собственными понятиями о нём, всегда будет ошибаться и делать зло, думая, что это добро, так как критерий их различения известен только Богу. Сколько бы человек ни съел каких бы то ни было плодов, вместить этот критерий в своё сознание он не сможет. Делать только добро можно лишь единым способом: исполняя Божию волю.
4. Сын Божий сошёл на землю и принял крестную смерть, чтобы открыть нам доступ в утерянный рай.
Наследственное повреждение, причинённое первородным грехом, сделало людей непригодными к тому, чтобы пребывать после смерти тела в Царствии Божием, поскольку в саму их «плоть и кровь» вошло пагубное своеволие. Лишение рая было не местью со стороны Бога, человек сам нанёс неудачный последний штрих на свой генетический портрет. Напротив, Бог весьма скорбел об этом и наконец нашёл совершенно невероятный, потрясающий способ исправить положение.
Что нужно было сделать для спасения человека? Дать ему новую плоть и кровь, не повреждённые грехом. Но где же их взять? Был только один способ: вырастить её! Именно для этого Сын Божий воплотился в человека Иисуса, воплотился в самый момент его безмужнего зачатия во чреве Девы Марии, чудесно произошедшего по дуновению Святого Духа. В зародышевой клетке ещё нет греха, ему там просто негде поместиться, он существует пока ещё в генетическом коде и должен разрастаться вместе с организмом. Но это был организм не простого человека, а Богочеловека, и Бог, который соприсутствовал в нём рядом с человеком, не давал греху вползти в него. Как говорят богословы, своим воплощением Бог-Слово освятил весь жизненный цикл человека Иисуса от зачатия до полной зрелости, поэтому Иисус, будучи во всём остальном подобным нам, остался, в отличие от нас, без греха. А чтобы истребить и те греховные семена, которые как-то могли в это тело проникнуть, Иисус дал это тело умертвить (в этот момент Бог его оставил, ибо Бог умереть не может), после чего произошло Воскресение, и в этом новом теле Сын вознёсся к Отцу, отдав в Его распоряжение это выращенное Им путём отвержения всех соблазнов и ценой страданий тело «Нового Адама». В это тело Отец с помощью Святого Духа может облечь теперь каждого искренне того желающего и искренне раскаявшегося в грехах человека через таинство причащения, перед которым иерей от имени Христа возглашает: «Сие есть тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов, и сия есть кровь Моя, еже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов».
Таков краткий обзор философской составляющей христианского учения, в который включены только подлинно новаторские идеи, прежде никогда не высказываемые, озадачившие на много веков вперёд умы любителей мудрости. Те, кто имели вкус к метафизическим размышлениям, ознакомившись с этими идеями, открыли для себя целый пласт интеллектуальных жемчужин, перед которыми добытые прежде ценности оказались весьма скромными. Вот тут бы и начаться взлёту философии, её восхождению на новый уровень, но историки не сообщают нам о нём. В чём же тут дело? Дело в том, что мощный взлёт был, но, поскольку философский аспект христианства являлся органической частью всеобъемлющего прорыва в сознании и поведении христиан, в их мировоззрении, мироощущении и миропонимании, он не выделялся как нечто самостоятельное и философия растворилась в богословии. И только в Новое время, когда она снова отмежевалась от религии, её идеи, взятые вне связи с верой, привлекли к себе пристальное внимание европейских мыслителей.
Беседа двенадцатаяСредневековая европейская философия
Когда античная философия окончательно утратила самостоятельность и была поглощена христианским богословием? Условно датой этого важного поворота в её судьбе можно считать закрытие в VI веке императором Юстинианом Великим школы неоплатонизма в Афинах. Это поглощение продлилось до XVI века, то есть «богословское пленение» философии заняло тысячу лет. На Западе и в Византии она развивалась в условиях несамостоятельности по-разному.
Разное направление развития христианской философии в Западной Европе и в Византии обусловилось тем, что в этих двух частях некогда единой Империи сложились принципиально различные социально-политические и экономические условия, и вся жизнь людей потекла в них по-разному. Разумеется, это не могло не сказаться на постановке философских проблем и на методах их решения.
