Может быть, она такая. Не знаю.
Но, когда я ее вижу на экране, я вспоминаю эти грустные песенки, и моментами кажется, что не только наркотики вызвали в воображении больного, издерганного, похожего на Пьеро поэта его порою трогательные, порою жуткие образы.
Может быть, этот изящный, надменный рот королевы сказал влюбленному поэту слова печальные и последние, как осенние листья.
Это нежно и хорошо: милый, бледный, “кокаином распятый” поэт и очаровательная капризная королева.
Неведомо откуда пришедшие, кем-то найденные и ставшие вдруг милыми и близкими».
(Юрий Олеша «Поэт и Королева»)
Песенки Вертинского, вдохновленного ангельской красотой и чистотой Веры Холодной, прелестны. Жаль, невозможно процитировать их в нашем издании: близкие поэта так строго стоят на защите его «авторских прав», что едва ли не рискуют вовсе лишить его заслуженной некогда популярности…
Впрочем, песенки Вертинского знают многие.
Но помимо Вертинского были, конечно, и другие поэты – и поэтессы – посвящавшие стихотворения Вере Холодной.
Это было настоящим поветрием.
Модой.
Явлением.
В своей книге я могу привести только некоторые из этих стихотворений… Лучшие.
На самом деле их было много больше. Можно было бы составить целый сборник. Туда бы вошли разные стихи – серьезные лирические и полушутливые, но все, абсолютно все – восторженные.
Теперь звездам стихов уже не посвящают.
А если и посвящают, серьезные киноиздания этих стихов все равно не печатают…
А тогда ни один номер «Киногазеты» не обходился без стихов поклонников!
Дамы – Наталия Литвак и Ксения Мар – и еще больше мужчин, преимущественно прятавшихся за псевдонимами, словно соперничали в воспевании красоты «королевы экрана».
И после 1918 года этих стихов уже никогда и нигде не печатали…
Забыли? Не считали достойными упоминания?
Вы – ангорская кошечка, статуэтка японская.
Вы – капризная девочка с синевою очей.
Вы такая вся хрупкая, как игрушка саксонская.
Вы – Мадонна из мрамора в ореоле кудрей.
Я люблю Ваши пальчики… О, какими усталыми
Они кажутся в блеске этой массы колец…
Почему Вы вся грустная, и улыбка увялая…
Вам, как бледной принцессе, не под силу венец…
И меха Ваши белые, в них Вы зябко закутались,
Они шепчут Вам ужасы про холодную сталь…
В том углу хризантемы, как-то странно запутались
В темный сумрак, как в странный лиловатый вуаль…
Вы мне шепчете, бледная, – «я устала, бессильна я…
Если б знали, как больно мне»… В темноте гобелен
Нас окутала мгла роковая, могильная,
И не выйти из этих заколдованных стен…
Наталия Литвак
Мечта экрана
Мелькают тени передо мной.
Вот образ, как мечта, прелестный,
Тревожно яркий и живой,
Как сон, загадочно-чудесный.
Напрасно верил я судьбе,
Пославшей мне мечту живую.
Душой нездешнее люблю я,
Но тщетно жду его к себе.
Доволен будь, что это сон,
Стремиться к большему не смея —
Мечта – немая Галатея,
А ты – слепой Пигмалион.
М. Р. Т-в.
Моя изящная, больная Коломбина,
С улыбкой грустной больших, печальных глаз,
Вся кружевная в ярких отсветах камина, —
Я – Ваш Пьерро… Я не покину Вас…
Вам надоел шутливый маскарад,
И Вы теперь одна в покинутой гостиной…
Ваш легкий, кружевной и вычурный наряд
Вас делает такой прелестной и невинной…
Я Вам не покажусь… Я у куста азалий
Останусь в уголке за Вами наблюдать,
Когда, устав от маскарадных вакханалий,
Вы будете здесь тихо отдыхать…
Забудьте, что есть Полишинели
И Арлекины с тонким острым ядом…
Вас убаюкают здесь мерные качели,
Мою больную Коломбину с грустным взглядом.
Наталия Литвак
Кто-то пел про смуглого, стройного креольчика…
Где-то в задней комнате чокались фужерами…
Звякали так нежно, мягко колокольчики
В твоей красной комнатке с алыми портьерами…
Прилегла, усталая, в уголке диванчика,
В красном свете странная и такая близкая…
И, касаясь изредка тонкого стаканчика,
С детскою улыбкою пьешь Аи искристое.
И звенят насмешливо, тонко колокольчики:
«Уходи… Не сбудутся грезы фантастичные…»
И так жалко, жалко смуглого креольчика
И рояля звука жалко гармоничного.
Наталия Литвак
Кинопризнанье
Почему я безумно люблю,
Когда Вы у камина мечтаете?
