Прекрасно — тем дольше он будет падать. Хорошо, что теперь полдень и фокус рассеивателей сосредоточен на другом конце онейла; будь это утро, Тау сгорел бы, как мотылек в пламени.
С трудом, всхлипывая от боли, он перенес босуэлл на здоровое запястье — сумятица поврежденных нервов сделала бы нейросвязь невозможной, а голос у него почти пропал. Но он все еще в четырех километрах над землей и опускается по-прежнему медленно. Время еще есть.
Челнок ответил сразу.
(Да, прабху Шривашти?)
Не успел Тау произнести ни слова, как босуэлл пронзительно заверещал и вспыхнул красным огнем. Пресечение Доступа! Тау сорвал босуэлл с себя, пока нейроиндукция не разорвала ему слуховые нервы, отшвырнул его прочь и от этого усилия потерял сознание на неопределенное время.
Когда он пришел в себя, поверхность стала гораздо ближе и вращалась как будто медленнее — ветер вращения неумолимо разгонял Тау до местной силы тяжести. Он поборол отчаяние, вызвав в себе ярость, и посмотрел назад, на ось вращения, теперь почти в километре над ним. Тогда он увидел мерцающий блик, летящий к нему между рассеивателями.
Нуллер.
Старик занял такую позицию, чтобы они могли смотреть друг другу в лицо. Ветер от пузыря овевал Тау теплым запахом трав.
«Его гравиплан без труда выдержит и меня, — подумал Тау. — Но чего он ждет? Чтобы я его умолял? Чтобы помянул о нашей общей крови, как бедный родственник?»
Тау отвернулся. Пусть старый дурак сам назовет свою цену.
— Помнишь ты своих деда и бабку?
На миг Тау захотелось сделать вид, что он не расслышал. Но в скрипучем голосе нуллера не было и намека на старческое слабоумие — как и в зорких глазах, несмотря на его морщины и дурацкое имя, которое он себе изобрел.
— До некоторой степени. — Тау повернулся обратно. Сломанное плечо запротестовало, и он поморщился, повторив свой обет: заставить должарскую ведьму страдать очень, очень долго. — Помню, как дед злился после коронации Геласаара на Карелаисе — на то, что ты не хочешь признавать семью. Бабка молчала.
— А не говорил он тебе, почему я от вас отрекся?
— Я не помню деталей — речь шла о каком-то обещании, перешедшем в политический раздор.
— Политический раздор. Хо!
Ветер вокруг Тау усиливался, и он падал уже быстрее. Ландшафт внизу, порядком приблизившийся, поворачивался еще медленнее.
— Поговорим о власти, — сказал старик.
— Изволь, — ответил Тау, вложив в свой жест как можно больше иронии. — Но советую тебе быть кратким.
— Вот в этом и заключается твоя первая ошибка. — Смех нуллера был похож на шорох песка по камню. — Коротких путей к власти, реальной власти, не существует. И она не длится долго.
Тау глянул вниз, и сердце у него, несмотря на все его самообладание, забилось в такт с пульсом.
— Я имел в виду время, которое у меня осталось.
— Времени достаточно, о сын мой в двадцатом колене. Перед тобой вечность. Помнишь ли ты Полярности?
«Наш род уже был древним, когда Аркады еще почитались выскочками, — с глубокой обидой подумал Тау. — Что мне эти корявые вирши?» Вслух он сказал:
— Боюсь, что память при данных обстоятельствах плохо служит мне.
— Ха! Тогда слушай: «Вере подорванной верных не знать: власть к душам людским не способна воззвать». — Нуллер придвинулся ближе. — На Тимбервелле погибло много верных, но это было лишь началом долгих лет подорванной веры.
Нуллер задумчиво смотрел вверх. Ландшафт внизу давил на Тау почти физически.
— Можешь ли ты назвать свою вторую ошибку? — после бесконечно долгой паузы спросил Тате Кага.
«Если это то, что ему нужно, есть еще время пойти на компромисс», — с мрачной иронией подумал Тау. Он еще на Тимбервелле усвоил, как полезно иногда отступить.
— Изволь, — сказал он. — Моя вторая ошибка в том, что я недооценивал поллои. Мне с детства внушали, что их назначение — служить нам, а наше — принимать их услуги, чтобы иметь возможность, в свою очередь, служить государству.
— Будь любезен, говори правду. Не надо недомолвок.
— Хорошо. — Тау снова сделал здоровой рукой почтительно-иронический жест. Холодный воздух свистел между пальцами. — Я взывал к телам, а не к душам. Это ты хотел услышать? — От быстрого падения у Тау заслезились глаза. — Это и есть та истина, которую я должен постичь? Разве ты не для того покинул мир Дулу и сделался профетом, чтобы освободиться от своих обязательств?
— Я никогда его не покидал. Разве наша беседа не типична для Дулу? А ситуация?
— Зачем тогда ты прячешься за этим дурацким именем?
Лицо Тате Каги сморщилось в улыбке.
— Неужели «Создающий Ветер» такое уж дурацкое имя? Однако это ты, а не я создал ветер, который теперь чувствуешь на себе. — Нуллер хохотнул. — И любые ветры пахнут лучше, чем имя Шривашти вот уже больше века.
Времени больше не осталось — ни на словесное фехтование, ни на учтивость, ни на притворство.
