В семнадцатом столетии она приняла покровительство клана Арвад и прибыла в поместье Арвэ Мак-Ардоу, перебравшегося в Россию лет двести назад, спасаясь от инквизиции, под корень уничтожившей основные европейские кланы. Там она сразу обратила внимание на редкостно красивую евреечку, совсем юную — и месяца не исполнилось с того момента, как она стала вампиршей. Конфетка, а не девочка. Даяна тем же вечером вплотную занялась Леей — не торопясь, со вкусом. Как ни странно, та не сломалась в первые же дни, не пожелала становиться подобной своей мучительнице. Плакала, кричала от боли, покорно выполняла любые приказы, даже самые отвратительные, кроме одного — самой издеваться над кем-то. Ее упорство привело Даяну в столь дикую ярость, что она начала измысливать совсем уж дикие пытки. Не помогло — Лея оставалась такой же боящейся всего на свете, умоляла, унижалась, но меняться отказывалась. Чего только с ней не творили. Увы, все оставалось по-прежнему. Желание сломить Лею постепенно стало для Даяны идеей-фикс, ее сводило с ума, что какая-то слабенькая вампирша смеет сопротивляться, смеет не становиться жестокой. Она же сама-то стала! Ее же сломили! А она куда сильнее этой твари. Значит, обязана добиться своего. Но десятилетие шло за десятилетием, жизнь Леи превратилась в сущий кошмар, а все оставалось как было. Убийцей ее со временем сумели сделать, но даже убивала она мгновенно и безболезненно, не желая причинять жертве никаких страданий. Даяна привычно измывалась над ней, подруги старались еще больше, чувствуя недовольство повелительницы и боясь, что та примется за них самих, что довольно часто случалось. Бесполезно, ничьи усилия так и не привели к нужному результату.
Остановившись перед комнатой Леи, Даяна поежилась. Проснувшаяся совесть не давала дышать, в горле застрял жесткий, горячий комок, ее всю трясло. Перед внутренним взором стояли наполненные мукой глаза несчастной жертвы. Ведь той тогда пришлось не лучше, чем ей самой прошедшей ночью. Почему такая простая вещь раньше не доходила до нее? Почему?! Или доходила, но ей было плевать? Впрочем, похоже, что нет — родитель ломал птенца не болью, а иными способами. Такого ужаса она сама никогда до сих пор не знала, представить не могла, каково это, пока на своей шкуре не испытала.
Увидев вошедшую в комнату Даяну, нежащаяся в постели Лея испуганно пискнула и отшатнулась к стене, обреченно смотря на мучительницу. Ее начало трясти от ужаса. Снова будет мучить… Даже здесь…
— Госпожа запретила… — почти неслышно шептали ее непослушные губы. — Госпожа запретила…
— Я не за тем, — глухо сказала Даяна, с трудом опускаясь на колени. — Прости меня…
— Простить? — Рот Леи растерянно приоткрылся. — Тебя? Мне?
— Я не понимала, что тебе было так же больно и стыдно, как мне сегодня ночью… Прости меня, суку…
— Ты этого не понимала? — Глаза девушки расширились, она неверяще смотрела на понурую Даяну. — Как можно было этого не понимать? Я…
— Ты потому и отказывалась, что понимала?
— Да. Я не могла. Слишком хорошо знаю, каково оно.
— А до меня дошло только вчера… — хрипло выдохнула Даяна. — Знаю, такого не простить. Но все равно прошу прощения…
Она чувствовала, что по ее щекам текут слезы. Больше тысячи лет не плакала, а теперь вот плачет. Лея долго смотрела на старого врага и не верила своим глазам. Потом осторожно слезла с кровати, стараясь не потревожить раны, подошла к Даяне и опустилась рядом с ней на колени. Погладила по щеке и негромко сказала:
— Я прощу, наверное… Потом, не могу пока. Не могу забыть…
— Я понимаю…
С трудом поднявшись на ноги, Даяна поклонилась Лее и поковыляла в свою комнату. Уснула она мгновенно, едва дотронувшись щекой до подушки.
Даяна не знала, что за ними наблюдала из-за двери Лена, пришедшая проведать Лею и увидевшая в комнате нежданную гостью. Лена улыбнулась и удовлетворенно кивнула. Права Юкио, во всем права. Сумели-таки японцы доказать стерве, что нельзя издеваться над другими. Надо же, сумели! Кто бы мог подумать? Но неужели ее на ночь опять уведут? Ведь Даяна уже что-то поняла — стоит ли издеваться над ней дальше? Трудно сказать. Наставники, наверное, лучше знают…
Отвлекшись на воспоминания, Лена снова пропустила удар и не поняла поначалу, что произошло. Мир почему-то закувыркался вокруг, дикая боль в шее заставила открыть рот в беззвучном крике, но вдохнуть она не смогла. Только стукнувшись лбом о землю осознала, что ей отсекли голову. Однако чьи-то руки мгновенно подхватили отрубленную голову и приставили на место. Прошла добрая минута, прежде чем Лена смогла вдохнуть и отчаянно закашляться, выплевывая сгустки крови. Совсем с ума сошли!
— Ты снова думаешь во время боя не о том, — холодно сказал наставник, неодобрительно поглядывая на ученицу. — Поняла, что может произойти в таком случае?
— Да, наставник… — Лена тяжело вздохнула.
— Наказание определи себе сама.
— Двадцать палок, — буркнула она, понимая, что меньшим не отделается.
