[621]. Очевидно, вести церковные летописи причты окончательно обязал Указ Синода от 12 апреля 1886 года[622]. В декабре 1915 года появилось специальное определение о необходимости регулярного ведения летописей по всем церквам[623]. Очевидно, это было реакцией на сообщение из Пермской епархии, епископ которой был озабочен ненаблюдательностью священников, иногда не отмечавших даже событий Первой мировой войны, как будто она и не существует для данного прихода[624].
По-иному воспринимал изменившуюся ситуацию причт Георгиевского собора города Юрьева-Польского[625]. Летописание, начатое в 1868 году, систематически продолжалось до 1918 года. И если в 1902 году о жизни прихода было записано, что «никаких перемен и ничего выдающегося в течение года не произошло»[626], и такие записи характерны в продолжение многих лет, то 1916 год был отмечен как «год жестокой и кровопролитной войны с центральными империями Западной Европы, прошел в опасениях за родину, за ее защитников. В храме стало заметно уменьшаться богомольцев мужского пола. Но в то же время увеличилось богомольцев из числа женского пола. После каждого богослужения по просьбе богомольцев совершались или молебны о здравии, взятых на войну близким им лиц, или панихиды об упокоении положивших живот свой на поле брани. Тяжесть войны сказалась для населения и в подъеме цен на продукты. Если война затянется и еще на год, то все неминуемо вздорожает в сильной степени. С нетерпением ждем решительных событий – в ожидании, что они будут благоприятны для России, хотя он вступила в войну и самой неподготовленной»[627].
Но 1917 год оказался еще более тяжелым: «Второго марта 1917 года совершилось событие величайшей важности в истории Российского государства. В самый разгар величайшей необыкновенной почти всемирной войны император Николай II отрекся от престола за себя и за своего сына Алексея Николаевича»[628]. Далее в летописи излагался новый порядок управления страной, подготовка к Всероссийскому поместному собору, отмечается, что «продолжавшаяся тем временем безмерная война ослабила мощь России, разъединила сынов на враждебные политические партии, из коих нашлись такие, что заняли весьма враждебные позиции по отношению к Православной Российской Церкви и ее представителям – духовенству. Получив в свои руки власть, эти враждебные Церкви партии (большевики, анархисты, коммунисты) поставили для себя задачей – полное отделение Церкви от государства»[629]. Бесстрастные, но трагические по содержанию и созвучные времени записи в какой-то степени нарушают предписания, что свидетельствует о переосмыслении значения летописания, а сведения о перемещениях и выводе за штат священников позволяют сделать некоторые биографические выводы.
В целом к 1920‐м годам[630] все же сложился объемный и уникальный комплекс материалов по истории приходов, в значительной части утраченный в дальнейшем. Между тем как именно «в приходской жизни лежит ключ к пониманию церковной истории в начале ХХ века»[631].
The article is dedicated to the origin and development of the relatively new source of information about the Russian Orthodox Church life in the second half of XIX – the beginning of XXs, namely, the local church records, which, according to the Synod, were supposed to register the historical events and statistical data. The introduction of these records led to some forms of research activities and revealed some details of the local church’s life that remained unknown and inaccessible before. Thus, the church engaged in the dialogue with the outside world and tried to discuss the important problems of the time. The yearly entries reminded the ancient records. The strict regulation of the record practice often resulted in very formal narratives lacking almost any individual views, personal judgements and auto-biographical information. However, even before the introductions of the records by Synod, some priests have been already doing diaries of their own, with a more personal touch on the events around them. For instance, the extensive records of Vasiliy Elansky, the priest of the village Zolotoye, Saratov Region, contain biographies of many local priests, the description of the religious atmosphere in the community and ideological differences among his followers. All this testifies of the certain modernization and the growing reflection within the church.
