— Неужели от этого никак не избавиться?
— Боюсь, что нет…
— Бежать отсюда надо.
— Ирочку мне все равно не отдадут… — обреченно вздохнула Лена. — Она каким-то особым даром Господним обладает, мистер Гарвельт из нее смену себе растить собирается. Да они уже сейчас такое с девочкой творят, что слов нет. Я поначалу возмущалась, а потом поняла, что бесполезно. Кланяются, извиняются, но продолжают гнуть свою линию. В конце концов, махнула рукой, тем более что малышке самой нравится — такая кроха, а уже вовсю смеется. Японцы ее за ножку подвешивают на дереве, друг другу как мяч перебрасывают, постоянно каким-то диким массажем мучают, а она хохочет. Представляешь?
— Не представляю. — Анастасия Петровна поежилась.
— Ничего, еще сама увидишь. А уж когда мистер Гарвельт с ней занимается, то… О, Господи!
— Да что он такого делает-то?
— Возьмет Ирочку на руки, выйдет во двор, подымет малышку к небу, а оттуда в нее молнии лупят. Разноцветные. Я как в первый раз увидала, так едва с ума не сошла. А ведь я здесь всего пять дней, мам! Но за эти дни столько всего невозможного произошло, что я совсем запуталась.
— Бедная ты моя девочка! — Анастасия Петровна встала и обняла дочь, Лена уткнулась ей в живот и с явным облегчением расплакалась.
— За что все это на мою долю выпало, мам? — сквозь слезы простонала она. — Я ведь Ирочку не брошу, что бы там ни было, не брошу. Она моя, я ее родила, я ее люблю. Потому буду рядом, пока ей нужна. И… Ты останешься с нами, мам?
— Раз ты хочешь — конечно, останусь, — согласно кивнула мать, поглаживая дочь по голове. — Я уже на пенсии, на работу ходить не надо.
— Вот и хорошо! — Лена немного успокоилась. Потом она боязливо покосилась на застывших метрах в ста японок. — Мам, ты только с ними поосторожнее, а то…
— Что?
— Знаешь, читала я о порядках в древней Японии, того же «Сёгуна», но не особо верила. Мне сейчас так стыдно… Представляешь, я на что-то рассердилась, на одну девушку накричала, а она пошла и харакири себе сделала. Мне потом ее голову на подносе принесли и спросили, удовлетворена ли я принесенными извинениями. Как я только с ума не сошла, не знаю. Теперь боюсь им слово не так сказать, вдруг снова… Это же какой-то кошмар!
— Голову принесли?! — У Анастасии Петровны перехватило дыхание. — Они что, сумасшедшие?
— По-своему — нет. — Лена поморщилась. — Ниндзя какие-то, только те ниндзя, что в фильмах, нашим японцам в подметки не годятся. Воинами Пути себя называют. Мало мне их, так вчера тибетцы приехали, те еще страшнее. А мистер Гарвельт… — Она поморщилась, досадливо махнула рукой и продолжила: — Сволочь он, если честно. Сейчас все девушки и женщины из общин, которые моложе тридцати, а их больше сотни, беременные от него ходят.
— Больше сотни?! — Рот старой учительницы приоткрылся в непритворном изумлении. — Да как же это? Он у вас что, половой гигант?
— Да нет, мам, — криво усмехнулась Лена, — он с ними не спал, его вообще женщины не интересуют. Живой труп какой-то. Искусственное оплодотворение, насколько я поняла. Вчера шла по коридору, слышу — плачет кто-то, тихонечко так, будто щенок скулит. Я подошла, смотрю — Юкио. Свернулась в клубочек на полу, лицом в колени уткнулась и всхлипывает почти неслышно. В голосе такое отчаяние, такая обида, что мне не по себе стало. Милая девочка, добрая, красивая, как куколка, до этого дня все время улыбалась. Пятнадцать лет едва исполнилось, мне до подмышки не достает. А этот бледный подонок оплодотворил ее каким-то приспособлением, слова доброго не сказал и выгнал. Дите после этого забилось в уголок, сидело там и плакало, страшно боясь, что кто-нибудь из старших увидит — накажут ведь. Как же, величайшая честь — ребенка Повелителя выносить! Только ему эти дети не нужны, у них магических способностей нет. Обычай у воинов Пути такой, видишь ли. Старейшины всех женщин детородного возраста скопом на оплодотворение погнали, а те слова против сказать не осмелились, привыкли подчиняться. Я Юкио к себе забрала, жалко мне девочку, она хоть на человека немного похожа, а не на улыбающегося робота, как остальные.
— Скотство какое! — гадливо скривилась Анастасия Петровна. — И ты никуда от этого, как ты там говоришь, бледного подонка, уйти не можешь?
— Убьют… — глухо сказала Лена. — Да и Ирочку мне не отдадут, я уже говорила. Здесь хоть изредка дают за ней поухаживать, хоть покормить, когда надо, а в ином случае я ее больше не увижу. Попала я, мам, как и представить себе никогда не могла. Напиться хотя бы до беспамятства, так даже этого не позволяют — они, видишь ли, о здоровье моем заботятся, спиртное забрали! На тренировки свои дурные гоняют, там избивают, мечом насквозь несколько раз протыкали — мол, я должна уметь отбиваться сама. И не умерла ведь! Что-то такое со мной сделали, что все раны мгновенно заживают, кровь какой-то гадостью заменили, что ли. Не знаю!
