том впечатление от службы сопровождается простодушным описанием своего психологического состояния и привлекших его внимание шалостей семинаристов:
Мы приехали в 8 часов вечера 6 июля, лошадей оставили в гостинице, а сами пошли в монастырь ко всенощной, которая шла довольно долго и я почти всю продремал, только изредка меня интересовало, как тамошние семинаристы, украдкою от надзирателей нюхали табак. На другой день отстояли раннюю обедню и отправились в Архангельское. Монастырь преподобного Саввы стоит на хорошем месте, служат довольно хорошо[503].
В Москве Хлудовы ходили не только в приходской храм Козьмы и Дамиана. По большим церковным праздникам они посещали кремлевские соборы – Успенский, Архангельский и Благовещенский, Знаменский монастырь на Варварке возле Красной площади. Дневниковая запись за 1842 год содержит впечатления двадцатиоднолетнего Хлудова о проповеди архимандрита Митрофания: «Вербное воскресенье я был в Знаменском монастыре за обедней, и в первый раз слышал известного проповедника архимандрита Митрофания, который как по сочинению так равно и по рассказу заслуживает величайшей похвалы, из уст его льется золотая речь и только самое каменное сердце не может прослезиться от оной. Народу было множество»[504]. Герасим получил такое удовольствие, что через пять дней, в Страстную пятницу, опять посетил службу, чтобы слушать проповедь Митрофания: «Я снова имел счастье его слушать. И он опять меня пленил до высочайшей степени. Народу было множество».
После женитьбы в 1843 году Герасим Иванович посещал богослужения вместе с молодой женой Пелагеей (муж звал ее Полинькой). Интонация повествования остепенившегося Хлудова отличается от пылкости и восторженности его юношеских записей, он все более рассказывает о том, что испытывает глубокие эмоции от духовной и эстетической стороны богослужений. В иные праздники он посещал службы дважды, например на Пасху 1847 года за ранней обедней был в своем приходе, а «к поздней ездили с Полинькой в Успенский собор» Кремля. У Хлудовых к этому времени родилось трое детей, из которых старшей дочери было 2,5 года, а два мальчика умерли в младенчестве, и Пелагея была на раннем сроке четвертой беременности.
Понимание житейских невзгод и переживаний, видимо, сделало религиозные переживания более глубокими, и Герасим Иванович пишет в дневнике о своих впечатлениях от церковной службы: «Служил викарий архиерей Иосиф. Народу было множество. Когда кончилась обедня и зазвонили во все колокола – что за торжественный звон, что за радость на душе происходит, какое особенное благоговение ничем неизъяснимое. Кажется для одного этого звона стоит приехать в Кремль за тысячу верст, которого в целом мире не услышишь ни за какие деньги»[505].
Став семейным человеком, он проводит день Пасхи, с утра и днем посещая службы, а вечером навещая родственников. Утреннюю службу он стоит в своем приходском храме, обедню – в одном из больших монастырей (Донском или Покровском) или в одном из кремлевских соборов. В 1850 и 1855 годах Хлудов с сожалением упоминает, что не соблюдал пост («не говел»), причина не указана, но ею могла быть интенсивная работа в семейной фирме или болезнь (несоблюдение поста в этом случае допускалось с разрешения священника).
Упоминается в «Дневнике» Г. И. Хлудова и о том, что после покушения Д. Каракозова на Александра II 4 апреля 1866 года по всему городу шли благодарственные молебны, что царь счастливо спасся, и преисполненность чувствами простого люда выражалась в том, что молебны проводились на городских площадях: «Большой молебен на площади был так трогателен и умилителен, что без слез нельзя было стоять, в особенности, когда все стоят на коленях»[506].
Еще один из немногих дошедших до нас купеческих дневников дореформенного времени – хранящийся в ЦГА г. Москвы дневник московского купца Петра Васильевича Медведева[507]. Автор вел записи в 1854–1863 годах. При этом хроникальный характер записей сочетался с размышлениями о литературе, природе, взаимоотношениях между людьми. В числе важных событий, выделенных автором, отмечены семейные события – смерти, рождения и свадьбы, политические события – войны и коронации, бытовые и хозяйственные события – продажа дома и вопросы управления фабрикой, коммерческие поездки за пределы Москвы («на Дон», «На Кавказ», «в Украйну»). Собрав эти важные события в отдельный список, Медведев приписал в конце его (в 1864): «Итак, жизнь формируется в иной склад взглядов, мышлений от действий жизни; и ум и сердце же рождается как будто вновь при встрече каждого потрясающего случая. Чувство развивает еще вновь какую-либо новую неизведанную струну, которая издает свой звук».
