Это действительно красивая штука, подтвердил старый вор.
Крошечная долина окружена со всех сторон некрутыми горами. Скорее даже холмами. На каждом – несколько огромных, в два человеческих роста, зеркал. И все эти десятки зеркал бросают «зайчик» на гигантский купол, прикрытый сдвижным каменным забралом. Вот под забралом и находится солнечная печь.
Когда заслонку убирают, а зеркала фокусируют на печке, солнечные зайчики создают в центре температуру, действительно близкую к солнечной.
Зачем все эти сложности, старый вор не знал.
Зато знал, что когда в его родной поселок пришли убийцы – а под предлогом революций и религиозных войн, как правило, и действуют убийцы, – выжили очень немногие. Даже из тех, кто успел сбежать: их ловили по дорогам и тропам, женщин и девушек насиловали и убивали, мужчин, стариков и детей просто убивали.
Такая вот религиозно-этническая революция.
Двух девчонок – двенадцати и шестнадцати лет – Ефим, его фотограф и их абориген-водитель встретили прямо на горной дороге. Они были почти целы, только босые ноги сбиты в кровь, и платья поистрепались – убежали в чем были.
Девочек спрятали под лавки в экспедиционной «буханке» – темно-зеленом «УАЗе-452».
Бандитов-революционеров встретили буквально через полчаса.
Они молча показали автоматы, заставив водителя остановить машину. Сразу несколько человек заглянули в зарешеченные окна.
– Академия наук, – улыбчиво объяснил Береславский. – Осторожнее, не разбейте банки. Очень опасно, – когда он сильно пугался, то врал прямо-таки артистически, – про Академию наук было крупно написано на бортах «буханки». А ее нутро действительно было заставлено разной величины темными пластиковыми банками.
– Что везете? – по-русски спросил главный. – Почему опасно?
– Культуры микробов, – спокойно объяснил будущий профессор. – Чума и ботулизм. Будем делать вакцину.
Спрашивающий немедленно отошел от окна и что-то крикнул на своем языке. Горцы разом отшатнулись от машины.
На самом деле в некоторых банках (Ефим лично пробовал) был горный мед, подаренный гостям из далекой Москвы. Что в остальных – Береславский не знал: они эту машину взяли у коллег из города, а что уж те на вездеходном «уазике» изучали в горах, так и осталось тайной. Может, и в самом деле чуму и ботулизм.
– Короче, это были мои внучки, – вздохнул старый вор, закончив рассказ.
Круглов, естественно, давно забыл имя человека из услышанной в лагере истории. Да и историю, если честно, тоже забыл. Но когда старый вор позвонил и попросил помочь одному московскому профессору – сразу все вспомнил. Потому и помогает. И старику, сильно облегчавшему лагерную жизнь Николая Владленовича. И профессору, на взгляд Круглова поступившему с девочками, преследуемыми убийцами, абсолютно адекватно.
Все это Круглов вспоминал, привинчивая крошечные ботинки к смешным, как будто игрушечным лыжам и смазывая их мазью для теплой погоды – термометр опустился лишь чуть ниже нуля. На новых моделях лыж, кстати, ничего привинчивать и смазывать не нужно. Но Николай нашел в одном из магазинов старые, деревянные, к которым привык с детства, – ему хотелось все сделать собственноручно, чтобы подчеркнуть важность и значимость предстоящего события.
Сегодня они – несмотря на страх и ужас Лены – поведут маленького человечка в первый в ее жизни лыжный поход. Неважно, что кататься будут вокруг прямоугольника из четырех пятиэтажек. Главное, что поход.
Маргаритка крутилась рядом, еще не полностью поверив в предстоящее счастье.
– Дядя Коля, а мы точно пойдем в поход? – то и дело спрашивала она.
– Точнее не бывает, – уже раз в пятый отвечал Круглов, спокойно делая свое дело. – Ну, вот и порядок, – наконец сказал он.
Маргаритку соответствующе одели. Лена тоже взяла лыжи. Впервые с начала дочкиной болезни. Потом Николай молча вынул из упаковки медицинскую маску.
– А я? – спросила девочка. Обычно она очень не хотела носить маску на людях.
– А ты – как хочешь, – сказал Круглов. – Мы вот с мамой твоей обязательно наденем.
– Тогда и я надену, – решила Маргаритка.
Что и требовалось доказать.
Круглов довольно улыбнулся и подмигнул Лене.
Он переехал в их квартирку и жил здесь уже больше недели.
Лена пока переезжать в его хоромы отказывается. В пришедшее счастье она теперь верит с трудом. Ей теперь гораздо проще верить в несчастья.
Вот от этого и пытается потихоньку отучить ее Николай.
И непременно отучит.
Какие их годы…
Глава 17Надежда и Ванечка14 декабря 2010 года. Москва
Надежда медленно вела свою машину – поток по Садовому кольцу двигался еле-еле – и сама себе удивлялась. Что ж такого неожиданного случилось с ней за последнюю неделю?
В плане бизнеса – ничего. Или почти ничего. Изменения пока малые, однако в хорошую сторону. Ефим Аркадьевич вон приволок свои странные деньги, фактически полностью отработав авансы. А главное – создав задел для будущих действий.
