(уже как Джерри, отпуская Аттерсона). Это же боевые патроны.
ПОПС. Я предупреждал, что пистолет заряжен по-настоящему. Никому не позволю детишек убивать!
ДЖЕРРИ. Идиот!
ЛЕГХОРН (выходит на сцену, чтобы разоружить Попса). Лучше отдай это мне. (Затыкает пистолет за пояс.)
ПОПС. Я потерял голову.
ДЖЕРРИ. А я чуть жизни не лишился. Пошел вон!
ПОПС. Я же извинился. Что мне еще сказать?
ДЖЕРРИ. Скажи: «Прощайте». Самое то.
ПОПС. Все равно вы не попадете на Бродвей. (Уходит.)
ЛЕГХОРН. Даже если этот мюзикл не добьется успеха — он по крайней мере обезоружил охранника колледжа.
ДЖЕРРИ. Все было ужасно. Ребята, я вас подвел, я больше не могу быть президентом студенческого союза.
Входит Салли. Она еще не успела привести себя в порядок, ее беспокоит состояние Джерри.
САЛЛИ. Джерри…
ДЖЕРРИ. Не надо ничего говорить. Ты меня больше не любишь. Я сам себя больше не люблю.
САЛЛИ. Это не твоя вина, Джерри. Ты ведь… Этот сюжет перешел в общественную собственность, а всем известно, что в общественном достоянии только отбросы и мусор.
ЛЕГХОРН. Нас всех приободрила бы хорошо зажаренная курочка, но я не знаю, где тут можно найти курицу посреди ночи.
Снаружи доносится леденящий душу вопль Попса.
Он продолжает кричать, но никого это не беспокоит.
САЛЛИ. Что это?
ДЖЕРРИ. Видимо, Попс опять прищемил молнией свое хозяйство.
СЭМ. Вечно он так.
КИМБЕРЛИ. Не знаю, непохоже, что это из-за молнии.
Входит Попс, бледный как мел.
ПОПС (хватает ртом воздух, машет руками). Я видел… Я видел… Я видел…
ЛЕГХОРН. А можно чуть яснее?
ПОПС. Я видел самую крупную курицу в истории.
ЛЕГХОРН. Ха! Самая крупная курица в истории весила двадцать пять килограммов пятьсот десять граммов, ее обнаружили на атолле Бикини через некоторое время после проведения там ядерных испытаний.
ПОПС. Больше.
ЛЕГХОРН. И что делала эта курица?
ПОПС. Богом клянусь, она ела заживо добермана-пинчера.
ДЖЕРРИ. Он просто хочет заполучить свой пистолет.
ЛЕГХОРН. Не знаю, не знаю. В курином мире случаются странные вещи. (В сторону.) Иногда это приносит деньги. (Попсу.) И сколько, ты говоришь, весила та курица?
ПОПС. С доберманом внутри или без?
ЛЕГХОРН. Без собаки.
ПОПС. Около восьмидесяти килограммов, среднего телосложения, белая, желтые ноги, желтый клюв — очень опасна. Нужно разослать ориентировку.
ЛЕГХОРН. Восьмидесятикилограммовая курица может накормить двести человек. Несколько таких птиц могут положить конец дефициту протеина в Индии, в Африке, в Москве, в Бангладеш. (Собирается выйти наружу.)
ПОПС. Сэр, поверьте, я вас ненавижу всей душой, но прошу — не ходите туда один.
ЛЕГХОРН. Я еще не встречал курицы, которую не мог бы победить. Кроме того, у меня же твоя пушка с пятью патронами, забыл, фараон?
Легхорн достает пистолет, дует в дуло и выходит.
ДЖЕРРИ. Все это очень интересно, только какое имеет отношение к спасению колледжа?
ПОПС. Увидишь курицу такого размера, поймешь, что она ко всему имеет отношение.
САЛЛИ. Может, нужно позвонить в Общество защиты животных?
ПОПС. В Национальную гвардию!
ДЖЕРРИ. Может, подумать все-таки о ярмарке пирожных?
Снаружи доносится выстрел.
ПОПС. Осталось четыре патрона.
САЛЛИ. А разве стрелять в курицу такого размера законно?
ПОПС. У кур любого размера в штате Пенсильвания нет никаких прав.
Еще два выстрела.
ПОПС. Осталось два патрона.
Вбегает Легхорн с дымящимся пистолетом в руке.
ЛЕГХОРН. Все на улицу! Хватайте молотки, лопаты — что найдете. Мне понадобится помощь. Эту курицу, похоже, кормили чистым марсианским плутонием. Я не уверен, но, кажется, зацепил ее.
СЭМ. Кимберли, ты идешь?
КИМБЕРЛИ. Нет. Я последовательница Альберта Швейцера. Я уважаю жизнь. И потом, я хочу спать.
СЭМ. Ладно, поспи тогда.
Сэм выходит. Снаружи доносится шум погони. Постепенно гвалт стихает вдали, а Кимберли подкладывает под голову чей-то костюм и засыпает на крыльце дома доктора Джекилла. Она тихо, нежно посапывает.
Из-за кулис доносятся странные, нечеловеческие звуки. Гигантская курица, в которую превратился руководитель кафедры химии, отчаянно пытается скрыться от преследователей. Она ранена и разъярена. Сначала птица не видит Кимберли, и та продолжает спать. Курица крушит декорации — выбивает дверь паба, выдирает с корнем фонарный столб и сгибает его пополам.
Наконец она замечает Кимберли, приближается к ней со смешанным выражением полоумного восхищения и похоти, как Кинг-Конг. Птица не знает, что делать с девушкой — изнасиловать, похитить или сожрать.