1. Западное христианство
После падения Западной Римской империи в 476 году на её территории возникали, распадались, воевали друг с другом, объединялись, а порой и перемещались с одного места на другое многочисленные королевства, в которых правящей верхушкой были германцы, а народную массу составляли главным образом местные этнические группы – латиняне и кельты. Заметим, что то же самое произошло спустя несколько столетий в Восточной Европе, а именно на Руси, где правили варяги (древние скандинавы, принадлежавшие к тому же германскому этносу, что и правители Западной Европы Средневековья), а подавляющее большинство населения составляли славяне и угрофинны. Три столетия, с V по VII включительно, историки иногда называют «тёмными веками» – название, указывающее на малую изученность происходившего в этот период (тёмный – это «не совсем ясный»). Однако суть этой эпохи как раз очень ясна: в это время шли два наложившихся друг на друга процесса – один вещественный, другой духовный. Первый состоял в продолжении Великого переселения народов, которое улеглось в свои окончательные берега лишь к VIII веку. Второй процесс – христианизация овладевших большой частью Западной Римской империи «варваров», то есть германцев. Казалось бы, что ещё было нужно для восстановления империи – налицо и единая вера, и зримые остатки единой материальной цивилизации, вызывающие ностальгию по былой державной мощи. И когда передвижение племён в основном завершилось, попытка восстановления Римской державы действительно была предпринята Карлом Великим, объявившим себя в 800 году императором, но это административное образование оказалось непрочным, и в 843 году внуки Карла Великого разделили по Верденскому договору его империю на три части, которые, в свою очередь, стали дробиться на всё более мелкие владения, называемые феодами, и так в Западной Европе начал устанавливаться новый образ общественного и индивидуального бытия, называемый феодализмом. Вот что писал об этом известный историк начала XX века Н.И. Кареев:
«Феодализм, сначала подготавливавшийся, затем господствовавший и, наконец, постепенно разрушившийся, составляет одну из наиболее важных особенностей западноевропейской истории. Это разложение государства пришлось как нельзя более на руку Церкви. Сильная своей организацией, образованностью своих служителей в грубом варварском обществе, своим землевладением, которое всё более и более разрасталось, церковь на Западе могла вступить в успешную борьбу с государством, чтобы подчинить его своему влиянию и своему господству». Возникает вопрос: почему всё-таки Империю на территории Западной Европы восстановить не удалось ни Карлу Великому, ни позднейшим германским королям Оттонам, провозгласившим себя кесарями Священной Римской империи германской нации, и их державы оказались не более чем мыльными пузырями? Можно ли объяснить это как-то более убедительно, чем сказав «В одну реку не войдёшь дважды» или «Разбитую чашку не склеишь»?
Объяснение есть. Империя – сложнейшее жизнеустроение, которое не может свалиться с неба, даже если всё население будет желать этого и молиться об этом, – она должна созреть в ходе длительного исторического процесса. Исторический же процесс, подготавливающий и порождающий империю, всегда есть распространение культуры и организованности, накопленных в некоем зародышевом центре, на окружающие общества, менее культурные и менее организованные. Этот зародыш становится сердцем будущей империи и, что очень важно, ясно понимает и ощущает суть своей миссии как упорядочивающей и просветительной. В метафизическом смысле империя превращает хаос в космос, бесформенность в структуру, неразбериху в систему. Вовлекаемые в орбиту этой борьбы с энтропией люди превращаются из «жителей» в «граждан империи», которые должны проникнуться идеей этой борьбы, почувствовать себя миссионерами, несущими прогресс отсталым народам. И они действительно проникаются этой идеей, приспосабливают к ней своё мировосприятие. Имеющие место и в других обществах чувства долга и служения здесь достигают высшего выражения, патриотизм и верность Отчизне становятся своеобразным культом, который нисколько не мешает обычному религиозному культу, а лишь дополняет его. Имперская идея меняет сознание народа, делает его по своим внутренним характеристикам народом державным, и только страна, населённая таким народом, может стать настоящей империей, независимо от того, как она будет официально именоваться. Но как могли бы за два-три столетия образовать державный народ полукочевые германские племена, с удовольствием вписавшиеся в необычайно комфортную для них римскую цивилизацию, но совершенно неспособные по своему складу характера её воспроизводить? Империя нравилась им как потребителям, а исполнять те тяжёлые повинности, на которых она только и может держаться, они не хотели. Так что поговорка «Разбитую чашку не склеишь» всё-таки уместна и тут: расчленить империю германцы смогли, а срастить ее куски им было не дано.
А это, как метко выразился Кареев, было как нельзя более на руку Церкви. На руку в чём? Уважаемый историк объясняет: в том, чтобы подмять под себя государство. Это совершенно правильно, но здесь надо задать вопрос: а для чего Церкви устанавливать своё господство над государством? Что она получит в результате этого? Давайте подумаем. Духовная власть, господство над душами людей у неё и так имеется, тут ей никто не конкурент. А подчинив себе государство, она будет иметь и власть материальную – политическую, административную и экономическую – таким образом весь мир будет у её ног. Значит, надо внести уточнение. Феодализм был не «на руку» западной Церкви, а представлял для неё сильный соблазн, великое искушение.