— Сука, теплое! — прорычал Кэно, взяв одну бутылку.
Он открыл пиво зубами, и по черной бороде на шею и густую поросль на груди потекла с чуть слышным шипением пена. Кэно начал пить крупными глотками, проливая часть пива — его капли оказались даже на кожаных брюках с бахромой вдоль боковых швов и на сверкающей пряжке ремня, украшенной изображением дракона. Джарек швырнул кисти и палитру на стул и с тревогой посмотрел в глаза товарищу:
— Что случилось-то, брат?
— Взяли меня, — неуверенно изрек Кэно, вытирая рукой мокрую бороду. — Спецназ…
— Спецназ? — Джарек удивленно поднял брови и начал нервно хрустеть пальцами. — Так что, вычислили?
Кэно мотнул головой:
— Хуже. Я Дес Барреса видел, — и, не замечая, как, открыв рот, замер в шоке Джарек, добавил: — И говорил с ним. Да, он, мягко говоря, в ауте был. Уставился на меня, как на змею орел-змееяд: «Скиталец? Тревор Гаррет?»
— А ты что?
— А я на все это клал — так и сказал: «Зовите меня Кэно. Другого имени мне не надо».
— Ты был в допросной? Как же ты ушел?
— Дес Баррес позволил мне уйти.
Зачем это было нужно бывалому вояке, генерал-лейтенанту, у которого вся грудь в наградах, как в бронежилете? Зачем давать фору бывшему подчиненному, а ныне убийце, наемнику, грабителю, вымогателю? Как тщательно он все продумал! Создал иллюзию побега, отыграл импровизированное действо перед федеральными агентами! А Кэно все же услышал его фразу, брошенную ему вслед, будто самому себе: «Славный был боец Скиталец! Не загубил бы себя…» К чему это сказал? Вспомнил, что Кэно — все-таки герой? Вряд ли.
И тут вспомнилась речь капитана пиратов Биннака: «Зачем тебе эта война?» Дьявол, неужели все эти люди полагают, что он не смог обрести себя? Ему хочется войны, хочется свободы, хочется быть с «Черными драконами». Так уж судьба сложила его взгляд на мир: клан — братья, союзники, которым он жизнью обязан, а что остальной мир? Клал он на этот мир! Мир объявил его врагом народа, ненавидит его, желает уничтожить! Кэно не верил в то, что в таком мире возможна свобода, а именно она нужна была ему, как воздух. «Это Морихей натравил на это тебя!» — говорил все тот же старина Биннак. Неужели? Морихей лишь приоткрыл дверь — Кэно сам вошел. И сколько раз ему давали шанс вернуться, как сейчас, — он остался. Так велело сердце. Сердце бунтаря.
— Пора кончать с этим криминалом! — решил анархист для себя. — Не могу больше за деньги становиться под чужие знамена! Такова она — судьба наемника — не лучше участи солдата. Быть оружием в чужих руках. Лишь оружием. А мне нужна свобода. И зовите меня Кэно. Другого имени мне не надо. Это имя мне дали братья — «Черные драконы». Отныне другого у меня нет.
Денег тогда у него было достаточно, и Корсар посоветовал хорошего врача из Германии — Генриха Вайнера. «А ты уверен, что этот знахарь будет хранить молчание?» — опасался Кэно, на что Корсар заверил его: «Этот фриц самого Мефистофеля спасет, если только выдать ему нужную сумму. Очень до денег жадный». Вайнер не ударил в грязь лицом — после операции ноге вернулась подвижность. С грузом на сердце, созерцая свой портрет на каждом столбе с надписью: «Kano. Especially dangerous criminal. Wanted dead or alive», Кэно вернулся к «Черным драконам».
— Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал, япоша! — заявил он вместо приветствия лидеру клана.
— Я помог тебе понять, чего ты хочешь! — Уехиба был шокирован.
— Ты изувечил мою душу! Даже раны на теле не проходят бесследно — от них остаются шрамы. Представь, что творится с душой!
— Так нельзя, — покачал головой Морихей. — Надо уметь прощать своих.
— Усеки раз и навсегда, — продиктовал ему Кэно, — я не верю в такие надуманные понятия, как прощение, справедливость, любовь… Я не говорю о том, что это неприменимо ко мне. Я хочу сказать, что в мире вообще не может существовать такого!
Среди новобранцев клана была одна хорошенькая азиатская девчонка с утонченными чертами доброго и милого лица. Быстрые черные глаза ее казались наивными, но это было обманчивое впечатление — эта воительница орудовала катанами, как заправский повар ножами. Неверное слово — и чья-то голова, брызжа кровью, катилась по полу. Парни предпочитали не шутить с красавицей, но Кэно был не робкого десятка. «Детка, может по пивку, послушаешь песни под гитару?» — предложил он, и девчонка выпала в осадок. «Тасия, — застенчиво представилась она. — С удовольствием, я сама играю на гитаре — меня отец научил…». После того вечера по округе с наступлением сумерек разносились все те же аккорды и голос Тасии, призывавший:
Use your might! Kano, fight.
The world is at your feet.
Fight! Use your might.
I’m on your side.
You are wanted, and you’re haunted.
You’re the Bad Guy, but I feel for you.
You’re the danger, a fallen angel.
But I like you; you’re the strongest of the all!
