у секретарю Западного отдела МИД. Маклейна, еще студентом тайком вступившего в компартию, привлек к шпионажу его однокашник по Кембриджу Ким Филби, которого прежде завербовал Арнольд Дейч.
Малли настойчиво предлагал выделить Вайзе «в изолированную линию» по причине его чрезвычайной ценности. Центр ответил согласием и обещал прислать наиболее подходящего для этой задачи агента Ганса – как только тот уладит свои личные дела в Москве.[245]
О том, чем Дмитрий Быстролетов занимался в Европе помимо линии Мага, можно лишь предполагать. Расчистке поддаются лишь отдельные фрагменты картины.
Визиты в Швейцарию неизменно приносили хорошие результаты.
«За время работы со мной “Носик” успел познакомить меня с одним матерым французским разведчиком – Лемуэном, зловещего вида стариком, торговцем чужими кодами. Старик развлекал меня рассказами о том, как во время Первой Мировой войны собственноручно расстреливал на французско-испанской границе разную подозрительную мелюзгу, и угощал меня вином и устрицами, и всё старался заманить на французскую территорию. Нехотя, ради установления дружеских отношений с японской разведкой, он продал мне несколько очень нужных шифров: шли предвоенные годы, информация со всех сторон была крайне необходимой».[246]
Впечатляет уже сам факт, что Быстролетов нашел подход к этому отъявленному и крайне опасному авантюристу. В молодости Рудольф Лемуан (настоящее имя – Фридрих Рудольф Штальманн; он родился в Потсдаме) отслужил во французском Иностранном легионе, спасаясь от наказания за криминал, а затем освоил стезю профессионального картежника и мошенника, подвизающегося в аристократической стезе. Под маской барона фон Кенига он работал в Южной Америке и Европе, сумел выкрутиться из нескольких судебных процессов и одновременно быть полезным французской и немецкой разведкам. В августе 1915 года мнимый барон вместе с женой-француженкой объявился в приграничном курортном городке Фуэнтеррабия на северо-востоке Испании, неподалеку от Сан-Себастьяна, где любила отдыхать королевская семья и мадридская политическая и финансовая элита. Фон Кениг быстро стал вхож в лучшие дома Фуэнтеррабии и даже получил под управление единственное местное казино. Испания соблюдала нейтралитет в мировой войне, но симпатизировала Антанте, поэтому настроения в ее правящих кругах интересовали обе враждующие стороны. Неясно, на кого шпионил фон Кениг, но по ту сторону границы он ездил часто и однажды выдал французам группу немцев, бежавших из лагеря для интернированных. В «мокрые дела» Штальманн ввязался после того, как в 1918 году перебрался в Барселону и сошелся с бывшим шефом городской полиции Браво Портильо, который втайне контактировал с германской разведкой, передавая ей сведения о поставках Антанте, а с ведома властей и промышленных кругов создал террористическую группу, боровшуюся с профсоюзами. Вместе они развернули настоящую войну с анархо-синдикалистами, когда активистов рабочего движения буквально отстреливали на улицах. Штальманн возглавил «Banda Negra» после смерти Портильо, сам пережил покушение на свою жизнь и был вынужден покинуть Испанию в 1920 году, поскольку его деятельность стала слишком вызывающей. С 1926-го он служит в Deuxième Bureau – разведуправлении французской армии, получив соответствующее гражданство, звание и приняв фамилию своей жены.[247]
Лемуан блестяще проявил себя на ниве шпионажа. В 1931 году он завербовал сотрудника шифровальной службы рейхсвера и целых семь лет покупал у него ценнейшие сведения. Мастер двойной игры не распознал, что «японский шпион» с внешностью киноактера – не тот, за кого себя выдает. Или, наоборот, принял его за человека своего круга, то есть образа жизни. Быстролетов передал контакт Игнатию Рейссу – на встрече с Лемуаном тот прикинулся офицером американской военной разведки и договорился о периодическом обмене материалами по Германии. Лемуан передавал как верную, так и ложную информацию, и Рейсс в конце концов раскрылся – заявил, что связан с ОГПУ. Попытка перетянуть матерого шпиона на свою сторону (факт контакта с советской разведкой казался сильным компроматом) не удалась. Однако после этой беседы Лемуан еще несколько раз виделся с Рейссом и обменялся сведениями об итальянском, чехословацком и венгерском шифрах.[248]
Есть список стран, в которых Быстролетов работал или был проездом по делам в 1933–1936 годах: Австрия, Бельгия, Венгрия, Германия, Голландия, Франция, Швейцария, Дания, Швеция, Финляндия, Литва, Латвия. Роли и паспорта менял по необходимости.
