— Врешь!
— Ничуть, — покачал он головой. — Ну, здесь уже не моя заслуга, просто так совпало, что вроде как в историю вошел.
— А кого ты спас? Их много было?
— Двое. Но я на первом свидании о подвигах рассказывать не люблю.
— Ну, расскажи!
— В следующий раз, — улыбнулся он и увидел, как заблестели косые глаза девушки. Обрадовалась, что собираются позвать на второе свидание. Наверно, не часто с ней такое случается. Стоит ухажеру разглядеть изъян… Хотя, всякие дураки встречаются. Кто-то, наверняка, даже женится на такой, а потом она нарожает ему косоглазых детишек.
— Не думала, что иду на свидание с героем, — опустив взгляд, раскрыла меню Полина. Она выглядела искренне смущенной. И косоглазой. — Ты что будешь? Может, я тоже захочу попробовать ужин героя.
— Салат латук и яйцо пашот.
— А с чем салат?
— Он с листьями, зеленый такой.
— Да, я знаю такое растение, — покраснела до ушей Полина. — Просто подумала, что ты имеешь в виду название какого-то блюда.
— В таком случае, он с оливковым маслом, без соли. Хотелось бы, конечно, с льняным, но в этом заведении маловероятно.
— Не самое удачное место я выбрала, да? Извини, — с сожалением в косящих глазах посмотрела на него Полина. — Если бы я знала, что ты на диете…
— Диета здесь не при чем. Здоровое питание, не более того. Элементарная безопасность.
— Если ты не против, я рискну потравиться чем-нибудь менее полезным, вроде ризотто, — улыбнулась она, пролистав меню.
Не стала подстраиваться, хороший знак. К тому же губы не надувает и сидит в естественной позе. Он изучал склонившееся над меню личико: чистая кожа, тонкий носик, аккуратные бровки. Все бы в девчонке хорошо, но такой изъян… А ведь он может передаться детям. Каково им будет? Это даже не порок сердца, который одноклассникам не видно, только в армии заметят и травить начнут. Здесь с первого взгляда в глаза бросается.
— Я выбрала. Позовем официанта?
Она снова подняла на него косые глаза. Он улыбнулся, показав ямочки. У него есть преимущество, а у их детей будет недостаток… У ее детей. Нет, нельзя, чтобы такая женщина сломала кому-то жизнь. Она хуже его матери. Мужчина чувствовал, как улыбка каменеет на его лице, превращаясь в гримасу злости. Толчок в грудь помог снять напряжение. Он вытащил из кармана черный Самсунг. Никаких оповещений. Достал айфон.
— Розовое золото, — донесся до него голос Полины. — Ты еще и без предрассудков. У тебя вообще есть недостатки?
— У всех есть, — сказал он, открывая вайбер. — К сожалению.
Во входящих было только рекламное сообщение от магазина со шмотками. Новое поступление, осенняя коллекция.
— А ты в курсе, что в самсунге можно установить две симкарты?
— Я старомоден, — пробурчал он, переходя в соседний чат. Пробежал глазами по последнему исходящему сообщению. Кажется, у него только что появилось срочное дело. Пора заканчивать свидание. Спрятав айфон в карман, посмотрел на Полину. — Не люблю эти примочки.
— Ага! — подняла пальчик она. — Вот и твой ужасный недостаток.
Глава 25
— Я увидела Руслана за его плечом.
— Прошу прощения, за чьим плечом? Насильника?
— Да, — кивнула я, в очередной раз сменив позу на жестком сиденье из ДСП. — Сначала я надеялась, что Руслан ударит его чем-нибудь сзади, но ничего не происходило. Они оба стояли неподвижно. Тогда я поняла, что, если хочу быть с Русланом, мне придется пройти мимо него.
— Аделина, а вы видите во сне лицо человека, который вас изнасиловал?
— Кажется, да, а когда просыпаюсь, каждый раз его забываю. Но знаете, — перебила я открывшего было рот психиатра, — если бы мне пришлось его опознавать, я бы точно узнала…
— Позвольте, но разве вы не пытались составить его портрет через несколько часов после происшествия?
Я кивнула.
— Безрезультатно, не так ли? — наклонил седовласую голову психиатр и хитро улыбнулся.
— Николай Игоревич, поверьте, я бы его узнала. Понятия не имею, откуда я это знаю. Просто знаю и все.
— Очень хорошо. Замечательно, что вы чувствуете в чем-то уверенность. А как вы считаете, голубушка, какую роль в вашей истории играет Руслан?
— Вот бы понять… — заерзала на стуле я.
— Нет, я имею в виду не в общем, а конкретно в данной ситуации.
— Я давно хотела спросить, разве у вас в кабинете не должна стоять мягкая кушетка для пациентов?
— Бюджет, выделенный поликлинике, эту графу не предусматривает, — развел руками Николай Игоревич. — Аделина, как считаете, может ли оказаться, что желание вновь увидеть мужчину, в которого вы влюблены, подталкивает вас каждый раз вникать в новое расследование?
— Не задумывалась об этом раньше.
— Почему же? Разве в прошлом случае вы не узнали о происшествии из его передачи?
— Да, но… Постойте! Если бы вы были правы, сейчас я тоже ему бы позвонила. Но я этого не сделала. И не собираюсь.
