Я окончательно понял, что буду именно гуманитарием, лет в двенадцать – вопреки семейной традиции, полностью завязанной на «науку и технику». Физикой еще немного интересовался, математику учил из уважения к учителям – обаятельным пожилым евреям, а вот органическую химию зубрить отказался наотрез. Отшучивался формулой собственного изобретения: «Митил пропил два бутил винил, один бутил этил-бродил, два бутил бензол. В итоге реакции – ходил, трендил, попал в вытрезвил». Тройку при выдаче аттестата мне все же поставили – отчетность школы портить никому не хотелось, на что я наглым образом и рассчитывал.
«Технический» уклон советского образования породил огромное количество людей не на своем месте – пять дней в неделю они ходили на постылую работу в огромные НИИ, а по выходным обсуждали богословские трактаты или просиживали до поздней ночи в «неформальных» творческих клубах. После крушения милитаризованной советской экономики большинство этих людей оказалось выброшено на улицу, и многие посвятили себя «гуманитарным» занятиям. Попадались и совершенно уникальные случаи – классические представители богемы, вынужденные работать по распределению после вуза в классических же советских НИИ. Один мой знакомец, почти до выпуска проучившийся в техническом вузе и затем закончивший философский факультет МГУ, в 80-е годы написал:
Обычный инженер выходит из дверей,
И серой мостовой пиджак его серей. <…>
Мы дружною артелью двигаем прогресс,
Кто двигает прогресс, тот набирает вес!
Понятно, что уже через пять лет этот человек, продолжая выступать в качестве литератора и рок-исполнителя, стал политтехнологом, навсегда забыв о мире техники.
Итак, уже советская школа – вслед за тогдашней системой – принизила статус гуманитарного знания. Постсоветская же вовсю стала готовить рабочее мясо уже не для «оборонки», а для коммерческих структур – на деле очень часто для базаров, ларьков и рэкета. Целостность образования и воспитания попытались отправить «на свалку истории тоталитаризма». Приоритет «полезных» знаний стал почти бесспорным. При этом архитекторы бесчисленных школьных реформ, под которые выделяются немалые бюджетные деньги, не всегда задумываются о том, что ученики, а часто и родители, не вполне понимают, какие знания в жизни окажутся полезными, а какие нет. Я, конечно, до сих пор не жалею, что не выучил органическую химию. Но вот, например, древнегреческий и певческое искусство в школе мог бы освоить. Если бы предложили, а еще лучше – заставили.
Сегодня фрагментарность знаний, получаемых в школе, мешает формированию у юного человека настоящего мировоззрения, объемной картины того, что происходило, происходит и может произойти в мире. Слава Богу, что удалось – при решающей роли православной и родительской общественности – остановить в 90-е годы введение программ «полового просвещения», щедро оплачиваемых из-за рубежа.
Церковь и лучшие педагоги уже в то время стали говорить о кризисе гуманитарного образования, о том, что школа должна быть местом воспитания, а не просто кабелем для перекачки «полезной» информации из одного мозга в другой. Наиболее распространенными православными общественными организациями стали педагогические и родительские. Все чаще стали проводиться конференции, где священники и педагоги вместе говорили о важности государственно-общественных программ вдумчивого, целостного преподавания истории, литературы, обществознания, русского языка. Эта работа сталкивалась с жестким противодействием «педагогов-новаторов» – в частности, Александра Асмолова, Евгения Ямбурга, Ефима Рачевского, которые в 90-е годы захватили командные высоты в Министерстве образования и в педагогической публицистике. Главными их идеями были раскрепощение ребенка и принятие «прогрессивных» западных моделей обучения, основанных на «уважении свободы учащегося». Однако каждый ответственный педагог и родитель знает: обучение и воспитание невозможны без известной толики принуждения. Идеология эпохи «Просвещения» не права: человек вовсе не хорош сам по себе. Его природа – с младенчества – повреждена грехом, унаследованным от падения Адама. И поэтому воспитание как раз обратно «раскрепощению». И лучше применять его, чем через несколько лет – тюрьму или вооруженную оборону.
Еще больше споров происходило вокруг преподавания в школах знаний о религии. Уже в самом начале девяностых появились энтузиасты изучения в школе основ Православия. Эти люди стали собираться из десятков городов и сел на Рождественские образовательные чтения – самый многочисленный до сих пор церковно-общественный форум. В разных регионах постепенно были введены курсы, рассказывающие о культуре и вероучении Православной Церкви. Реакция оппонентов была бешено энергичной: они в истерическом тоне напоминали о принципе «отделения школы от Церкви», которого уже не было в Конституции, рисовали картины немытых-нечесаных попов, которые будут бить школьников розгами за отказ молиться, пугали еврейскими погромами и нацистской Германией.
