В пояснениях к сценарию указано, что Степан – это Самсонов-Гольст. Однако в реальности он после 1931 года работал в центральном аппарате ИНО. Под оперативным псевдонимом «Стефан» действовал Арнольд Дейч. Полное имя Кима Филби – Гарольд Адриан Рассел. Много лет спустя Филби так вспоминал об установочных беседах с Дейчем:
«Когда он говорил со мной о перспективах будущей работы и упоминал о возможности моего поступления в британскую секретную службу, я думал, что он фантазирует. Возможно, так оно и было. Однако его фантазия стала реальностью».[263]
Филби успешно начал журналистскую карьеру, склонил к работе на СССР своих друзей – Дональда Маклейна, секретаря Foreign Office, и Гая Берджесса из радиовещательной корпорации BBC.
Сам Филби, вернувшись с войны в Испании, получил предложение от SIS и к 1941 году вырос до заместителя начальника контрразведывательного отдела. А в 1944 году его назначили шефом 9-го отдела, отвечавшего за противодействие коммунистическому влиянию. Потом были миссии в Стамбуле и Вашингтоне, подозрение в измене, снятие обвинений и командировка в Бейрут. В конце концов Филби раскрыли, он даже начал давать отрывочные показания – и в январе 1963 года бежал из Ливана на борту советского торгового судна. Спустя пять лет Центр разрешил ему издать в Нью-Йорке свои мемуары – КГБ таким способом показал Западу, насколько сильно служение идее.
Возможно ли о чем-то сказать очень много и в то же время – почти ничего?
В мемуарах Быстролетова африканским приключениям посвящена единственная строчка: «Я бывал в Африке наездами с 1920-го по 1935 год». Но он удивлял экзотическими историями сокамерников и лагерников – тому есть несколько свидетельств.
Его лагерная рукопись называется «Тэллюа, или начало одного путешествия». Начало – это Алжир, от побережья на юг, к нагорью Хоггар, туарегам и форпосту Иностранного легиона. Намечен и дальнейший маршрут: караванными тропами к озеру Чад, далее в Габон и Бельгийское Конго; финальный этап – поход в джунгли по реке Конго и ее притокам до Катанги, сердца тропической Африки. Продолжение Дмитрий Александрович написал уже на воле. Когда появилась возможность издать книгу, рукопись пришлось несколько изменить. Если прежде из Марселя отплывал успешный художник, уставший от иллюзий буржуазного мира и решивший «поиграть с огнем» в неведомых краях, то на страницах «В старой Африке» это отважный репортер-фотограф, командированный международным агентством печати. Опасное путешествие по колониальным странам, наблюдения за жизнью коренных народов и корыстными стремлениями белых людей – чиновников, промышленников, миссионеров – настраивают художника на протест, а фотографа – полностью преображают. Из аполитичного человека («Я хочу прожить жизнь с чистыми руками – и поэтому сознательно сторонюсь всякой борьбы, которая может их замарать») Гай ван Эгмонт превращается в поборника справедливости и отправляется на войну в Испанию.
Однако в собственноручных показаниях Быстролетова, данных на следствии, в списке стран, которые он когда-либо посещал, не значатся ни Алжир, ни Бельгийское Конго. Альбомы с африканскими фотоснимками у него якобы изъяли при аресте и не вернули после реабилитации. К следственному делу подшит акт об уничтожении некоторых изъятых вещей, в том числе «разных фотокарточек – 64 шт.». При этом уцелело несколько рисунков, сделанных гуашью, тушью и цветными мелками: портреты туарегов и жителей тропической Африки (с пометкой «ДБ 32»), сенегальского стрелка в каске («ДБ 35») и араба-магрибца в высокой красной феске («Д.Быстролетов 1935»). Авторство и даты, без сомнения, поставлены постфактум, а рисунки выполнены в Москве по памяти или с привезенных фотографий. Завершив нелегальную работу, Быстролетов занимался в художественном институте, сохранился его учебный альбом: анатомические наброски, эскизы обнаженной женской натуры и среди них – три фигуры солдат французских колониальных войск.[264]
В его африканских повестях трудно отделить вымысел от воспоминаний, фантазийную линию от документальной. По стилю они похожи на сочинения Жюля Верна, где географические, этнографические сведения и наблюдения натуралиста вплетены в авантюрную фабулу. Быстролетову верили так же, как и знаменитому романисту, умевшему весьма убедительно рассказывать о местах, где никогда не был.
«Он бежал из Европы в глубину африканских джунглей, спасаясь от провала. Об этом Д.А. неоднократно рассказывал мне в таких подробностях, придумать которые невозможно», – настаивал бывший з/к Залман Амдур, познакомившийся с осужденным разведчиком в Сибири.[265]
Чтобы пересечь половину Черного континента, даже подготовленному путешественнику понадобилось бы не менее полугода. Слишком большой срок, на который нельзя забросить шпионские дела.