— Что ж, с этим разобрались. Видите, не так уж все сложно, как кажется на первый взгляд.
— Вы правы, — усмехнулась я, — все гораздо сложнее.
— Несмотря на это, у вас несомненный прогресс. Вам есть чем гордиться.
— Человек, которому есть чем гордиться, вряд ли станет посещать психиатра. Простите, если задела ваши профессиональные чувства…
— Нисколько, — покачал он головой. — И все же. Вы не только боритесь со своими страхами, но и помогаете другим. Говорят, недавно вы буквально отбили у жестокого мужа больную жену.
— Говорят? Кто?
— Наш общий знакомый из полиции заходил. Олег Дмитриевич, помните такого?
— Он тоже ваш пациент?
Психиатр покачал головой.
— Значит, наводил справки, не сошла ли я с ума…
Николай Игоревич улыбнулся.
— И что вы ему сказали?
— Сказал, что вы в полном порядке, иначе я не подписал бы медицинское заключение, позволяющее вам обладать оружием.
— А на самом деле?
— Что вы имеете в виду?
— Что вы думаете обо мне на самом деле?
— Считаете, я бы мог выдать такой документ психически нездоровому человеку?
— Вы работаете с моим отцом, когда-то были знакомы с моей бабушкой…
— Я был в нее влюблен. Но будь вы хоть сама Маргарита Александровна, я бы все равно не подписал заключение, если бы не был уверен в вашем душевном равновесии. У вас нет навязчивых идей, вы не…
— А как же страх выходить из дома?
— Разве у вас нет повода бояться?
— У каждого есть. Случиться может что угодно.
— Но не каждый получает угрозы от человека, который причинил ему большую боль.
— Как думаете, — снова заерзала на стуле я, — он вырвал сережку у меня из уха специально, чтобы потом ею запугивать?
— Подозреваю, что таким образом он собирает трофеи, напоминания о каждой из своих жертв. Что-то вроде оленьих рогов, которые охотники вешают на стены.
— А Леша? — вспомнила я о маньяке, почерк которого спутала с манерой своего насильника. — Вы же с ним работали. Он тоже срывал сережки, чтобы хранить как трофеи?
— Алексей повторял ритуал убийства, рассказы о котором вызвали у него первую эрекцию. Те же, кто его когда-то совершил, сорвали обе сережки, а не одну, как в вашем случае, потому что собирались их продать.
— Простите, мне не надо было… — опустила взгляд на вздувшийся стык линолеума я. — Мне нужно вас благодарить за то, что не регистрируете мое лечение. Тогда бы мне не только пистолет, но и водительские права не дали. А я к вам вместо этого с претензиями.
— Аделина, вы задаете правильные вопросы. Вам необходимо разобраться в происшедшем, особенно в мотивах. Меня беспокоит другое. Насколько я понял, вы так и не начали выходить из дома одна, даже на несколько минут, как мы договаривались.
— Вы же сами говорите, мне есть, чего бояться.
— Но разве это повод не бороться со страхом?
— Какой смысл так рисковать?
— Почему вы решили, что риск увеличится? — улыбнулся психиатр. — Разве только вы серьезно полагаете, будто младший брат способен защитить вас от насильника?
— Николай Игоревич, вы сейчас хотите усугубить мое положение?
— Я хочу, чтобы вы задумались.
— Если я об этом задумаюсь, то вообще перестану выходить из дома!
— Но ведь до сих пор с вами ничего не случилось. Так вы полагаете, что причина в присутствии рядом четырнадцатилетнего паренька?
— Не знаю… Нет.
— Тогда вы не будете возражать, — он направился к двери и, выглянув из кабинета, позвал: — Егорушка, дружок, зайди к нам.
— Не жди меня, хорошо? — через силу улыбнулась я брату.
— Что, тебя уже в психушку упекли? — хихикнул он, но заметив, что никто не смеется, посерьезнел.
— Ничего подобного, — ответил за меня психиатр. — Просто мы с твоей сестрой договорились, что с этого момента она будет гулять одна.
— А, ну круто.
Егор направился к двери, но, когда психиатр отвернулся, поднес руку к уху, изображая телефонную трубку. Обожаю своего брата. И все же Николай Игоревич прав, я смогу дойти до дома одна. Тем более, что в сумочке у меня пистолет. Правда, когда пришло время подняться с похожего на древний пыточный инструмент стула, я не слишком обрадовалась. Пока шла к двери по мягкому, прилипающему к подошвам туфель линолеуму, колени подрагивали. Чтобы еще немного оттянуть неизбежное, я оглянулась на психиатра и спросила:
— А что значит, если человек врет всем, будто в армии совершил подвиг и получил за это медаль?
— Полагаю, — задумался Николай Игоревич, — он хочет почувствовать себя героем. В этом случае возможны два варианта: он либо вовсе не служил в армии, либо терпел там притеснения. Теперь он пытается заменить неприятные воспоминания ложными. По какой-то причине ему важно выглядеть в глазах окружающих храбрецом, а храбрость в его представлении тесно связана с этой наградой. Смею предположить, что ею наградили кого-то из его кумиров, образцов для подражания.
«Например, отца», — подумала я, закрывая за собой дверь.