Вербное воскресенье — страница 45 из 47

Чистая правда.


Есть еще горькие истины — про стариков и одиноких, про неграмотных и бедняков, несть им числа.


В дверь квартиры, где я считал цветы на стене, так и не постучался ангел, зато старый друг, азартный игрок, нашел меня без труда. Раньше он не занимал у меня денег, но теперь пришел и мой черед. Он рассказал мне о семейных проблемах и попросил сумму, примерно равную моим скудным накоплениям. Лет через пять я случайно наткнулся на него и услышал, что не проходило и дня, чтобы он не думал, как вернуть мне долг с процентами.

Мне присылали письма, в основном с просьбой прочесть ту или иную книгу и написать пару слов, чтобы их можно было напечатать на суперобложке.

За десять лет не было напечатано ни одной книги, для которой я бы не писал аннотации.

Но потом один мой старый друг написал книгу настолько плохую, что даже я, выпучив глаза и прочитав ее от корки до корки, не смог найти фрагмента, который можно было бы посчитать хотя бы умеренно, очаровательно идиотским. Я отказался писать аннотацию. Возможно, это стало главной поворотной точкой моей жизни.

Оказалось, что в это время жизненный кризис переживал и другой писатель. Он написал аннотацию для книги, которую я отверг. И вот посреди ночи он звонит мне из другого города, и голос у него такой, словно он напился отбеливателя.

— Господи! — говорит он. — Ты даже на обложке этой книги не можешь оставить меня в покое.


И так далее. Примерно в это же время мой сын Марк обезумел. Я поехал в Ванкувер, увидел, в каком он состоянии, и уложил его в психушку. Я был готов к тому, что он никогда не выздоровеет.

Как я уже говорил, он не винил меня или свою мать. Его благородное желание ни в чем нас не винить было таким сильным, что он чуть не сбрендил снова, изучал химические и генетические причины психических заболеваний. Он считал, что разговорная терапия дает неплохую поэзию, но для лечения она не годится.

Однако теперь, уже как врач, как непредвзятый ученый, Марк записался на курс разговорной терапии, чтобы излить распирающие голову мысли насчет меня и Джейн, насчет своих сестер, двоюродных братьев и, надеюсь, про все остальное. Надеюсь, терапия поможет.

Ура!

Он расскажет про все свои обиды. Пора, давно пора.


Всему свое время.

Да, еще примерно в тот период я навестил Джорджа Роя Хилла, который снимал художественный фильм по мотивам моего романа «Бойня номер пять».

В Америке есть только два романиста, которые должны быть благодарны, что их книги были экранизированы. Один из них я. Кто еще? Разумеется, Маргарет Митчелл.

Я полагаю, что в интеллектуальных кругах Восточного побережья всегда найдется женщина, настолько умная и талантливая, что все вокруг будут до смерти бояться ее. Раньше это была Мэри Маккарти. Теперь должность досталась Сьюзен Зонтаг.

На каком-то собрании Сьюзен Зонтаг подошла ко мне. Я остолбенел. Она непременно задаст мне остроумный вопрос, а я брякну какую-то чушь в ответ.

— Вам понравился фильм, снятый по «Бойне номер пять»? — спросила она.

— Да, очень, — признался я.

— Мне тоже, — согласилась она.

Разговор вышел милый и непринужденный, и фильм «Бойня номер пять», наверное, замечательный!


Тогда голливудская киноиндустрия переживала кризис. Снимались всего две картины, обе по моим произведениям. Насчет первой вы уже знаете, второй была «С днем рождения, Ванда Джун».

Фильм с участием Рода Стайгера и Сюзанны Йорк оказался таким отвратным, что я попросил убрать из титров свое имя. Я слышал, что другие писатели так делали. Разве это не достойный поступок?

Оказалось, что это невозможно. Я и только я сделал то, что мне приписывали титры. Я написал эту вещь.


Это не единственная моя неудача. Я попытался поставить себе оценки за произведения. Как в школе. Разве что мои оценки не связаны с моим местом в истории литературы. Я сравниваю себя с собой же. Только так я мог поставить себе 5+ за «Колыбель для кошки», когда есть такой писатель, как Уильям Шекспир. Книги расположены в хронологическом порядке, чтобы вы, если захотите, могли построить на бумаге график моих взлетов и падений:

Механическое пианино4
Сирены Титана5
Мать-Тьма5
Колыбель для кошки5+
Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер5
Бойня номер пять5+
Добро пожаловать в обезьянник4-
С днем рождения, Ванда Джун4
Завтрак для чемпионов3
Вампитеры, Фома и Гранфаллоны3
Балаган4
Рецидивист5
Вербное воскресенье3

Самый замечательный мой вклад в мою культуру? Наверное, магистерская диссертация по антропологии, отвергнутая Чикагским университетом много лет назад. Ее не приняли к защите, потому что она была очень простой и выглядела слишком веселой. А игривые диссертации запрещены законом.