О судьбе П. В. Медведева известно мало. В списках купечества 1840–1850‐х годов и в «Московском Некрополе» его имя не обнаружено. Однако в Хотевском плане (1851–1852) упомянут мещанин Петр Васильевич Медведев, проживавший в Барабанном переулке Лефортовской части (точнее, в Семеновском, где на местном кладбище были похоронены его родные)[508]. Вероятнее всего, это и есть автор дневника, поступивший в купечество около 1853 года. В описи дел Московской купеческой управы П. В. Медведев упомянут под 1862 годом (получение им аттестата)[509]. В 1855 году в своем дневнике он пишет, что долго не имел собственного дела, а был наемным работником у более везучего купца: «Сердечно жалею, что я не имею твердого характера, от чего очень много теряю, а причина тому очень простая – мое служение в работниках много лет, где требовалось беспрекословное повиновение, и подчиненность в поступках невольно вкоренила слабость характера и соглашение»[510].
Эта попытка отобразить жизнь души, механизм мировосприятия облачается Медведевым в доступные ему литературные метафоры. Медведев не только подробно и трогательно описывает природные явления, негладкие отношения внутри своей семьи, свои торгово-промышленные дела, события, происходившие со знакомыми купцами в житейской и предпринимательской сферах. На страницах дневника автор беседует со своим внутренним «я». На восьмом году ведения дневника, в 1861 году, он писал: «Любимые мои занятия: чтение книг, слушание пения и музыки, театр. Да летом природа, путешествия и прогулки». Сознавая свое литературное любительство, он замечал: «Еще люблю я писать. Жалко только плохо и бездарно. О вседневных происшествиях в нашем кругу, и о слухах в Москве недурно бы писать. Но жаль не умею и не могу»[511].
Интересна самооценка Медведева в профессиональной области. Себя Медведев полуиронически называл «торгашом», показывая употреблением этого пренебрежительного слова осознание своего «неблагородного» социального статуса. Он словно стеснялся своего занятия, понимая, что есть более возвышенные виды деятельности. И одновременно Медведев в дневнике укорял себя за черты характера, неудобные, по его мнению для купца: слабоволие, сентиментальность, которые ведут к торговым неудачам. Он писал: «У робкого торгаша нету ни убытка, ни барыша»[512] (то есть ни особых потерь, ни особых прибылей. – Г. У.).
Медведев помногу и часто описывал распри в семье, которые постоянно терзали его. Мать, жена и вдовая сестра Медведева не ладили между собой. Медведев часто наблюдал брань между ними и выслушивал много недоброго в свой адрес от каждой из женщин. Он страдал нравственно, но не включался в ссору: «Больно было слушать, но я молчал и слушал»[513]. После трех лет супружества он совершенно разочаровался в жене, кичившейся своим происхождением из богатой семьи известных московских купцов Ланиных. На страницах дневника он сравнивал ее с бесчувственной статуей. Обижался он и на сестру, которую содержал после смерти мужа. «У меня жена – нелепая дура, ничего для нее нету в жизни сравнения как кукла алебастровая; сестра с детьми живет на моем иждивении, но для меня у ней нету ни сердца, ни головы, ни рук. И я – одинокой в семье – должен тянуть ярмо свое»[514]. Медведев проявлял смирение, безропотно подчиняясь патриархальным правилам, по которым мужчина был обязан зарабатывать средства к существованию семьи.
Круг дружеского общения Медведева составляли преимущественно зажиточные купцы – Ланины, Сидоровы, Морозовы, Рахмановы, Свешниковы, Хлебниковы. Он, однако, тянулся к общению с людьми умственно развитыми, имеющими творческие проявления, знакомился с теми, кто интересовался литературой и через литературные занятия проявлял свою рефлексию. Так, в 1854 году он описал в дневнике, как познакомился через купца Т. Сидорова с поэтом-самоучкой Федором Венцовым: «Родом из крестьян, занятием трактирщик, молодой человек без образования школьного, довольно просвещенный, образованный». Медведев дал в своих записях оценку сочинениям Венцова: «Пишет стихи, подражая Кольцову»[515]. С Венцовым Медведев провел время в прогулке по Москве, во время которой они гуляли в Александровском саду близ Кремля, пили чай в трактире, «молились на молебне Охотного ряда», и у часовни Иверской Богоматери. «Разговор наш был сначала о поэзии, о жизни практической, потом заключался воспоминаниями прошлого». Такое общение было интересно для Медведева, который написал о Венцове: «Очень приятный человек. Подарил мне на память экземпляр своего сочинения»