лежит на земляном полу и она уже закуривает свою первую сигарету. У задней стены сложены тюки сена. На дальнем конце – проволочная изгородь, а за ней, в темноте, кудахчут куры.
Мужчина вытирает лицо рукавом. Кэт курит и молча наблюдает за ним. Блеет овца.
«Что нам делать?» – Ник толкает меня локтем и шепчет.
«Понятия не имею», – шепчу я в ответ.
Хозяин щелкает выключателем на стене. Резкий красно-синий свет вырывается из дверного проема и освещает земляной пол.
«Пойдемте, – он делает движение. – Пойдемте».
Пока мы снимаем свои рюкзаки, Кэт уже проходит через дверной проем. Гулкие шаги по деревянной лестнице.
«Боже милостивый», – раздается громкий возглас Кэт.
Я бросаю свою палку и бегу за ней, Ник – за мной. Все мы слышали истории о том, как на людей нападали на Камино. Мы взбираемся по лестнице, освещенной рождественскими гирляндами, в длинную прямоугольную комнату. Она стоит рядом с испанцем.
«С вами все в порядке?»
«Конечно, мой мальчик, – говорит она. – Это потрясающе».
Стены увешаны картинами. Чувствуя себя более чем глупо, я спокойно подхожу к ближайшей картине, как будто каждый день врываюсь наверх. Шаги Кэт отдаются эхом по деревянному полу, когда она ходит взад-вперед, бормоча: «О боже, боже милостивый, о боже мой».
Картина большая, на ней изображены два дерева, стволы которых напоминают ладони, сложенные вместе в молитве. За деревьями большой круг оранжево-зеленого цвета закручивается в спираль сам по себе. Небо сквозь ветви сверкает белизной.
Засунув руки в карманы комбинезона, хозяин дома наблюдает за нами. Все картины похожи на эту. Деревья, небо, птицы – все сверкает. Он подходит к Кэт и что-то говорит.
«Да что вы? – говорит она. – Да, конечно».
Что касается цвета, то в нем есть что-то особенное. Это не краска, скорее мелкие, мерцающие песчинки. Ими покрыты даже холсты. Хозяин следует за мной к картине, изображающей желтые холмы под красноватым небом.
«Камень, – он трет кулаком о ладонь, как будто перемалывает камень.
Я качаю головой, не вполне понимая. Он достает из кармана темно-зеленый кристалл размером с мяч для гольфа, вкладывает его мне в руку, затем указывает на соседнюю комнату. Тонкие лучи света проникают сквозь закрытые ставнями окна на стол, заваленный камнями, кристаллами и кистями для рисования. Рядом с ним – книжная полка, уставленная стеклянными банками из-под маринованных овощей, каждая из которых переливается разными цветами. Бирюзово-голубой, красновато-коричневый, искрящийся зеленый, оранжевый – цвета заката.
«Никакой краски, – говорит испанец. – Все сделано из камня».
«Где вы находите свои камни?» – спрашивает Кэт.
«Я хожу с сумкой. Как вы. Иногда я копаю землю».
«Сколько деталей, – выпаливает Кэт по-английски. – Это, должно быть, занимает вечность».
Испанец кивает, похоже, понимая.
«Да. Это зависит от размера. На эту, – он указывает на картину с тремя деревьями, – ушло четыре месяца. Но мне нравится это занятие».
Пока он открывает окна, мы изучаем картины. За окном виднеется светло-голубое полуденное небо. Я присоединяюсь к Кэт. На ней очки, и она смотрит на картину, изображающую два голых дерева со спиралью.
«Это очень красиво, – говорит она мне. – Это напоминает мне о влюбленных, врастающих друг в друга на протяжении вечности».
Художник подходит, и я спрашиваю его, что означает эта картина.
«Тайна, – отвечает он. – Тайна жизни».
«И любовь», – добавляет Кэт.
Он поворачивается к ней, как будто запоминая ее лицо, затем улыбается: «Да. Любовь и жизнь – прекрасная тайна».
Когда я отхожу, она спрашивает, как он придумывает узор. Он отвечает медленно, но я улавливаю только три слова. Сердце. Мечта. Камень.
«Пойдемте, – говорит хозяин студии через некоторое время. – Чаю?»
«О, это было бы чудесно», – говорит Кэт.
Я пока не хочу уходить.
«Можно мне?» – я указываю на картины.
Художник утвердительно кивает.
Пока Кэт и Ник следуют за ним вниз по лестнице, я держу кристалл в руке, ощущая острые края на ладони, и пытаюсь представить себе силу удара камня о камень и тысячи столетий, которые могли потребоваться, чтобы его создать. Я помню, что испытывал то же самое по отношению к Гималаям в Индии. Я бродил по этим горам, наблюдал, как солнце встает и садится над вершинами, и все это время я пытался убежать от прошлого. Но именно потрясения прошлого, мощь тектонических плит, сталкивающихся друг с другом, создали горы.
Я брожу вокруг, смотрю в окно на старый дуб: его ствол прямой и узкий, как у секвойи, ветви широко раскиданы. Затем – я был бы не я – я решаю заглянуть в студию хозяина дома. Там стоит картина, прислоненная к стене, размером больше всех остальных: на ней изображены распростертые крылья, золотые и огненные, поднимающиеся от земли к небу, пылающие. Каждая песчинка переливается.
Я подхожу ближе и долго смотрю на нее. Меня больше ничто не удивляет в этом путешествии.
«Я рад, что ты больше не на дне», – шепчу я.
Ее голос, далекий: «Я тоже рада, что ты выбрался».
«Отсюда вид гораздо лучше, правда?»
Я чувствую ее улыбку. В этом моменте столько всего заключено. Она, Индия, мой отец, этот безумный поход. И единственная ниточка – это огромная благодарность, которую я испытываю за все это. Каждому отдельному шагу, который привел меня сюда, поведет дальше отсюда, и всем последующим шагам.
«Если это сделало тебя тем, кто ты есть, – сказал однажды Лоик, – тогда это хорошо».
Теперь я понял. Я действительно понял.
Я подбрасываю кристалл в воздух, смотрю, как он отражает свет, сверкает, и ловлю его. Я улыбаюсь, потом вспоминаю, что у нас впереди еще долгий день ходьбы. Возвращая кристалл на стол, я бросаю последний взгляд на картину.
Они сидят внизу за кухонным столом и курят. Хозяин ведет нас обратно в гараж.
«Подождите», – говорит он, подтаскивая маленькую ступку и пестик к нашим рюкзакам.
Он шарит по земляному полу и находит обычный на вид камень. Он бьет по нему молотком и стамеской, пока не отваливается несколько кусочков, а затем поднимает как трофей. Посередине блестит зеленая прожилка.