— Хорошо. Получишь их вечером, попроси любого воина Пути, он сделает. На сегодня свободна.
Лена мрачно кивнула. Странно, что сразу не наказал, непохоже на него. Однако, оглянувшись, поняла причину — неподалеку от тренировочной площадки стояли две неизвестно когда подъехавшие машины. Возле одной застыли высокий худой мужчина и бедно одетая молодая женщина с младенцем на руках, почему-то смотрящая на нее, Лену, с откровенным ужасом. Решив выяснить, в чем дело, она направилась к машинам, однако не успела — какая-то японка принесла кормить Ирочку. При виде своей ненаглядной малышки Лена мгновенно забыла обо всем, пристроилась на валуне и дала дочери грудь. Раздеваться не пришлось, так как тренировалась она обнаженной.
Наташу весь день терзали мрачные предчувствия. Пусть однокомнатная хрущоба и убогая, зато своя. Никто не выгонит. Кто знает, как все окажется в этом самом поместье, куда их с Костей привезли? Подозрения оправдались в первую же минуту после того, как она вышла из машины. Напротив, по застроенной непонятными приспособлениями площадке, метались две обнаженные и совершенно одинаковые девушки. Каждая держала в руках по два меча и яростно отбивалась ими от наседающих азиатов. Внезапно одна на секунду замешкалась, мелькнул отблеск солнца на лезвии, и голова девушки отлетела в сторону, из перерубленной шеи на траву хлынул поток крови. Наташа от ужаса вскрикнула и едва не потеряла сознание. Господи, да где это Костя согласился работать?! Здесь же людей убивают! Остановившимся взглядом она смотрела, как азиат прыгнул в сторону, подхватил с травы отсеченную голову, бессильно разевающую рот, и приставил к обрубку шеи. Прошло некоторое время, и убитая девушка начала кашлять. Не поверив своим глазам, Наташа принялась тереть их, однако ничего не изменилось. Когда ожившая пришла в себя, японец принялся сердито отчитывать бедняжку, говоря что-то о наказании. Это что же — ей голову отрубили и ее же еще и наказывают?! Однако девушка почему-то согласилась и сказала, что заслуживает двадцати палок. Бог ты мой! Вскоре залитая кровью с ног до головы незнакомка направилась к машинам, и Наташа насторожилась. Однако та не дошла — кто-то принес ей младенца, и она принялась кормить его грудью. Это кормящая мать такие трюки выделывает?! Ужас. Наташа с тоской оглянулась на мужа и только вздохнула — глаза Кости горели энтузиазмом, он жадно смотрел на сражающихся на мечах японцев. Мужики! Большие дети. Все бы им игрушки.
— Здравствуйте, Константин Георгиевич! — послышался знакомый уже голос мистера Гарвельта. — Наталья Александровна! Рад вас обоих видеть. Надеюсь, добрались без проблем?
— Доброе утро, мистер Гарвельт! — Бывший офицер кивнул, продолжая с любопытством коситься на тренирующихся бойцов. — Все в порядке. Простите, можно спросить?
— Спрашивайте, конечно.
— Я только что видел, как девушке отрубили голову. И голова приросла обратно… Это что? Мне почудилось?
— У вас тоже раны заживают мгновенно. — Палач пожал плечами. — Преобразование вашего тела я провел еще тогда, когда вы согласились работать на меня. Попробуйте ткнуть себя в руку ножом, сами увидите.
Кто-то из японцев подал Косте узкий, странно выглядящий кинжал. Парень немного помедлил — трудно поверить в такое, если бы своими глазами не видел, то и не поверил бы — и распорол себе ладонь. Хлынула кровь, но сразу же прекратила течь, порез на глазах стянулся в белый шрам, а вскоре исчез и он. Костя глухо выматерился, недоверчиво смотря на совершенно здоровую руку.
— Через день-другой вам стоило бы пройти да-алль, — посоветовал мистер Гарвельт. — Хоть это и очень болезненный обряд, но он многое дает. Вы видели, как сражались девушки?
— Да. С детства, наверное, обучались?
— Нет. Еще несколько дней назад ни одна из них не имела никакого понятия о боевых искусствах. Самые обычные русские девушки. Навыки я вложил им прямо в мозг, остальное дал обряд да-алль. После него человек получает множество возможностей. Но, повторяю, он очень болезненный.
— Несколько дней назад? — изумился Костя, одновременно понимая, что наниматель вряд ли станет ему лгать, да и после мгновенно зажившей раны готов был поверить уже во все.
— Именно так! — Гарвельт развел руками, затем обернулся к подошедшему старому японцу. — А вас, уважаемый сэнсэй, попрошу заняться Константином Георгиевичем лично. Но с завтрашнего утра.
Тот низко поклонился, затем внимательно осмотрел Костю и негромко спросил:
— Боевой опыт есть?
— Так точно! — автоматически, привычным образом ответил бывший офицер — перед этим стариком хотелось вытянуться по стойке смирно, была в нем какая-то пугающая властность.
— Значит, будет проще, — констатировал сэнсэй. — Вашим сыном тоже следовало бы заняться, в таком возрасте дети очень хорошо усваивают новое. Но это вам с женой решать. Пока прощаюсь. До встречи!
Он снова поклонился и куда-то ушел.
— Покои подготовлены, — продолжил Гарвельт. — Надеюсь, вам все там понравится, Наталья Александровна. Кстати!