Похоже, она не ошиблась в выборе соратника.
Если раньше Семенова сопротивлялась губернско-минздравовской мафии скорее из чувства протеста и брезгливости, то сегодня впереди замаячили некие предвестники возможных бизнес-результатов. Тоже, конечно, вилами по воде писано. Но лучше вилами по воде, чем битой по голове.
Да, афоризм получился – смешнее не придумаешь.
И все же какие-то подвижки в ее сознании произошли точно. Не только по бизнесу. И, возможно, не столько по бизнесу.
То, что случилось у нее с Ефимом на даче, брать в расчет смысла нет. Надежда не жалела об этом эпизоде – к Береславскому она относилась с теплом, – однако продолжения отношений не планировала.
И вдруг до нее дошло.
Причем сначала выкатилось слово, а уже потом – осознание ситуации. И слово это было – оттепель. До события на даче – или, может быть, чуть раньше – приоритеты были определены четко: Вичка, мама, фирма, после – все прочее. А теперь хочется чего-то еще. Приблизившегося, но все же недополученного во время их нежданного романтического свидания.
И если пару недель назад она была просто одной из многих железных бизнесвумен, то сейчас – пусть неявно, пусть не до конца осознанно: оттепель ведь еще не весна – Надежде Владимировне Семеновой захотелось совсем иного. Наверное, из того самого прочего.
Итоговая формулировочка, должно быть, выглядела бы так: встреча на даче не была искомым. Она была, скорее, напоминанием о том, что это – искомое – в природе в принципе существует. И оно очень, очень-очень, желанно для Надежды.
«Ну, вот и приехали», – усмехнулась она про себя. Второй пубертатный период. Внезапное продолжение молодости души – про состояние тела она никогда не забывала, даже в тот момент, когда Береславский ее раздевал. Еще успела подумать – хорошо, что свет выключен.
Ладно – не стала спорить сама с собой Надежда.
Ей хочется любви.
Еще не всесокрушающе, но уже – осознанно.
Теперь все окончательно стало на свои места.
Ну, еще о чем подумаем в пробке? Может, о том, где захотевшим любви дамам «за сорок» искать своих любимых?
На сайты знакомств как-то не хотелось. Уж лучше что-нибудь типа «В контакте» или «Одноклассников».
Надежда никогда не была поклонницей социальных сетей. Она однозначно считала, что бередить забытое – дело непредсказуемое. Причем вероятность разбудить лихо гораздо выше, чем найти в прошлом зачатки будущего.
Однако от искушения удержаться не смогла, зарегистрировалась в паре-тройке мест и даже – когда по вечерам от усталости голова отказывалась работать – просматривала, что и кто ей там понаписал.
Особо интересного поначалу не нашла: в принципе, забавно было узнать, что их бывший главный хулиган и двоечник, Тагир Исмаилов, ныне директор не самого маленького нефтеперегонного завода, отец четверых детей и владелец особнячка на французском атлантическом побережье.
А ботан и зубрила Лешка Ведунков стал-таки академиком, пусть и не главной академии России – каких-то там естественных наук. И если доморощенным академиям Надежда все же не вполне доверяла, то докторскую Ведунков защитил абсолютно официально. Написанные им вузовские учебники также подозрений не вызывали. Короче, молодец Лешка.
Некоторая информация вообще вызывала желание встретиться с бывшим одноклассником. Витенька Рожнов – когда-то, классе в девятом, она ему сильно нравилась – стал сотрудником администрации президента. Не бог весть какого ранга, но в стране, управляемой вертикально, каждое подобное лыко может стать в строку.
А Нодар Бахреладзе (ох и противный был парниша!) стал вроде как знаменитым хирургом-косметологом. Надежда мысленно проинспектировала две-три самые проблемные свои зоны и решила, что эта информация – точно к месту. Вот завершится байда с тендером на полмиллиарда – и пойдет Семенова радикально омолаживаться. Пока еще точно не знает, для кого, но пойдет.
Надежда сразу поняла, что в сети в основном ломанулись те, кому есть что рассказать о своих успехах. Остальные же больше читали, чем писали. К счастью, откровенных неудачников было меньшинство. Хотя некоторые ее сверстники уже умудрились и спиться, и в бытовой драке погибнуть. Появились также первые бреши в рядах, пробитые сердечными болезнями и онкологией – об этом с печалью и затаенным собственным страхом сообщали добровольные корреспонденты.
Она без страха разместила информацию о себе. А что, стыдиться ей нечего. У государства ничего не стырила, сделала себя сама.
Откликнулись сразу несколько человек. В основном девочки из их класса. Двое – из студенческой группы.
Бывший муж тоже отметился, причем, как всегда, предложил воссоединиться. Она была благодарна ему за постоянство намерений, но ответила вежливым, ни к чему не обязывающим письмом.
А пару недель назад появился на ее страничке Ванечка Борщев – веселый и смешной человечек из ее бывшего класса, с более чем очевидной кликухой – Борщ. Тоже – тайный воздыхатель. Но уж очень тайный, ибо – никаких шансов. После восьмого – в техникум, причем не в какой-нибудь, а в кулинарный.