— Боже… — Анастасия Петровна побледнела. — Бедная моя девочка… Но разве так бывает?
Лена зло усмехнулась, взяла со стола нож и проткнула им себе левую ладонь. Не прошло и нескольких секунд, как от раны не осталось даже шрама. Анастасия Петровна не успела испугаться, как все закончилось. Только кровь на лезвии ножа говорила о том, что здесь произошло.
— Видела, мам?
— Видела… Способность, конечно, полезная, только вот цена великовата.
— Вот именно, что великовата. Я схожу с ума, мам. Этого для меня слишком много!
— Ничего, мы со всем справимся, девочка. — Анастасия Петровна прижала дочь к себе. — Справимся, моя хорошая!
Лена продолжала самозабвенно рыдать. Все предыдущие дни она держала себя в руках из последних сил, но неожиданный приезд мамы заставил расслабиться, немного отпустить до предела сжатую в душе пружину. Казалось бы, подруги рядом. Да только Тайка не отходит от сухощавого, пожилого японца по имени Хироси Идзиро, слушая его с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Мастер-целитель! И только об этом проклятом целителе и говорит. Валентина занялась любимым делом — охотой на мужчин, перепробовала половину, наверное, охранников. Да и на японок поглядывала похотливыми глазами. Однако те делали вид, что не понимают намеков. В итоге Лена осталась одна среди чужих и совершенно непонятных людей. Обычаи и законы воинов Пути возмущали ее до глубины души, особенно после вчерашнего рассказа Юкио. С вампирами Лена старалась не пересекаться, побаивалась их все-таки. А как мучилась после того, как ей принесли голову женщины, на которую она накричала, раздраженная ее навязчивостью! Потом чувствовала себя виноватой в смерти несчастной, ничего особо плохого и не сделавшей, всего лишь стремившейся по-своему угодить госпоже и настаивавшей на том, чтобы собственноручно искупать Лену, чего той никак не хотелось. Кто мог подумать, что маленький скандал так страшно закончится? Уж никак не она. В голову подобное не приходило. Да и не могло прийти. Только теперь Лена полностью поняла смысл выражения «разница менталитетов». После случившегося она старалась соблюдать с японцами крайнюю вежливость, не желая стать виновницей еще чьей-нибудь гибели. Правда, вчера повела себя по-другому — уж очень жалобно и отчаянно плакала маленькая Юкио. Девочка сквозь слезы рассказала о случившемся, и Лена пришла в ужас — никак не ждала от Гарвельта такой жестокости, такой черствости, такого равнодушия. Ведь он так ласково относился к Ирочке…
— Госпожа, покои для вашей уважаемой матери готовы, — чей-то нежный голосок заставил Лену взять себя в руки.
— Спасибо, Юкио, — кивнула она, украдкой вытирая слезы.
— Госпожа, вы плакали? — Глаза девочки расширились. — Что-нибудь случилось?
— Нет-нет, — поспешила заверить ее Лена. Не дай Бог дурочка еще посчитает себя виноватой и побежит харакири делать, с нее станется — никогда не знаешь чего от этих сумасшедших японцев ждать. — Просто обрадовалась встрече с мамой.
— Может, вам еще что-нибудь нужно, госпожа? — с надеждой спросила Юкио, смотря на Лену с собачьей преданностью.
— Принеси, пожалуйста, немного брусничного морса, — попросила она с улыбкой. Японочка буквально просияла и со всех ног кинулась в дом.
После вчерашнего девочка преисполнилась к госпоже благодарностью и готова была ради нее на все. Странно, неужели никто до сих пор не относился к Юкио с добротой, по-человечески? Вчера Лена всего лишь обняла несчастную девочку и долго утешала, пока та не уснула, уткнувшись носом в грудь своей госпожи. А утром вскочила с рассветом и принялась увиваться вокруг Лены так, что той мгновенно стало неудобно.
Анастасия Петровна смотрела вслед японке и укоризненно качала головой. Дите же совсем! И вот эту девочку подвергли искусственному оплодотворению? Какая подлость! Действительно куколка, иначе и не скажешь. Выглядит в своем цветном шелковом кимоно и с подведенными тушью вздернутыми вверх бровями как какой-то сказочный персонаж, а не живой человек.
Старая учительница даже не подозревала, что хрупкая на вид девочка все с той же робкой улыбкой на губах вполне способна легко перерезать полсотни вооруженных взрослых мужчин и даже не запыхаться. Не говоря уже о том, чтобы испытать после того какие-нибудь угрызения совести. Что она способна сутками пытать человека, не обращая никакого внимания на его крики. Что Юкио не раз приходилось делать подобное, и девочка не считала это чем-то из ряда вон выходящим. Самое обычное ведь дело. Она очень удивилась бы, если бы ей кто-нибудь сказал, что причинять другому боль или убивать — нехорошо. Да что там, она таких глупых слов просто не поняла бы. Но к Лене после вчерашнего японочка относилась иначе, чем к остальным, и искренне надеялась стать со временем близкой подругой госпожи. Жаль, что той не нужно никого убивать — Юкио с большим удовольствием убила бы ее врага, хорошо помучив его напоследок! Хотя если Повелитель прикажет заживо содрать с госпожи кожу, то Юкио немного поплачет. Но исполнит приказ. Конечно, исполнит, а как же иначе?
Когда принесшая графин с холодным брусничным морсом девочка растворилась в кустах, Лена жадно выпила пару стаканов, в такую жару ей всегда страшно хотелось пить.