– Купишь тележку.
– А зачем?
– Соберешь еще больше фиников, отвезешь в город и продашь.
– А зачем?
– Наймешь других, соберете несколько тонн фиников, отвезете в город и продадите.
– А зачем?
– Откроете магазин, потом создадите компанию, завалите финиками всю Европу.
– А зачем?
– Построишь шикарный дом, будешь лежать под пальмой и наслаждаться жизнью.
– А я что делаю?
Количество денег и прочего богатства не делает человека счастливым. Это доказывает хотя бы число самоубийств и прочих жизненных трагедий среди состоятельных людей, особенно не получивших нравственного воспитания. «Кто такой богатый? Тот, кто доволен своей долей» – гласит древняя еврейская мудрость. И эту правду надо утвердить не только на уровне личного самосознания, но и на уровне национальной и мировой экономической политики. Идеи достаточности, умеренности, самоограничения вполне могут сделать людей по-настоящему счастливыми, если станут частью нового экономического мышления. Если смогут остановить бесконечную гонку за «ростом», стимуляцию потребления ненужных товаров и услуг, культ «нового», предполагающий производство заведомо недолговечной техники и массовый выброс еще работающих машин и механизмов – часто даже новых, но «морально устаревших». Интересно, что советская промышленность была ориентирована совершенно иначе. У меня есть два холодильника «Юрюзань» начала 1970-х годов и пара советских радиоприемников того же времени – все прекрасно работает больше сорока лет, пусть и после небольших ремонтов. Есть и компьютеры, которыми я пользуюсь лет по семь.
Понятно, впрочем, что «рост» сегодня считается необходимым с точки зрения конкуренции с другими странами – не только экономической, но также военно-политической и связанной с нею технологической. Именно поэтому надо по большей части выводить военную промышленность и «высокую» науку из рыночной сферы – они и так в большинстве случаев убыточны. А параллельно нужно создавать новую мировую экономику, которая побудила бы все страны не гнаться за ростом, а ориентироваться на достаточность.
В нынешних условиях очень важно понять: у нас пытаются отнять душу, напугав отсутствием хлеба и трудностями материального порядка. Так много раз было в истории. Мы переживали и худшие времена – времена войн, голода, крупных социальных потрясений, смут, нестроений, уничтожения целых социальных классов… Мы могли переносить и худшие беды, при этом оставаясь свободными и сохраняя главное, ради чего всегда существовала Россия, – возможность жить по слову Христову, а не по совету тех, кто принуждает к жизни только ради материального благосостояния.
У нас достаточно воли и силы, достаточно способности жить своим трудом. И пусть кто-то сегодня пытается через спекулятивные механизмы внушить, будто результаты этого труда вдруг стали в два раза меньшими. На самом-то деле мы знаем, что это не так. Наш труд остается достаточно производительным, и мы по-прежнему способны прокормить страну. Да, были легкие деньги, которые получались от экспорта по достаточно высоким ценам природных, Богом данных российских ресурсов. Да, было некое головокружение от этих средств. Для достаточно узкого круга людей эти средства означали сверхпотребление, возможность отправлять детей учиться в дальние страны, покупать там дома, виллы, строить будущее на многие десятилетия вперед и быть уверенными в этом будущем, а заодно и смеяться над значительной частью нашего народа, говоря о ней как о людях, которые недостойны материального благосостояния, потому что являются якобы глупыми, неразвитыми, не современными.