Тасия была жестокой и воинственной только в драке. В жизни для всех она была роковой и загадочной, но Кэно знал ее истинное лицо. Она была романтиком, ужасно простодушной, легко ранимой натурой, отказывалась иметь собственное мнение, а если оно все же было, редко отстаивала его. Кэно понимал, что с ним она не сможет быть долго, он совершенно другой человек, жесткий и принципиальный, с окаменевшим сердцем и взглядом. Он знал, что невольно повелевает ею, а хотел видеть с собой рядом друга, равного себе. Тасия идеализировала, а он называл себя конченым человеком, пропащей, навеки проклятой, чуждой всему миру душой.
Тем не менее, они долго были вместе. Тасия была счастлива, но Кэно было не по себе. Когда он подарил ей мотоцикл, она набралась решительности и сделала намек, вроде: «Скоро ты подаришь мне кольцо?». В ответ Кэно только засмеялся, как безумец. Короткого, ни к чему не обязывающего романа не получилось и в этот раз. Что же он ответил? Да то, что думал все это время:
— Детка, я тебя предупреждал изначально — нечего на что-то рассчитывать. Да уж, ты безнадежный романтик. Спустись на землю — я не собираюсь бегать за тобой! Это ты, детка, должна за мной бегать. Тебе ведь от меня нужно гораздо больше — на всю жизнь, чем мне от тебя — на одну ночь. Я в любовь не верю, пойми. Не существует ее. Это люди сами себе чего-то напридумывали, и носятся, как дурень с писаной торбой, с этим высоким, мля, словом — «любовь».
Так расстался с еще одной. И уже приобрел уверенность в том, что так будет всю жизнь, но в душе надеялся отыскать спутницу жизни — достойную, гордую, равную по духу.
После Тасии у него была тьма коротких — на одну ночь — отношений без какой-либо цели, только ради секса. Похоже, анархист снова не знал, чего хочет, либо просто не мог это найти. Да, ему нужна была гордая спутница, с чувством собственного достоинства. Джола была гордой, но это перешло в гордыню, наглость и откровенное нахальство, чего не допустит человек, у которого есть чувство собственного достоинства. Тасия держала себя в узде, не имела вредных привычек, но была лишена собственного мнения. Снова не то. Ему нужна была та, которая кинется с ним в бой, но не впереди него и не за его спиной. Та, которая идет на сотрудничество, имеет собственные взгляды, не стремится отстаивать их с пеной у рта, но и не умалчивает о них. Ему нужен был человек свободный, независимый, но понимающий. Равный.
И дерзкое сердце бунтаря так и осталось бы, наверное, одиноким, если бы не тот рейд в Афганистан. Теперь Кэно считал, что Кира во многом служит ему поддержкой, и сейчас эта отчаянная, бесстрашная женщина придает смысл его темной и мрачной жизни.
В 1986 году он стал одним из тех, кто во главе с Морихеем Уехибой захватил крупное здание в центре Нью-Йорка. Террористы держали осаду несколько дней, требуя деньги, и уже начинали расстреливать заложников, когда спецназ перешел в наступление. «Черные драконы» находились в окружении, но кто-то вызвал подмогу. Много людей из клана было ранено и убито, но тем, кто выжил, удалось скрыться. В той перестрелке оборвалась жизнь основателя и лидера клана. Кэно был свидетелем смерти наставника, и в его сознании еще долго звучали последние слова Морихея:
— Кэно, прости меня, если сможешь. Это из-за меня, точнее, по моей инициативе ты шесть лет по горячим точкам метался… потому что… — японец начал задыхаться и кашлять кровью, — потому что… я хотел показать тебе настоящую войну… Я преемника готовил, пойми… Клык, друг твой, отговаривал меня, и… я его убил. Убил человека, который многим здесь помогал, и мне тоже. Повздорили мы с ним в баре по пьяни, он с ножом на меня пошел… И я выстрелил. А что мне оставалось делать? Заколол бы меня… Вот и все. А более никто мне не перечил. А где бы еще тебе дали навыки? Я хотел тебя лучшим из лучших сделать, научить тебя выживать в самом кошмарном аду, пойми! Признаю, не рассчитал всего, что случиться может. Прости меня!
«Повздорили по пьяни»? Страйдер потом доложил Кэно, что Уехиба врал. Эти двое сидели в баре за выпивкой, как старые друзья, когда Морихей начал этот разговор:
— Я его в армию пошлю. Знаешь, в спецназ. Пусть посмотрит на реальную войну…
— А если не вернется с войны? — резко перебил его Клык, сверкая глазами.
— Ты же ручался, что научил его выживать.
Рейнджер понуро покачал головой:
— Не пойму: чего ты добиваешься, Морихей?
— Я готовлю преемника, — шепотом ответил японец, склонившись над столом. — Это он должен стать лидером после меня, понимаешь. Он вернется с непререкаемым авторитетом.
— Ты считаешь, что и авторитет можно создать? — Клык иронично усмехнулся. — Да нет, япоша, его зарабатывают.
Морихей ударил кулаком по столу, демонстрируя, как твердо он верил в свои слова:
— Он заработает! Я об этом позабочусь. Я и так передал ему свой опыт, а это что-то да значит. Как там говаривали философы? «Алмаз точит алмаз». Так что он заработает.
— Заработает… — ухмыляясь, кивнул Клык. — Это так. Только поверь — не с твоей легкой руки. В нем я не сомневаюсь, — тут Рейнджер снова изменился в лице — его глаза кровожадно вспыхнули, взгляд пронзил собеседника, как стрела. — Я сомневаюсь в тебе.