лючение в математику бесконечности породило интегральное исчисление – основу всех точных наук, без которых была бы невозможна современная техника.
2. Бог есть Троица.
Это положение называется основным догматом христианской веры, и по отношению к нему возникало больше всего непонимания, порождавшего сотрясавшие раннюю Церковь ереси. Да и в более позднее время некоторые люди почему-то никак не могли вместить его в сознание. Лев Толстой, устав однажды от своего бесплодного богоискательства на стороне, решил наконец ознакомиться с верой своих предков и начал читать «Догматическое богословие» митрополита Макария (Булгакова). Дойдя до догмата триединства Бога, он пришёл в негодование и швырнул книгу в дальний угол комнаты со словами: «Такую нелепость я вытерпеть не могу!» Но и люди не столь бездарные в философском отношении, как «матёрый человечище», тоже нередко задают недоумённый вопрос: так сколько же у нас богов – один или три?
Поспешим их успокоить: христианская религия есть единобожие. Бог у нас один, так же как в иудаизме и исламе, но эти две религиозные системы не видят в нём никакой «инфраструктуры», а мы видим, подходя на один шаг ближе к метафизическому осмыслению Божественного начала.
Тезис о том, что индивидуальная единичная данность может обладать внутренней структурой, не только не является нелепым утверждением, но представляет собой тривиальное высказывание, подтверждаемое многими примерами. Первая и самая убедительная иллюстрация такого случая – человек. Вообразим, что он стоит перед нами и его зовут, скажем, Николай. В том, что это один человек, не может быть сомнения – он не шизофреник, и никакого расщепления личности у него не наблюдается. Но в его внутреннем мире взаимодействуют три составляющие – воля, разум и чувство. Воля хочет, разум обдумывает, чувство догадывается, схватывает суть дела без слов. Иногда бывает так, что Николай хочет одного, понимает, что ему надо другое, а эмоции восстают и против первого, и против второго. В этом случае он говорит: во мне живут три человека; как лебедь, рак и щука, они тянут меня в разные стороны. И Николай находится в нерешительности, пока между этими тремя не будет достигнут какой-то компромисс.
Поскольку человек сотворён по Божьему образу и подобию, его можно назвать уменьшенной моделью Бога. А по модели, даже по крошечной, можно судить и о некоторых чертах оригинала. Поэтому естественно предположить, что в сотворившем нас Боге, Который только один, тоже имеются три составляющие. Эта гипотеза так и осталась бы недоказуемой и неопровержимой, если бы она не подтверждалась Окровением, в котором сам Бог информирует нас о Своей троичности. Его воля – это Отец; Его разум – Сын (он же Слово); Его всепроникающая интуиция – Дух Святой («Дух дышит, где хочет, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит»). Подумайте – совсем как в каждом из нас! Но нет, слишком увлекаться аналогией тут нельзя, ибо на уровне Бога возникают не только количественные отличия, но и качественные. Например, между тремя Божественными составляющими, которые именуются Ипостасями, или Лицами, не может возникать несогласие. Далее: Бог есть Абсолют, поэтому его Лица также Абсолютны, следовательно, не могут быть «меньше» Его – в этом внепространственном мире геометрическая аксиома «часть меньше целого» не выполняется. Но так же, как «три человека» в Николае, Отец, Сын и Святой Дух в Троице нераздельны и неслиянны.
Из свойства троичности Бога, устанавливаемого основным догматом православия, вытекает другое Его свойство, которое по своей исключительной важности может, как и троичность, использоваться в качестве определения нашего Бога. Формула «Бог есть Троица» эквивалентна формуле «Бог есть любовь». Действительно, три Лица нераздельно и неслиянно существуют в Боге изначально, они были в Нём прежде того, как началось сотворение мира. И эти Лица соединены любовью, которая, следовательно, в христианстве является дотеарной данностью, то есть имеет Божественный статус.
Это даёт нам право утверждать, что любовь, как она понимается в христианстве, по своему качеству выше её интерпретации в любой другой религиозной или философской системе. Но не только это: она у нас уникально велика и качественна, ибо из посылок «Бог есть бесконечность» и «Бог есть любовь» следует вывод: «Любовь бесконечна».
Поразительный по своей метафизической глубине основной догмат православия является тем звеном, которое связывает христианское богословие с эллинской философией и позволяет говорить о древнегреческой цивилизации как идейной предшественнице христианской. Богословие Троицы есть совершенно очевидное развитие учения элеатов о Едином и его Другом. Вспомним: всё в себя вмещающее, но не имеющее частей Единое разворачивается у Парменида в эквивалентное ему по содержанию, но структурированное Многое, которое совокупностью всех своих элементов образует Другое Единого – по своей сущности то же, но по модусу (способу бытия) иное. Что остаётся сделать, чтобы получить православную Троицу? Спрыснуть схему элеатов живой водой, получив из безликого Единого столь же целостного, как оно, и столь же бездонного по содержанию Отца, а из структурированного Другого – рождаемого Отцом при развёртке, равновеликого Ему Сына, или Слово. И ввести третье живое Лицо – Святого Духа, который становится здесь необходимым межличностным посредником между Отцом и Сыном, переводчиком с языка целостной воли на язык словесного выражения этой воли.