— Да, да! Я признаю, что заблуждался во всем. Этого ты хочешь?
— Это твоя третья ошибка, — ответил неумолимый голос. — Тебе не дано постигнуть уроки ветра. Ты не желаешь просвещения.
На поверхности онейла стали видны отдельные деревья, крошечные, но растущие очень быстро. До смерти оставались считанные секунды.
— В нас течет одна кровь! Смилуйся! — выкрикнул Тау.
— Дитя внуков моих и правнуков, справедливость — это все, что я могу тебе дать. — Пузырь нуллера взмыл вверх, и до Тау донеслась птичья трель из леса, летящего ему навстречу. — Пусть Тот, другой, помилует тебя.
И ветви деревьев, как пальцы бога, сорвали Тау с небес и вырвали его душу из тела, швырнув его во тьму.
(Пятый, слушаю вас. Докладывайте).
(Все лифты взяты под контроль).
Марго Нг, соскочив с платформы, ухватилась за трос и перебралась на нижнюю платформу, под прямым углом к первой.
Пролетая по воздуху, она окинула взглядом кучу наспех сооруженных торговых и игровых заведений. Повсюду постепенно восстанавливался порядок. Группа юнцов прилежно прибирала киоски, разгромленные ими забавы ради, пока власти подавляли бунт.
Платформа привела Нг к остановке транстуба, где техники занимались ремонтом пультов. Молодой мичман, руководящий работами, козырнул.
— Вот этот действует, сэр.
Нг, кивнув, вошла в капсулу, которая через несколько минут доставила ее в командный центр, кишащий людьми в военной форме. Фазо встретил ее у двери.
— Ось вращения под контролем, — сказала она.
Фазо кивнул. Его лицо осунулось от усталости, но глаза смотрели зорко.
— Кофе на буфете, адмирал.
Нг, увидев между военными одного штатского, подошла поближе и узнала Панарха.
— Садитесь, пожалуйста, — говорил он Кестлеру, который стоял перед ним навытяжку, держа одну руку чуть на отлете. — Если вы этого не сделаете, мне придется применить против вас один из моих знаменитых приемов. — Он сделал воинственный жест по направлению к лодыжкам адмирала. Зрители расхохотались, а Кестлер наконец уселся на стул.
Лицо его, помимо легкой улыбки, не выражало ничего, но Нг сказала, подойдя:
— Смотреть на вас — и то больно. — Все посмотрели на нее, и она спросила: — Аль-Гессинав еще не нашли?
— Ни звука, — сказал Найберг. — Можно подумать, они вместе с телохранителем Шривашти испарились. — Адмирал скорчил гримасу. — Только что подтвердили смерть Шривашти. От него мало что осталось.
Подошел Фазо, и Брендон спросил его:
— А как там Кендриан? Недоставало еще, чтобы после стольких хлопот толпа его растерзала.
Его голос звучал шутливо, и несколько человек засмеялось.
— Я все время следил за ним по вашему указанию, — сказал Фазо. — Он, по всей видимости, вернулся к своей команде, и они все в безопасности. Омилов назначил им какой-то эксперимент, и они должны вот-вот стартовать.
— Омилов, говорите? — слегка нахмурившись, повторил Брендон.
— Я только что говорил с ним — он в Обители. Там у них все благополучно. Рифтеры доложились ему в назначенное время.
Завязался общий разговор. Нг наблюдала, как умело Панарх направляет его, вставляя порой шутки вперемешку с похвалами их быстрой реакции и решительным действиям. Он был даже настолько тактичен, что не выражал открытого сочувствия Кестлеру по поводу его ран, — но когда Кестлер встал, собираясь уйти, он жестом велел одному из стюардов помочь адмиралу.
«Нельзя быть меньше похожим на Семиона, чем он, — сказал недавно Нг мелиарх Арторус Ванн. — То, что я в Семионе принимал за силу, было трусостью: в крепости он прятался от своего отца, железная дисциплина служила средством борьбы с недовольными, а то, что он проделывал со своими братьями под видом их воспитания, было хуже всего».
Быть может, и Кестлер стал понимать это?
Марго Нг не могла судить об этом с уверенностью, но инстинкт подсказывал ей, что какая-то перемена определенно произошла.
Брендон, изогнув запястье, запросил Арторуса Ванна относительно оси вращения, где Гессинав видели в последний раз.
(Люди Лохиэль патрулируют всю ось), — ответил Ванн. — (Все спокойно. Фазо только что отозвал остатки подразделения Нг).
Брендон подтвердил прием и вернул внимание к разговору. Все его тело ныло с головы до пят, но на это можно было не обращать внимания: кризис почти миновал, и скоро он сможет отдохнуть.
Скоро, но не сейчас.
— Чтобы кто-то из нас продал координаты Пожирателя Солнц Должару... — размышлял вслух Найберг. — Должна же она была знать, как он использует эту информацию? Или он обещал ей место в своем новом порядке?
— Это один из вопросов, который мы зададим ей, когда найдем, — заверил Фазо. — Вирус Пресечения Доступа почти уже пробил ее защиту. Это поможет извлечь ее из берлоги, где она укрылась.
Брендон старался слушать всех, чтобы не пропустить обращенных к нему замечаний. Все они теперь прониклись к нему почтением — даже Кестлер. Уважение старого вояки каза