Кэно задумчиво почесал затылок и уточнил:
— Ты считаешь, твоя кандидатура идеально подходит. Ты, типа, достойный. Поэтому тебе можно все, даже в своих стрелять, да?
Кабал насупил брови. В карих глазах, как фитиль динамитной шашки, зажглось недовольство:
— Жертва ничтожными приведет к победе достойных. Это ведь твои слова, Кэно?
Кэно сердито и строго уставился на него, будто испепеляя предателя взглядом — Кабал начал нервно хрустеть пальцами.
— Значит, «Черные драконы» уже ничтожные… Может, я, по-твоему, тоже ничтожество? — с явной угрозой продолжал лидер клана.
— Ты — самое последнее ничтожество в этом клане! — с отвращением вымолвил Кабал. — Ты используешь тактику запугивания, насилия, применяешь грубую силу, считая, что цель оправдывает средства. Но почему за нашу цель должны гибнуть другие?
— Типа, самый умный, да? — Кэно злобно оскалился, его лицевые мускулы непроизвольно напряглись. — Что предлагаешь ты? Что конкретно ты сделал для клана? Сократил вдвое число людей? Убил товарищей?
Кабал начал терять былую уверенность в себе, слова уже не выскакивали бодро и четко — он начал мямлить, продолжая ломать пальцы:
— Я пытался провести реформацию, сделать клан более расчетливым, более рассудительным. Для привлечения внимания к нашей цели хватило бы массовых акций, периодических изданий, Интернет-порталов и в том же духе. Анархизм отрицает насилие, так говорит любая литература.
Кэно сжал кулаки.
— Для меня существует только один теоретик и практик анархизма — сэр Морихей Уехиба! — гаркнул он на Кабала. — Так вот он говорил, и я говорю: «Цель оправдывает средства». Мы приветствуем насилие, если оно ведет нас к свободе!
Кабал издевательски заухмылялся:
— Тебе легко говорить! Не ты в этой войне проливаешь кровь за свободу, ты только в баре пьешь пиво, распеваешь с дружками под гитару хард-рок, покуриваешь сигары, когда твоя телка под столом занимается с тобой оральным сексом…
— Что ты тявкнул?! Крутой, да?! Решил, что можешь вякать на главаря?! — Кэно наотмашь засветил предателю кулаком в челюсть, Кабал упал, чуть было не сделав в воздухе кувырок. — К твоему сведению, мразь, я участвую во всех операциях! Или тебе шрамы показать?
Теперь шустрый малый перепугался. Он поднял глаза на лидера клана, ощупывая место удара костяшками пальцев — на его лице остался след колец и перстней-печаток Кэно.
— Извини, брат, не знал… — прошептал он тихим дрожащим голосом.
— «Брат»?! — опешил Кэно, его кинуло в жар от ярости. — Да как у тебя, сволочь, язык повернулся произнести это слово после всего, что ты сделал?!
Кабал приподнялся, фактически стоя на коленях.
— Простите меня, я… — пробормотал он, но вожака бесило каждое его слово:
— «Простите»?! Твое прощение ребят не вернет! — Кэно ударил его еще раз, взгляд главаря пронзил Кабала, как стилет. — Ты хоть знаешь что-нибудь о тех, кого расстрелял? Чем они жили? Чего они хотели? О чем думали? К чему стремились? А я знал! Это были мои друзья… Тебя я вижу впервые, а ты уже кланом решил распоряжаться, ублюдок!
Перепуганный повстанец вспотел с головы до ног. Теперь на него смотрели со злостью и презрением даже те, кто был на его стороне. У него все сжалось внутри, руки затряслись, силы покинули окончательно.
— Меня убьют? — проронил Кабал.
— Нет, — сухо бросил Кэно. — Я не опущусь до твоего уровня, тварь, чтобы своих валить! Но наказать тебя придется.
Кабал покорно опустил голову. Кэно пытался привести в норму дыхание после крика, но злоба заставляла его сердце биться чаще, отравляла его кровь, покрывая сознание пеленой тумана.
Кабала ожидала жестокая расплата за содеянное: Тремор по приказу Кэно подвесил его наручниками на трубе на самом нижнем ярусе базы и разрешил «Черным драконам» пытать его, как угодно, три дня. По спине ниндзя пробежала дрожь — эта казнь навеяла ему крайне тревожные воспоминания. Ему даже показалось, что по его лицу стекает вязкая кровь, но это был всего лишь пот.
Недавно он перечитывал историю ниндзя — был такой воин-тень Сугитани Дзэнъюбо, ему действительно было поручено убить Оду Нобунагу — на тот момент фактического правителя Японии. И он стрелял в этого тирана, дважды, но не убил. И агенты Оды Нобунаги искали ниндзя, и расправа над ним была неимоверно жестока… Все, как во сне Тремора. Почему же дух несчастного ниндзя не успокоился, а вернулся? За что сражался Сугитани Дзэнъюбо? Ода Нобунага бросил против четырех тысяч ниндзя армию в сорок шесть тысяч самураев! Воины-тень за жизнь свою боролись, за сохранение своего искусства… Вполне ясно, что никто не хотел бы стать их очередным «шедевром». Тем не менее, искусство ниндзя живо — в нем, в Треморе. По меньшей мере, он был уверен в этом. И если это была вторая жизнь, второй шанс, то здесь он был обязан использовать древнее искусство, чтобы отвоевать свою свободу.
