Вера и жизнь — страница 16 из 52

Первыми забили тревогу русские женщины, у которых отобрали детей в Западной Европе. Яркий пример – актриса Наталья Захарова, обратившаяся в Церковь за помощью после того, как во Франции ей запретили общаться с дочерью и посадили в тюрьму за «навязчивую» попытку с ней увидеться. В России «ювеналку» продвигали та же Лахова, другие думцы, общественники Олег Зыков и Инна Гребешева. Против выступали родительские объединения, а с какого-то времени – движение Сергея Кургиняна «Суть времени», устроившее несколько массовых митингов против «ювенальной юстиции» и за традиционную семью. В феврале 2013 года на Всероссийское родительское собрание, устроенное при участии Кургиняна, пришел Владимир Путин, который сказал, что в предложениях ввести «ювеналку» и контроль за обеспечением прав детей «не в полной мере учтены российские семейные традиции». В этом же месяце на Архиерейском Соборе удалось принять церковный документ на тему семейного права, в котором говорилось: «Государство не имеет права на вмешательство в семейную жизнь, кроме случаев, когда существует доказанная опасность для жизни, здоровья и нравственного состояния ребенка и когда эту опасность нельзя устранить через помощь родителям и через методы убеждения. <…> Необходимо отстаивать гарантии прав родителей на воспитание детей в соответствии со своими мировоззренческими, религиозными и нравственными убеждениями, на разумное определение их распорядка дня, режима питания и стиля одежды, на побуждение их к исполнению семейных, общественных и религиозных обязанностей, на регламентацию общения с лицами противоположного пола и доступа к информационным материалам, а также на физическое ограждение от действий, наносящих вред их духовному, нравственному или телесному здоровью».

Мы сегодня правильно говорим здесь о том, что есть опасные законопроекты. Но мало только критиковать и говорить все время: «Не допустим, не допустим, не допустим». Нужно выдвигать положительные инициативы, в том числе в рамках тех предложений, которые сейчас люди могут вносить, собирая подписи. Я убежден: нам очень нужен закон о гарантии прав родителей на воспитание собственных детей, чтобы никакая новая инициатива не могла эти права разрушить. Сегодня и международное право, и национальное ясно говорят, что жизнь ребенка полностью определяют родители. Не чиновник, не школа, не бюрократическая элита, не эксперты, не западные фонды.

Родители имеют право решать до определенного возраста, какое будет у ребенка мировоззрение. Родители, и только они, имеют право решать, каково будет нравственное состояние ребенка, когда ему приходить домой, с кем из противоположного пола ему общаться, какие фильмы смотреть, какие книги читать, сколько сидеть в интернете, помогать по дому или нет. Родители, и только они, имеют право решать, как ребенок относится к религии, к политике, к идеологии. <…>

Я служил в храме, где в течение нескольких десятилетий был клуб имени Павлика Морозова. Рядом с храмом стоял памятник этому человеку. Я не хочу, чтобы больше были вот такого рода клубы и чтобы память юного предателя возвеличивалась. А сейчас у нас пытаются детей в массовом порядке сделать предателями. Давайте добьемся того, чтобы в России из поколения в поколение передавались добро, нравственность, настоящее воспитание. Давайте добьемся того, чтобы Россия никогда не стала страной, где прославлялось бы отцеубийство, предательство, доносительство детей. И все это воспринималось бы как доблесть, как знамение прогресса.

Давайте добьемся того, чтобы у нас вседозволенность, распространение границ свободы до самоубийственных вещей не становились бы нормой. Давайте добьемся того, чтобы в нашей стране никогда не происходили бы кощунственные акты, сталкивающие между собой огромное количество людей. Давайте добьемся того, чтобы в России, в семьях, во всем обществе, от человека к человеку, из века в век всегда передавалось бы то духовное наследие, которое делает нас такими, какие мы есть. Делает нас Россией. Делает нас страной, имеющей не только собственный внутренний прочный стержень, но и умеющей всему миру показать дорогу к добру, к миру и к достойной жизни!

Из выступления на митинге против ювенальной юстиции 22 сентября 2012 г.

Позиция Церкви и главы государства сделала свое дело: проект «ювенализации» России, вопреки бурному недовольству из-за рубежа, вскоре был остановлен. Во многих сопредельных странах с этим проектом, увы, справиться не могут. Там на западные деньги печатают плакаты, изображающие родителей извергами и призывающие детей звонить «доброй тете», сидящей на телефоне доверия. То, что дети в результате могут остаться без родителей и потом мучиться всю жизнь, им на плакатах не рассказывают.