Так в ретроспективном взгляде вырисовывается сверхчеловеческая мудрость Божественного Домостроительства, стратегия которого нашему ограниченному разумению становится понятной только задним числом. Многие века считалось, что значение элейской школы метафизики заключалось в том, что из неё выросли Платон и Аристотель. Сегодня можно констатировать, что такой взгляд на историю европейской мысли был не чем иным, как длительным заблуждением. Поэтические фантазии Платона о прекрасном царстве идей, многословные трактаты Аристотеля, где всё и вся раскладывается по выдвижным ящичкам, были шагом назад по сравнению с гениальным прозрением элеатов и на целую тысячу лет приостановили развитие философии, которая вновь ожила лишь в XVII веке.
3. Человеческая природа повреждена первородным грехом.
Этот христианский догмат тоже уникален – ничего похожего нет ни в какой иной вере. «Первородный грех» – это роковой поступок первых людей, дурно распорядившихся в самый ответственный момент дарованной им Творцом свободой выбора.
Метафизическая сторона произошедшего состояла в следующем. Намереваясь в шестой день сотворения увенчать созданное Им до этого, Бог сказал: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему». И эта задача оказалась наисложнейшей из всех, решённых Создателем в предыдущие пять дней, ибо в ней содержалось, казалось бы, непреодолимое внутреннее противоречие.
Убедимся в этом, став мысленно на место Творца. Нам надо получить богоподобное существо, то есть такое, которое в миниатюре обладает теми же главными признаками, присущими Богу. Одним из главных Его признаков, если не самым главным, является свобода, полная неподотчётность и нестеснённость Его воли. Человек, конечно, подотчётен окружающим и стеснён обязательствами, но в его душе должна быть определённая мера свободы, иначе какое же может быть богоподобие. Для этого человека надо наделить при сотворении собственной волей, правом выбора. Бог это и сделал. Но, к сожалению, для богоподобия этого мало: собственная воля есть и у дьявола, а разве можно сказать, что он богоподобен? В богоподобном существе должна быть благая воля, ибо Господь благ, но это очень сильное ограничение, накладываемое на волю, и если мы его наложим принудительно, то где же будет свобода выбора у этого существа? А раз нет свободы выбора, то нет и богоподобия. Таким образом, требование богоподобия человека приводит к необходимости лишить его богоподобия. Заколдованный круг, и как из него выйти, мы с вами никогда не догадались бы. Но Бог догадался.
Творец немного «недоделал» человека. Он наделил его свободой выбора, но как он станет распоряжаться этой свободой, не предопределил, иначе человек тут же потерял бы свободу выбора. Перед Творцом был не запрограммированный робот, но ещё и не богоподобное существо, ибо воля, которая в нём уже имелась, не была благой: она была пока никакой. На том участке ДНК, куда должно быть вписано качество воли, был оставлен пробел. Но для завершения формирования генома вида гомо сапиенс этот пробел надо было заполнять. Если бы Бог вписал туда Своей рукой «благая воля», получился бы благочестивый робот, только и всего. И вот что сделал Господь: Он попросил самого человека заполнить оставленный Им пробел, делая его тем самым Своим сотворцом. Человек, уже обладавший к тому моменту свободой выбора, должен был сам решить, какую волю вписывать в геном, делая её наследственным признаком человеческого рода, – благую, то есть Божию, или собственную, не обязательно совпадающую с Божией.
Прямой вопрос «Какую ты выбираешь волю для себя и своих потомков – благую или неблагую?» был, конечно, недопустим, ибо в самих эпитетах тут присутствует подсказка. То, насколько остроумно Бог создал ситуацию, провоцирующую выбор безо всякого давления, достойно восхищения. Поселив первых людей Адама и Еву в райском саду, Бог указал на некое дерево с красивыми плодами и сказал: «А от него не ешьте – это древо познания добра и зла». Затем стал невидимым и потихоньку наблюдал, что они сделают.
Перед нашими прародителями встала дилемма. Конечно, они хотели добра – кто же его не хочет. Послушаться Бога и не вкусить плода – поступок, безусловно, добрый. Но есть и другой вариант: вкусить-таки плод, узнать благодаря этому, что такое добро и что такое зло, и в дальнейшем совершать добрые поступки уже не по послушанию Богу, а по собственному критерию, который будет обретён в результате вкушения. Суть альтернативы была проста: либо Божию волю мы безоговорочно ставим выше собственной и плода не срываем, либо ценой ослушания научимся сами различать добро и зло и впредь будем делать то, что является добром по нашему собственному разумению. Адам и Ева плод сорвали. Выбор между смирением и самонадеянностью был сделан в пользу самонадеянности, своеволие оказалось привлекательнее покорности. Бог увидел результат своего эксперимента и сказал: «Что ж, так и запишем». И записал гордыню и самонадеянность, выбранные прародителями людей, в наш с вами генетический код. С тех пор для рая мы стали непригодными – ни для земного, ни для небесного, ибо жить рядом с Богом может только тот, кто никогда не делает зла, а человек, руководствующийся