Идея Кэно была с азартом принята анархистами. Сам вожак сидел в соседнем помещении с гитарой, пытаясь подобрать тяжелое соло. Крики предателя за стенкой и матерщина соратников сильно мешали ему в этом деле, но сама ситуация несколько вдохновляла. Может, этот самоуверенный малявка поймет, что чувствует он после того, как его потрепала жизнь, научится уважению. Мимо проходили все новые и новые люди, желающие поквитаться с предателем. Кэно с довольным видом перебрал струны.
— Кабал! Сопляк ты траханный! — слышался сквозь стену сиплый голос Безликого. — Приготовься — будет жарко!
«Три дня не продержится сопляк — этот психопат опять решил огнемет собственной разработки испытать!» — догадался Кэно. Такая перспектива ему не нравилась. Пришлось бросить гитару, взять старую добрую «Беретту» и идти туда, откуда уже вовсю доносился мучительный крик боли Кабала.
Безликий действительно испытывал огнемет. Пара-тройка его товарищей жадно следила за процессом. Кэно вышиб дверь ногой и выстрелил в трубу над головой Кабала пять раз. Потоки воды погасили пламя. Парень, подвешенный на одной из труб, продолжал стонать, на его обожженном теле дотлевали остатки одежды.
— Мать вашу! Я кому-то приказывал убивать его?! — вскричал Кэно.
Анархисты испуганно замотали головами. Кэно опустил пистолет.
— Анархизм — это не безумие и произвол, — изрек он небывало строго и спрятал «Беретту» в кобуру.
Он махнул рукой Тремору, тот снял Кабала с трубы и взвалил его себе на плечо.
— Как же три дня? — спросил один из анархистов в недоумении.
— С него и так хватит. Вы достаточно развлеклись, — саркастично швырнул Кэно, указывая Тремору нести парня в лазарет.
Анархисты не могли понять, зачем это Кэно сохранил предателю жизнь. Что это, жалость в нем проснулась? Еще чего! Прошел слух, будто словечки этого Кабала его зацепили, и, исходя из слов: «Я не опущусь до твоего уровня, чтобы своих валить», решил не убивать повстанца. Репутацию поберечь, так сказать. Только вот те, кто знал Кэно достаточно хорошо, понимали, что это не так.
Кэно оставил Кабала в живых из одного соображения — пусть пацан весь в шрамах бродит среди анархистов, и шрамы эти, нанесенные ему его же товарищами по оружию, будут хорошим напоминанием для восставших, что бывает с предателями. Пусть боятся! Будут знать, как предавать! А Кабала перевоспитать стоит — боец неплохой, пригодиться мог. Вот вожак и дал приказ врачу клана Васе Сорокину спасти этого прохвоста любой ценой. Вася, конечно, не Генрих Вайнер, но создал искусственный дыхательный аппарат, сохранивший Кабалу жизнь. Так и шмыгал парень сквозь ряды террористов, будто призрак из будущего, в железной маске.
Никто не знал, что творилось в голове Кабала, пока он валялся в лазарете. Но, похоже, ошибку свою он признал — по крайней мере, он в этом клялся, а что на уме было на самом деле — черт его знает. Джарек только позволил себе пробормотать что-то вроде:
— Не нравится мне этот парниша. Нечисто что-то здесь. Не стоит его словам на все сто доверять.
— Не пальцем деланный — догадался! — бросил Кэно ему в ответ и шепнул приказ: — Ты за ним присматривай. Я ножи люблю, но не между моих лопаток.
Когда Кабал поправил пошатнувшееся здоровье, пообещал служить клану честно. Даже в присутствии всех поклясться пришел, на что Джарек бросил: «О! В доверие втирается!».
Кэно ожидал его. Вожак стоял в центре зала под водопадом искусственного света, Джарек стоял от него по правую руку, лукаво посмеиваясь, слева стояла Кира, сложив руки на груди и свысока глядя на черноволосого парня в железной маске.
Кабал пригладил волосы и глубоко шумно вздохнул, мышцы его лица задергались под респиратором.
— Простите меня, — произнес он, голос прозвучал, как хриплое эхо из пещеры. — Весь этот ад, что мне устроили, дал мне понять… Я буду служить «Черному дракону» верой и правдой. Что скажешь, вожак?
Кэно надменно приподнял левую бровь и ухмыльнулся:
— Значится, я — владыка твоего ада, а ты — грешник. На колени!
Кабал виновато опустил голову на грудь и безропотно стал на одно колено. Он беспокойно ждал, что будет дальше, отзвук его дыхания разносился по всему залу. Короткие рукава черной футболки позволяли видеть, как у него задрожали локти.
— Кэно, переигрываешь! — шепнул на ухо главарю Джарек сквозь зубы.
— Так надо! — буркнул в ответ вожак и снова обратился к Кабалу: — Повтори свою клятву.
Парень поднял голову в непоколебимой решительности, металлическая маска сверкнула, как клинок занесенного над головой меча. Ударив себя кулаком в грудь, Кабал гордо провещал:
— Беру в свидетели всех присутствующих: клянусь, я буду служить «Черному дракону» верой и правдой!
— Вот и славно, — Кэно заулыбался, потирая мозолистые ладони. — Пока ты свободен. Жди приказов.
В ответ Кабал резко кивнул, выпрямился и ушел из помещения отчеканенным, почти строевым шагом.
— Пусть это станет уроком для всех, — монотонно заговорил Кэно, будто зачитывал указ, — так будет с каждым, кто пойдет против своих!.. Хотя, нет. Будет еще хуже! Всем ясно?