Церковное начальство по привычке осторожничало, но инициативу снизу уже нельзя было игнорировать. В Белгородской области преподавание основ православной культуры, вместе с другими патриотическими и нравственными инициативами, помогло построить уникальный для Центральной России здоровый, процветающий регион, ничем не уступающий западной провинции – что в экономике, что в образовании, что в сфере самочувствия людей. За двадцать лет состоялись сотни встреч с Министерством образования, Администрацией Президента, аппаратом правительства – каждый сдвиг в возвращении в школу позитивных знаний о религии давался с большим трудом. Помимо «идейных» противников, против нас работала и страшная инерция аппарата Минобраза и связанных с ним структур.
Периодически я задаю молодым церковным работникам провокационный вопрос: уверены ли они, что наша система самая забюрокраченная и самая интриганская. Конечно, они в этом уверены.
– Увы, – обычно «разочаровываю» их я. – Нам нечем так уж «хвалиться» и есть куда «расти». Наша система по этим порокам лишь на третьем месте. На втором – военная. А на первом – педагогическая.
С последней системой удалось справиться отчасти через работу «сверху», через правительство и Администрацию Президента, а главным образом – через реальное народное движение за возвращение Православия в школу. В конце концов нам надоело идти муравьиными шажками, которые нам подсказывали в коридорах Минобраза. Митрополит Кирилл предложил заимствовать… западный опыт. Во многих странах Европы у родителей есть возможность выбирать между несколькими вариантами религиозного обучения и светской этикой. Загонять всех школьников в одно мировоззрение – религиозное или «светское» – в корне неправильно. В конце концов, мировоззрение ребенка определяют родители, а с какого-то времени – он сам, но никак не школьные начальники и не государство. Это четко прописано в международном праве.
– Когда нам говорят, что преподавание положительных знаний о религиях в школе приведет к мировоззренческому конфликту, – это лукавый аргумент тех, кто старается любой ценой не допустить этого. В подавляющем большинстве западных стран, за отдельными исключениями вроде Франции, разные религии преподаются в школах на выбор за государственный счет. Даже в таких странах, как Румыния и Сербия, недавно переживших сильнейшие конфликты, введено преподавание нескольких религий на выбор или светской этики, и ни к каким межрелигиозным конфликтам это не привело. Культурному человеку стоит разобраться в том, чем отличается раввин от митрополита, а имам от ламы. И у нас сегодня более чем в 20 регионах России в школах преподаются основы православной культуры, а в ряде регионов Северного Кавказа – основы исламской культуры. Это все делается на добровольной основе и также ни разу не привело к конфликтам. Дети не дерутся друг с другом на переменах, поняв, что они принадлежат к разным религиям.
– Но школе удобно материалистическое мировоззрение?
– Попытка сохранить в школе монопольный диктат материалистического мировоззрения – это анахронизм. Школа должна быть модифицирована так, чтобы приспособиться к мировоззрениям, исповедуемым в семье. Право родителей и детей на получение в школе образования в духе именно тех убеждений, которые исповедуются в семье, является международно признанным. В протоколе № 1 Конвенции Совета Европы «О защите прав человека и основных свобод» говорится следующее: «Государство при осуществлении любых функций, которые оно принимает на себя в области образования и обучения, уважает право родителей обеспечивать, чтобы такое образование и обучение соответствовали их собственным религиозным и философским убеждениям». Похожая формулировка содержится и в Декларации о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религий или убеждений, принятой Генеральной Ассамблеей ООН, и в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах. Школа не имеет права не учитывать мировоззренческий выбор семьи и различия в этом выборе. И если в школу, например, приходит ребенок из верующей семьи, а таких семей у нас сейчас много, а ему говорят: «Библия – это миф», «все религии равноценны», «человек произошел от обезьяны», то такая мировоззренческая интерпретация религии является грубым нарушением прав ребенка на то, чтобы школьное образование соответствовало его убеждениям и убеждениям его родителей.
– Преподавание основ, наверное, удобно вести в частных школах?
– Да, нам постоянно говорят, что выход из этой ситуации – в создании частных школ. Действительно, сейчас есть негосударственные православные гимназии и лицеи, которые дают образование в рамках государственного стандарта и религиозное воспитание. В Москве есть 8–10 таких школ, но все это обычно обеспечивается «движением души» богатого спонсора, «широким жестом» выделившего на такую школу большую сумму денег. Сегодня, к сожалению, частные школы – это в основном школы для богатых. Возможность прийти в такую школу и получить там знания о религии есть в лучшем случае у одного процента российских детей.