Все это присутствует до сих пор в нашей элите. Но сегодня, наверное, придется и затянуть пояса, и привезти детей обратно из дальних стран, и, может быть, продать то имущество, которое там накоплено, и вернуть свои средства обратно в Россию. <…> За людьми, которые могут сегодня повлиять на ситуацию в России, ведется достаточно жесткое наблюдение. Некоторые происшествия в зарубежных странах с представителями высшего слоя нашего общества позволяют полагать, что они могли быть не случайными. И значит, придется выбирать: либо оказаться под жестким давлением тех стран и тех экономических структур, которые сегодня России враждебны, или придется связывать свое будущее, свое сокровище, свое сердце с Россией и только с Россией. <…>
Священник сегодня не может, да, наверное, и не должен говорить: да нет, постойте, все будет хорошо. Не будет так «хорошо», как в тот период, когда многие люди – между прочим, вовсе не относящиеся к элитам, – также привыкли к довольно безбедной и одновременно довольно бездельной жизни. Известно, что среди граждан, которые не относятся ни к каким олигархам, сформировался целый класс населения, который сдавал московские квартиры и жил на эти средства в Италии или в других странах Европы, практически прекратив что-либо делать. И это, наверное, тоже сегодня прекратится. Придется жить по труду. Придется жить по средствам. <…>
Тем, кто сегодня способен трудиться, а тем более переустраивать общество на христианских началах, сегодня нужно оставить духовную и волевую расслабленность, отказаться от ложного благодушия, подумать над своими действиями и словами в этих непростых условиях – и понять, что мы находимся лицом к лицу с вызовами, с очень сложными историческими оппонентами, которые, наверное, никогда не захотят оставить нас в покое и допустить, чтобы мы развивались самостоятельно, свободно, по Христовой правде. <…>
У России, у других стран исторической Руси сегодня есть внутренняя сила изменить мир, изменить в том числе хозяйственные отношения, переустроив всю жизнь общества по Слову Христову. Получится или нет – Бог весть. Православные христиане не являются социальными оптимистами. Они помнят, что история человечества закончится апокалипсисом и торжеством зла, над которым, уже употребив Свое прямое действие, восторжествует Господь. Но мы можем и должны предупреждать о том, что есть межчеловеческие и общественные отношения, которые являются добрыми, будучи основанными на христианских идеалах, – и есть отношения, которые являются злыми, которые делают людей несчастными, даже когда вдруг удается убедить их на короткое время, что можно быть счастливым, только зарабатывая без конца деньги, причем деньги, которые делаются из других денег, без приложения реального, исчислимого в реальных ценностях труда.
В такой экономике можно будет пересмотреть и роль банковского процента – явления, породившего современный финансовый капитализм. Ростовщичество, взимание «лихвы», то есть того самого процента, осуждается практически всеми древними религиозными традициями. В Ветхом Завете говорится: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост» (Втор. 23, 19; при этом, правда, позволяется давать в рост чужестранцам). Ростовщичество запрещено многими церковными Соборами, решения которых в Православии воспринимаются как священные каноны. Так, 17-е правило Первого Вселенского Собора (325 год) гласит: «Поскольку многие причисленные в клир, любостяжанию и лихоимству последуя, забыли Божественное Писание, гласящее: сребра своего не давай в лихву (Пс. 14, 5), и, давая в долг, требуют сотых; святый и великий Собор рассудил, чтобы, если кто после этого определения найдется взимающий рост с данного в заем, или иной оборот дающий сему делу, или половинного роста требующий, или нечто иное вымышляющий ради постыдной корысти, таковой был извергаем из клира и чужд духовного сословия». Сегодня подобные нормы, мягко говоря, соблюдаются не всеми и не всегда. Но отступление от них могло быть оправдано в условиях гонений, иноверного или безбожного владычества, эмиграции, но уж никак не в условиях свободной жизни православных народов в странах, где они составляют большинство. Между прочим, православный христианин каждый день в вечерних молитвах, носящих по преимуществу покаянный характер, должен каяться во мшелоимстве и лихоимстве. Первый грех предполагает извлечение корысти и собирание ненужных вещей, второй – обременение должника процентами.
Ростовщичество, запрещенное в Средние века, начиная с Х столетия стало восстанавливать свои позиции. Уже в конце средневекового периода оно возобновилось в Венеции, а потом быстро распространилось по западному миру – не без участия новосозданных католических орденов, но и не без протеста западных христиан. Происходило это параллельно с ослаблением традиционной церковности и христианской государственности, и можно предположить, что именно постепенное «раскрепощение» процентщиков привело к появлению в тех самых орденах сомнительной духовности, потом к возникновению новых ересей и расколов, а затем к кровавым бунтам против Католической церкви и связанных с нею монархий. К сожалению, поражены ростовщичеством и в целом алчностью оказались и церковные общины в православном мире. Наша история изобилует примерами того, как богатые монастыри и архиерейские дворы закабаляли должников, отказывались раздавать хлеб нищим и даже продавать его в период голода, ожидая более высоких цен. За все это приходилось платить оскудением веры, а нередко – кровью.
Увы, и сейчас церковные средства очень часто отдаются в рост – вопреки ясному каноническому запрету – и, естественно, сгорают в проблемных банках. В этом, как и в высоких тратах на содержание Патриарха и его личного аппарата, кроется, по моему мнению, причина закрытости центрального бюджета Русской Православной Церкви, который не обнародуется даже перед епископатом.
Считаем нравственно необходимым обнародование доходов и расходов общецерковного бюджета Русской Православной Церкви. В частности, речь должна идти о размере поступлений от епархий, приходов Москвы, церковных предприятий, а также от финансовых операций, если таковые ведутся. Людям важно знать о размере расходов на содержание Святейшего Патриарха, Московской Патриархии и ее аппарата, Патриарших резиденций, синодальных учреждений и их аппарата, духовных учебных заведений, а также на благотворительную и социальную деятельность.