Мы так и не узнаем ее решения, потому что входит Легхорн. За ним идут Сэм, Салли и Джерри.
Легхорн целится в курицу.
ЛЕГХОРН. Ладошки к солнышку.
Курица поднимает крылья вверх и медленно поворачивается.
ЛЕГХОРН. И без шуточек. Одно неверное движение, и ты — фрикасе.
ДЖЕРРИ. Ничего себе птичка!
ЛЕГХОРН. Я предчувствовал, что этот монстр вернется в Мемориальный театр имени Милдред Пизли Бэнгтри, чтобы спрятаться. Уж что-что, а кур я знаю.
САЛЛИ. Кто такая Милдред Пизли Бэнгтри?
ДЖЕРРИ. Сейчас не время это выяснять.
ЛЕГХОРН. Тихо! Я попробую допросить эти окорочка.
САЛЛИ. Курочку?
ЛЕГХОРН. Окорочка.
Легхорн начинает говорить с курицей на курином языке. Разговор долгий и драматичный, со взрывами возбуждения и моментами уныния.
ДЖЕРРИ. Что она говорит?
ЛЕГХОРН. Я думал, что слышал о курах все, но его рассказ меня поразил. Это декан химического факультета вашего колледжа. В надежде получить Нобелевскую премию он выпил смесь ЛСД, куриных витаминов, порошка для чистки канализации и бог знает чего еще. В его лаборатории еще осталась эта смесь.
САЛЛИ, ДЖЕРРИ и СЭМ. Доктор Джекилл!
Легхорн говорит что-то сочувственное на курином языке, и курица соглашается.
СЭМ. Что вы ему сказали?
ЛЕГХОРН. Что он не сможет в таком виде поехать в Стокгольм.
Курица обреченно произносит еще одну фразу.
ЛЕГХОРН. Он говорит, что в нем две пули, он все равно умирает.
Курица трагически умирает, сцена занимает минуту или две.
В это время на сцене появляются Уайтфит и миссис Джекилл. Миссис Джекилл держит в руках пробирку. Все скорбят, за исключением Уайтфита, который сияет от радости.
УАЙТФИТ. Какой смешной костюм! Я такого никогда не видел.
МИССИС ДЖЕКИЛЛ. Заткнись уже, ничтожество, пустышка ты несносная. Это мой муж. Я все видела в окно лаборатории. Вот она, смертельная смесь. (Она показывает всем пробирку.)
Курица поднимается в последний раз и поет под аккомпанемент оркестра прощальную арию на курином языке. Потом она умирает, задрав ноги кверху.
СЭМ. Кимберли, ты в порядке?
КИМБЕРЛИ. Кажется, да. Но я никогда более не буду прежней. По-моему, я не смогу дальше придерживаться философии Альберта Швейцера.
Труппа удивленно таращится на нее.
МИССИС ДЖЕКИЛЛ. О чем он пел в последней песне?
ЛЕГХОРН. Я, наверное, расплачусь, когда все расскажу. Никогда не думал, что курица сможет меня так растрогать. В современном курином бизнесе есть место для капельки сентиментальности, поверьте мне. Он пел о том, что надлежит сделать с его останками. Просил зажарить их, завернуть в кулинарную фольгу и пожертвовать детскому дому.
МИССИС ДЖЕКИЛЛ. Первый бескорыстный поступок за всю его жизнь.
ЛЕГХОРН. Ну что же, теперь мы все — участники этой истории, и репутация колледжа, какая бы она ни была, зависит от нашего решения. Согласны зажарить его?
ВСЕ. Да!
ЛЕГХОРН. Согласны завернуть его в фольгу?
ВСЕ. Да!
ЛЕГХОРН. Согласны отдать его детскому дому?
ВСЕ, КРОМЕ МИССИС ДЖЕКИЛЛ. Нет.
МИССИС ДЖЕКИЛЛ. Воздерживаюсь.
ЛЕГХОРН. Одна воздержалась. Думаю, мы приняли мудрое решение. Позволить сиротам есть курятину, полученную таким способом, неприемлемо с точки зрения морали современного христианского общества. Будущие поколения могут думать иначе. По результатам голосования выносится решение: жареную курицу похоронить в безымянной могиле как можно скорее. Мы должны будем забыть об этом происшествии, ибо огласка помешает притоку студентов и сбору пожертвований в пользу колледжа, а также поставит в тупик окружного прокурора.
ХОР (поет под управлением Джерри). Аааааааааааааминь! Ааааааааааааа-минь! Ааааааааааааа-минь!
Миссис Джекилл рыдает и падает на останки мужа.
ЗАНАВЕС
ПОКЛОННИК НАЦИСТОВ, ОПРАВДАННЫЙ В УБЫТОК
В другой главе я уже упоминал о штормах, бушевавших в голове Джека Керуака. Я знал его, или, точнее, он был непознаваем, ближе к концу его жизненного пути. Разумеется, я жалел Джека и прощал все, что он делал, когда в голове его гремел гром и сверкали молнии.
Но тут случай иной: речь пойдет о писателе, которого омерзительные мысли не просто посещали иногда, но который свои омерзительные мысли воплощал в жизнь и которого, как неоднократно и очень убежденно говорили мне люди, невозможно простить. Многие не могут его читать не потому, что говорится на конкретной странице, а из-за непростительных вещей, что этот человек писал или говорил в целом.
Он, всеми презираемый старик, военный преступник, и сам часто говорил в той или иной форме, что не собирается оправдываться, что прощение он счел бы худшим для себя оскорблением со стороны невежд.