Красоту проявляя свою,
Вы все сердце мое покоряете.
Жизнь за жизнь я отдать бы готов,
Когда вижу Вас лунной красавицей.
Песнь любви торжествует без слов,
И миражи мечтаньям представятся.
Пламя неба мне видится в Ваших очах.
Тень греха на душе просветляется.
А Тобою казненный, поверженный в прах,
Человек-зверь, как раб, укрощается.
Сердце ранят мне грусти мечи,
Но воскреснет Ваш образ пред мной,
И шепчу я: «молчи, грусть, молчи» —
Это сказка любви дорогой.
И средь шумного бала, под музыки звон,
Мнится, дремлют плакучие ивы…
Рад я пытке молчанья, я ей упоен,
Даже ядом столичным счастливый.
Пусть живой труп стоит предо мной —
В нем я те же увижу созданья,
Что чаруют своей красотой,
Неизбывной улыбкой молчанья.
Жадно образы Ваши ловлю
И в молчаньи от счастья немею…
Почему так безумно люблю,
Я, конечно, сказать не сумею.
«Он»
На Ваших бледных, прозрачных ручках
Блестят сапфиры и бриллианты…
В столовой долго и однозвучно
Десять ударов били куранты…
Вы так устали, моя маркиза!
Глаза закрыли, и на диване
С улыбкой легкого полукаприза
Вы задремали в ночном тумане…
Прощай, маркиза!.. Сейчас вернется
Маркиз твой старый, сухой и скучный…
Маркиза встанет и засмеется,
Но как-то странно и однозвучно…
Вы не забудьте, что там, в столовой…
Пока прощайте!.. Ах, да… Вы спите…
Но ровно в полночь авто готовый…
«Ах, я все слышу… Сегодня… Ждите…»
Наталия Литвак
Позабудьте свои печали,
Прочь откиньте забот обузы —
В этом маленьком душном зале
Правит праздник Десятая Муза.
Вы, уставшие в грохоте фабрик
От работы и слов, и строчек,
Посмотрите: ведь каждый кадрик —
Это светлой мечты кусочек.
В этой пляске пойманных мигов
Человеческий разум, как витязь…
Перед вами Молчанья книга,
Растворитесь в ней и учитесь!
Вас. Лебедев
«Вера Холодная» (напечатано в «Киногазете» № 13, июль 1916 года, под рубрикой «Наши артисты»):
Хоть повези в Америку,
Понравится и там.
Так «делает истерику» —
Не верится глазам.
Глаза такие жгучие,
Что мы б спросить могли:
«Уж не было ли случая,
Чтоб фильм они прожгли?»
Артистка превосходная —
Вот мненье москвича.
Фамилия «Холодная»,
Игра же – горяча!
Она была королевой. Ей посвящали стихи. Но почему – она? Почему именно ей – такая слава? Почему эта скромница, дочь учителя, жена юриста, мать двух дочерей, имеет такой успех у публики?
Почему именно она?!
Она хорошая актриса…
Да полноте! Она непрофессиональна, у нее нет школы, в России много замечательных, талантливых, а главное, настоящих актрис!
Она очень красива…
Но разве нет в России других красивых женщин?
Есть такие, которые и красивы, и талантливы, и обучены как следует!
Ольга Гзовская с ее скульптурным телосложением и профилем античной камеи.
Вера Коралли, яркая, легкая и грациозная, как бабочка, по словам Перестиани, «принесшая в кино отголоски своих балетных успехов».
Наталья Лисенко с ее тонким, интеллигентным лицом, с ее гордой осанкой и ясным взглядом золотисто-карих глаз.
Анастасия Вяльцева, романтическая и изящная, словно сошедшая с миниатюры середины прошлого столетья.
Темная, пылкая, белозубая Пола Негри с ее точеными плечами и хищным огнем в глазах.
И, наконец, Зоя Баранцевич. «Типичнейшая “божья коровка” с внешностью наивной институтки» – как охарактеризовал ее Перестиани. Такая же ангелоподобная, нежная, большеглазая, печальная, кажущаяся по-детски наивной и беззащитной – в сущности, тот же типаж, что и Вера Холодная!
Но как бы профессионально, с какой бы самоотдачей они ни играли, они все равно не получают и десятой доли того успеха, того восторга, какой вызывает у публики один лишь взгляд Веры Холодной – печальный, сумрачный взгляд из-под полуопущенных мохнатых ресниц, из-под упавших на лоб темных кудрей…
В чем заключается тайна успеха Веры Холодной?
Почему признанные театральные актеры, начиная сниматься в кино, не имели и крупицы того успеха, который сопровождал весь краткий творческий путь «красивой натурщицы»?
Только ли потому, что на экране они были лишены такого важного выразительного средства, как голос, а киноактриса Вера Холодная изначально готовила себя к безмолвию?