Еще более тяжелые баталии – публичные и кулуарные – развернулись вокруг темы абортов. В советское и раннее постсоветское время прерывание беременности считалось делом нормальным и естественным. Лишь один раз в журнале «Здоровье», в конце 70-х годов, я наткнулся на одну из версий «Дневника нерожденного ребенка» – текста, хорошо известного на Западе. В самом начале девяностых, к удивлению тогдашней элиты и подавляющего большинства обывателей, в России появилось антиабортное движение. У истоков его стояли уже тогда всероссийски известный отец Димитрий Смирнов и молодой священник Максим Обухов. А костяк движения составляли женщины среднего возраста – возможно, некоторые из них стремились искупить собственный грех. Они ходили по различным мероприятиям, церковным и светским, и раздавали листовки против абортов. Уже в это время движение имело два крыла – наиболее радикальные его участники призывали к полному запрету прерывания беременности, справедливо приравнивая его к убийству. Другие предлагали более компромиссные меры – например, отказ от оплаты аборта за счет всех работающих граждан, включая тех, кто по соображениям веры и этики не приемлет убийство нерожденных младенцев. Конечно, участники антиабортного движения сначала использовали западную литературу. Та же идея исключить прерывание беременности из списка манипуляций, оплачиваемых за общенародный счет, была, по словам православного священника из Нью-Йорка отца Леонида Кишковского, «очень американским аргументом». Впрочем, за два-три года были наработаны и собственные тексты, видеоматериалы, законодательные инициативы.

Все предложения хоть как-то ограничить аборт натыкались на жесткое противодействие в Думе, профильных министерствах и либеральных СМИ. В качестве контраргумента выдвигалась забота о здоровье женщины – дескать, если ограничить легальный аборт, его будут делать «ушлые бабки в грязных сараях». Однако практика стран, аборт ограничивших или запретивших, полностью опровергает этот «аргумент». Так, в Польше после запрета абортов в 1993 году материнская смертность и количество убитых «нежеланных» детей практически не увеличились. Аборты, которые польские женщины делают за рубежом, составляют лишь около трети от числа случаев прерывания беременности, имевших место до запрета, – то есть он сработал. Не будем говорить и о том, что аборт для здоровья женщины отнюдь не полезен – он часто становится причиной бесплодия и раковых заболеваний.

Наши оппоненты пытались найти сторонников «свободного выбора» и внутри Церкви, памятуя, что на Западе есть немало «христиан», де-факто поддерживающих проабортную идеологию. Ничего не получилось. Среди активных православных людей России и других стран СНГ не нашлось практически ни одного человека, который бы с этой идеологией согласился. Более того: радикальная часть антиабортного движения постоянно обвиняла меня и других церковных деятелей, начиная с Патриархов Алексия и Кирилла, в слишком компромиссной позиции. Один такой человек года два звонил на каждую мою радиопрограмму и сыпал проклятиями. Я, однако, продолжал с ним общаться в эфире – вообще считаю, что общения достоин любой человек. Отключал его только тогда, когда он опускался до нецензурной брани.

Впрочем, свою роль сыграли и самые жесткие радикалы. Постепенно, через многие споры, удалось пробить «дни тишины» перед окончательным решением о судьбе зародившегося ребенка, обязательность консультации женщины с психологом, размещение в клиниках антиабортных материалов. Близка к реализации и идея запрета на свободную продажу пилюль «беби-капут», бесконтрольный прием которых лишил здоровья многих женщин.

В январе 2015 года Святейший Патриарх Кирилл поддержал в своем первом выступлении в Госдуме предложение православной общественности вывести оплату абортов из системы обязательного медицинского страхования, то есть из круга действий, оплачиваемых за счет труда каждого работающего гражданина России. Вскоре депутатами Еленой Мизулиной и Сергеем Поповым был внесен соответствующий законопроект. В ответ начался настоящий информационный артобстрел, причем из самых тяжелых гаубиц. Против выступили вице-премьер Ольга Голодец и председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, даже назвавшая это предложение «экстремистским». Через некоторое время они пришли поздравлять Патриарха с очередным днем ангела, и он им мило улыбался, поверив обещаниям достичь взаимоприемлемых решений. На самом деле было принято решение затянуть вопрос – предполагаю, что не без участия Вячеслава Володина. Сегодня воз, как говорится, и ныне там. Боюсь, что причина заматывания проблемы – не только во влиянии проабортного лобби и бизнеса, наживающегося на «биоматериалах». И не только в позиции либералов, боящихся усиления нравственного и религиозного вектора в жизни страны. Как мудро сказала одна монахиня, «многие чиновницы просто не хотят об этом слышать – сами же делали аборты ради карьеры».

То, что происходило с Россией в XX веке – все трагедии, все ужасы, все катастрофы, – в значительной мере связано с нашими грехами: грехами богоборчества, цареубийства, ниспровержения духовных, нравственных, религиозных основ жизни нашего народа. И аборты, которые наша страна, к сожалению, первой в мире разрешила в 1920 году, – это одна из причин того, что мы пережили в течение XX века. Снимем с России проклятие этого греха, греха абортов. Снимем с России проклятие, которое весь XX век над нею довлело.