В завершенной книге нет описания пути из Сахары в тропики – действие второй части начинается сразу в Конго. Вероятно, были два разных «наезда»?
В конце 1932 года, после гибели Олдхема, у агента Ганса могла возникнуть нужда на время исчезнуть из Европы. Как, почему и в какой роли три года спустя (когда активно эксплуатировалась линия Мага и не только) он оказался в Леопольдвилле? Добраться до Хоггара можно было с помощью агентства «Thomas Cook», как и говорится в «Тэллюа». Но экспедиция в джунгли – совсем другая история. Ван Эгмонту приходится выправлять разрешение у губернатора Бельгийского Конго – в обмен он соглашается негласно собрать информацию о районе Итурийских лесов, где предполагалось наличие нефтяных залежей. Но зачем автору книги понадобилось в реальности пробираться в земли пигмеев? Или вторая часть – это творческая мистификация?
Убедительность романов Жюля Верна основывалась на тщательном подборе и изучении научных сведений и свидетельств путешественников. Дмитрий Быстролетов взялся за продолжение «одного путешествия», когда работал переводчиком в ВИНИТИ – кладовой знаний АН СССР. Для «Реферативного журнала. География» он составлял списки зарубежных публикаций, в том числе и по Африке. А законченную рукопись показал не абы кому.
«Решено: я пойду в редакцию журнала “Азия и Африка сегодня”. Там есть и специалисты, и отдел Академии Наук. Это явится для меня настоящей пробой: если видевшие Африку люди забракуют, тогда и к не видевшим соваться нечего».
«Быстролетов пришел в редакцию “с улицы”, как говорили о таких нежданных-негаданных авторах, – вспоминал доктор исторических наук Аполлон Давидсон. – Принес большую рукопись – путешествие голландского художника по Тропической Африке, по Сахаре и Конго, о встречах с туарегами, с пигмеями… Литературы о том времени – чтобы как-то проверить, реальная ли показана общая картина, нет ли каких-то нелепиц в описании тогдашней обстановки, – у нас не было. Так получилось, что книги о Конго конца XIX в. и даже 1920-х гг. в московских библиотеках были, а вот о конце 1930-х[266] не оказалось. Вдруг какая-то грубая ошибка? И кто-то все-таки заметит. Осрамится редакция. Да и автор-то странный. Нигде раньше не печатался. Известного имени у него нет… Спасли положение Том Колесниченко, Лёва Володин и Коля Хохлов. Том и Лев побывали в Конго в конце 1960-го, Николай чуть позже. Конечно, это не 1936-й. Но все-таки они могли подтвердить, что описания природы, людей, обычаев у Быстролетова вполне правдоподобны…[267] И тогда решили – печатать!».
Но не всю книгу, а только вторую часть и в сокращенном виде. Поделенная на очерки, она увидела свет в 1963 году в семи выпусках журнала под названием «По следам одного путешествия». И никаких замечаний редакция не получила! Более того, Дмитрия Александровича пригласили выступить на радио и в Доме ученых.[268] Проявило интерес издательство «Советский писатель» – рукопись, правда, мурыжили более десяти лет.
Если конголезская история была мистификацией, то она прошла самую взыскательную проверку (настоящий разведчик должен уметь создавать подобные легенды). Но в таком случае зачем понадобилось подкреплять ее упоминанием в книге «Испытание одиночеством», которую автор и не надеялся когда-либо опубликовать? Воспоминания об Африке, по словам Быстролетова, помогли вытерпеть тяжелейшее заключение в Сухановской тюрьме:
«Широко открытыми глазами я смотрю в стену и совершенно ясно, в мельчайших подробностях вижу небольшое озеро в экваториальном лесу – нависшие над горячей бурой водой деревья и купающихся коричневых пузатых человечков: это – пигмеи, самые маленькие люди на земле…»[269]
Личность и биографию Гая ван Эгмонта он частично срисовал с Генри Пика. А что с самого себя? Вот главный герой размышляет о своем неуемном характере:
«Всю жизнь мне приходилось наблюдать внутри себя иногда мирное, но чаще полное раздоров сосуществование целой кучки разных людей».
Примеряет походную экипировку:
«Я стоял и смотрел в зеркало – и как будто бы видел там отражение своей юности: залитые солнцем палубы, белые гребни волн и веселую игру соленого бриза пестрым флажком на мачте».
Сходит на берег в порту Алжира:
«Где люди, там всегда есть что посмотреть и послушать!»[270]
Наблюдательность везде и всегда – одно из главных качеств успешного разведчика.
«Он был хорош, как Кларк Гейбл, только русоволосый…»