Дневник священника Фоки Струтинского в литературной обработке Николая Лескова (Очерк «Архиерейские объезды»)
Марта Лукашевич
Современная религиозность, зарождение которой относится исследователями к концу XVIII – началу XIX века[632], связана непосредственно с развитием самосознания и самоанализа, вниманием к собственному «я», итогом чего стало, в частности, распространение автобиографики. Именно в то время, в том числе под влиянием «Исповеди» Ж.-Ж. Руссо, в среде образованного дворянства России стали популярными дневники и мемуары, фиксирующие размышления и переживания авторов, также относящиеся к области веры.
В духовном сословии обычай ведения дневников был связан скорее не с французским, а с более ранним польско-украинским влиянием и барочной традицией диариев. Разнообразные автобиографические записки представителей православного духовенства, в первую очередь черного, известны начиная с второй половины XVII века, а постепенное распространение этой традиции среди приходских священников происходит в конце XVIII–XIX веке. Первоначально дневники создавались прежде всего лицами, занимающими достаточно значимые должности (например, екатеринбургский соборный протоиерей Федор Карпинский, который вел дневник с 1798 по 1831 год[633]; ростовский соборный протоиерей Андрей Тихвинский, чьи «дневные записки» охватывают годы 1820–1857[634]), или оказавшимися в особых условиях (например, Герасим Скопин[635] или о. Евфимий Левитский, полковой священник 41-го егерского полка, принимавший вместе с этим подразделением участие в Отечественной войне 1812 года и затем в походе в Западную Европу, который вел дневник в течение девяти лет, с 1812 по 1821 год[636]).
Переломным моментом оказалась публикация «Описания сельского духовенства» отца Иоанна Беллюстина, после чего внимание стали привлекать автобиографические записки рядовых приходских священников. Их расцвет был связан также с внутрицерковными призывами к духовенству вести приходские летописи[637], а также фиксировать в дневниках важные события в собственной пастырской и духовной жизни[638]. Отрывки таких дневников публиковались затем в церковных журналах, прежде всего – в «Руководстве для сельских пастырей»[639].
Хотя подобного рода публикации были адресованы в первую очередь представителям духовного сословия, определенный интерес к автобиографическим запискам священников наблюдался и в русском обществе в целом, о чем, на наш взгляд, свидетельствует быстрое развитие в 1860–1870‐е годы беллетристики из жизни духовенства[640], в том числе имитирующей дневники, как, например, изданное анонимно произведение князя Владимира Мещерского «Изо дня в день. Записки сельского священника» 1875 года. Что интересно, некоторые рецензенты приняли его за подлинный дневник духовного лица[641], так же как и раньше «Демикотоновую книгу» протопопа Савелия Туберозова, главного героя романа-хроники «Соборяне» Николая Лескова[642]. Таким образом, для второй половины XIX века характерно развитие интереса к жизни православного духовенства, изображенного в дневниках и мемуарах – как подлинных, так и вымышленных, – а также в беллетристике и публицистике.
Среди малоизвестных писателей второго и третьего ряда, прежде всего выходцев из духовного сословия (таких, как Григорий Недетовский, Николай Благовещенский, Федор Ливанов, и другие), которые изображали жизнь приходских священников, самой крупной фигурой выступает Николай Лесков, автор романа-хроники «Соборяне», повестей «На краю света», «Запечатленный ангел», «Некрещеный поп», цикла «Мелочи архиерейской жизни» и ряда других произведений, посвященных проблемам православной церкви и ее служителей. Соединение в его творчестве живого интереса к церковной проблематике, хорошего знания богослужебных и бытовых особенностей повседневной жизни православного духовенства, заметной симпатии к нему, а также озабоченности благосостоянием Русской православной церкви выделяли Лескова на фоне как крупных писателей-дворян, редко выводивших в своих произведениях священников, так и беллетристов-разночинцев, более склонных к обличительным, сатирическим изображениям. Эти черты были отмечены и церковными рецензентами, положительно оценившими «Соборян» на фоне других произведений из жизни духовенства