Диссертация бесследно сгинула, но ее реферат я держу в голове и сейчас изложу. Основная идея состоит в том, что сюжеты имеют форму, которую можно построить на листке бумаги в клетку, и что форма сюжетов того или иного общества или культуры интересна не менее, чем его глиняные горшки и наконечники стрел.

В своей диссертации я собрал популярные сюжеты из предельно разных сообществ, включая те, где читают «Колльер» и «Сатердей ивнинг пост». Все они представлены в виде графика. Любую историю можно превратить в график, если, так сказать, распять ее на двух перпендикулярных осях, как на иллюстрации:

G означает радость, I — горе, H обозначает начало истории, E соответственно конец.

Покойный Нельсон Рокфеллер, к примеру, в день своей свадьбы был бы в самом верху вертикальной шкалы. А бездомная старуха, что проснулась сегодня утром на чьем-то крыльце, оказалась бы где-то в середине, но не в самом низу, потому что день выдался теплый и ясный.

В нашем обществе излюбленный тип сюжета рассказывает о человеке, который ведет достойную жизнь, потом испытывает трудности, преодолевает их и становится счастливее, потому что проявил находчивость и силу характера. На графике этот сюжет выглядит так:

Другой сюжет, который никогда не надоест американцам, — про человека, который становится счастливее, найдя нечто, что ему или ей очень нравится. Потом человек теряет это дорогое его сердцу нечто и через некоторое время находит вновь, уже навсегда. Вот сюжет в виде графика:

Индейский миф о сотворении мира, в котором некий бог дает людям Солнце, потом Луну, потом лук, потом стрелу, кукурузу и так далее. По сути, это лестница, рассказ о накоплении благ:

Лестницами представлены почти все космогонические мифы. Наш собственный миф о творении, часть Ветхого Завета, уникален, насколько я знаю, поскольку выглядит вот так:

Вертикальный обрыв, разумеется, грехопадение и изгнание Адама и Евы из Эдема.

«Превращение» Франца Кафки, где и так безнадежно несчастный человек превращается в таракана, оказывается на графике вот таким:

Но можно ли использовать мои графики для чего-то более серьезного, чем легкие комедии, мультфильмы или пьески? Об этом меня спросили в Чикагском университете, об этом себя спрашивал я сам, и единственный ответ на тот вопрос уже был дан в самом начале — мои графики ценны не меньше, чем глиняные горшки и наконечники стрел.

Но потом я еще раз посмотрел на график, построенный по сюжету «Золушки», самой популярной истории западной цивилизации. Каждый день, да хоть прямо сейчас, тысячи писателей, наверное, повторяют этот сюжет в той или иной форме. Даже эта книга в каком-то смысле — история Золушки.

Признаюсь, меня смущал график «Золушки», и я сомневался, стоит ли включать его в диссертацию, поскольку он, казалось, доказывал, что я заврался. Он выглядел слишком сложным, произвольным, чтобы быть показательным — в нем недоставало простого изящества глиняного горшка или наконечника стрелы. Судите сами:

Ступеньки, как вы понимаете, это подарки феи-крестной — бальное платье, туфельки, карета и так далее. Вертикальный обрыв — бой часов в двенадцать ночи. Золушка опять в обносках. Все ее подарки пропали. Но потом ее находит принц, они женятся, и с тех пор она бесконечно счастлива. Она получает обратно все, что потеряла, с большим довеском. Многие думают, что сюжет — дерьмо, на графике он точно выглядит как полное дерьмо.

Но потом я сказал себе — погоди, ведь ступеньки вначале напоминают миф о творении практически любой цивилизации Земли! Потом я увидел вертикальное падение — полночь, которое было похоже на уникальный миф о творении из Ветхого Завета. А дальше шел подъем к блаженству, характерный для представлений о скором спасении в раннем христианстве.

Сюжеты совпадали.

Это открытие изумляет меня сегодня не меньше, чем изумляло много лет назад, когда я его только сделал. И мне отвратительна апатия Чикагского университета.

Пускай пиздуют на Лунуууууууу.


Господи, а не слишком ли далеко мы отошли от заявленной темы — сексуальной революции? Я где-то уже говорил, что начинающие писатели, да и некоторые старые пердуны, бегут от тем, которых страшатся. В том, чтобы сказать отличному университету — «пускай пиздуют на Лунуууууууу», реальной сексуальности кот наплакал.

Слишком ли я труслив, чтобы рассуждать об анальном сексе, афродизиаках, биде, бисексуальности, влагалище, волосах, гениталиях, дилдо, импотенции, карецце, клиторах, куннилингусе и тому подобном? Я взял этот список из алфавитного указателя книги «Радость секса: путеводитель гурмана по искусству любви (с иллюстрациями)» под редакцией Алекса Комфорта, доктора медицины и философии. Нет, я могу совершенно свободно обсуждать такие темы и даже смеяться по этому поводу.

Не так приятно признавать, что длительные периоды времени я вынужденно воздерживался от секса. Я тщетно искал в оглавлении слово «воздержание» — самое распространенное сексуальное приключение среди людей прекрасно иллюстриру