В декабре 1934-го его вызвали в Центр. Дмитрий Александрович ехал из Парижа по австрийскому паспорту – на подлинном бланке, заполненном «своим человеком», старостой одной из сельских коммун. Ночью поезд пересекал границу Германии. Ради перестраховки, чтобы избежать лишних вопросов, разведчик передал паспорт, метрику и свидетельство о прописке кондуктору, попросив предъявить их за него. Утром в Берлине ему вернули только паспорт. Кондукторы сменились, и прежний по рассеянности унес с собой метрику и свидетельство. Документы в итоге оказались в австрийском консульстве, там обнаружили их поддельность. Вернувшись в Европу, Быстролетов узнал, что источник фальшивых паспортов раскрыт. Пришлось дать команду всем, кто получил эту «липу», вернуть ее своим кураторам. Провалов удалось избежать, поскольку австрийскими документами пользовались только для проезда.
В Москве с агентом Гансом встретился заместитель начальника ИНО ГУГБ[249] Абрам Слуцкий. Базарова-Кина направили руководить разведывательной сетью в США, и с конца 1934 года Дмитрий Быстролетов действовал как самостоятельный резидент. Он приезжал отчитываться в Центр в декабре 1935-го, когда Слуцкий уже возглавлял Иностранный отдел.
В Париже Быстролетову помогали агент Аптекарь, отвечавший за «обработку материала», женщина-связник с оперативным псевдонимом Мими – дочь богатого голландца, ненавидевшая милитаризм и нацистов (ее жених-немец бежал из Германии от гестапо), и Сергей Басов – опытный нелегал, прежде работавший в советской резидентуре в США. Басов поддерживал связь с Генри Пиком в Лондоне и при необходимости снабжал его деньгами.[250]
По всей вероятности, Быстролетов продолжал выискивать источники в дипломатических и иных кругах, в чем ему содействовал верный Пепик. Известно, что в конце 1933 года Йозеф Леппин приехал в Женеву – якобы освещать деятельность Лиги Наций как корреспондент «České slovo» – и получил в полиции годичное разрешение на проживание. В январе 1934-го он вернулся в Лондон, в июле того же года вместе с женой перебрался в Париж, пробыл там до сентября 1936 года, а после отъезда Быстролетова в СССР перешел в подчинение Теодора Малли и работал с ним до конца.[251] Резидент покинул Лондон 24 июня 1937 года, Леппин – три недели спустя.[252]
По свидетельству Генри Пика, в 1935 году русское руководство намеревалось направить Ганса на разведывательную работу в Японию, он был готов согласиться, но с условием, что ему позволят действовать на свое усмотрение. Условие, разумеется, не приняли.
Возможно, предложение было сделано после одной успешной операции. Именно в 1935 году Быстролетов подкупил слугу японского дипломата в Голландии, выдав себя за агента германской разведки, чтобы получить доступ к сейфу, где хранились посольские шифры. Слуга сделал слепки с ключей, известил, когда хозяина не будет дома, но не смог разузнать код замка сейфа. На протяжении нескольких недель Быстролетов тайком наведывался в квартиру дипломата, перебрал несколько тысяч цифровых комбинаций – и все-таки справился с замком. Финальный визит он нанес вместе со специально приехавшим человеком из Москвы, который сфотографировал нужные документы.[253]
Разведывательную работу в Швейцарии агент Ганс умудрялся сочетать с учебой на медицинском факультете Цюрихского университета: любопытно, полезно, хорошо для прикрытия. Там он будто бы защитил диссертацию и получил докторскую степень. Документально это не подтверждается: в списках студентов и выпускников факультета за 1932–1936 годы нет фамилий Пирелли или Галлас, Галлени, Переньи. Вероятно, он посещал лекции и другие занятия за плату как слушатель – такие учащиеся не вносились в университетские реестры и не получали дипломы.[254] Специальные знания у Быстролетова, несомненно, имелись – работая в заключении в медсанчасти того или иного лагеря, он мог оказать и первую помощь, и произвести вскрытие с постановкой диагноза. Правда, на следствии в НКВД, перечисляя свои знания и умения, он почему-то ни слова не сказал о медицине, хотя упомянул даже то, что в Париже учился пилотированию спортивного самолета.
На этом факты заканчиваются и начинается погружение в загадки, созданные мастером легендирования в стиле «сказать нужное и при этом ничего не раскрыть».
«“Носик” как-то проговорился, что в Локарно, на богатой вилле, проживает отставной полковник итальянского генштаба, некий Гаэтано Вивальди – человек пожилой, скучающий вдовец, убежденный монархист… Его вилла – центр итальянской разведки против гитлеровской Германии, за вооружением которой Муссолини следит с завистью и тревогой. Ему нужно решить, с кем идти – с англо-французским блоком или с Гитлером, а для этого необходимо узнать, кто сильнее. Через руки полковника проходят интереснейшие данные. Я написал доклад. Малли и Базаров поддержали. Борис Берман согласился. Москва одобрила. План был прост: выдать мою жену Иоланту замуж за полковника Вивальди».