Общим голосованием Давида Эвенчика исключили из ВКП(б). А 16 сентября 1937 года на всякий случай уволили с завода. И не «ошиблись». Вскоре за Давидом пришли строгие люди в синих фуражках – из 3-го (контрразведывательного) отдела Управления госбезопасности УНКВД по Московской области. Поначалу он отрицал свою виновность, но 5 октября «раскололся» – судя по протоколу допроса, как только услышал: «Следствие располагает точными материалами о вашей вредительской деятельности!». «Я признаю себя виновным полностью… Я решил твердо, правдиво и честно давать показания о своей вредительской деятельности». Эвенчик назвал руководителей и членов троцкистской организации на заводе № 24, рассказал о планировании и характере подрывной работы, а потом в порыве откровения поведал, что занимался еще и шпионажем в пользу Германии. Он был завербован в Брно немецким журналистом по фамилии Таубе. «Давать информацию шпионского характера по приезде в СССР» согласились также Константин Юревич и еще два студента-эмигранта. Эвенчик уехал первым и пересылал собранные сведения Юревичу, пока тот не дал «отбой» по причине потери связи с Таубе. Когда Юревич, в свою очередь, приехал в Москву, то «вопрос о нашей шпионской деятельности не поднимался».[290]
Константина Юревича чекисты обнаружили в своем же ведомстве – он служил инженером-радиоэлектриком в 5-м отделении (правительственная связь) 12 отдела ГУГБ НКВД. Юревич прибыл в Москву из Брно в марте 1930 года, последним из активистов Союза студентов-граждан СССР. Некоторое время он как дипломированный специалист был нужен в Чехословакии – в отделе техноимпорта советского торгпредства. А потом Юревичу вручили паспорт с визой и пожелали всего наилучшего. Так и вышло: на радиозаводе им. Красина он всего за пару лет из лаборанта дорос до заведующего техническим бюро, так что в профильное отделение ОГПУ его приняли охотно. Неоднократно включали в особую группу, отвечавшую за связь в дни парадов на Красной площади. Доверие закончилось с выдачей ордера на арест 26 октября 1937 года. Уже на второй день пребывания в Таганской тюрьме подследственный «раскололся»:
«Я являлся одним из активных руководителей белогвардейской террористической организации “Новый союз молодого поколения”… Будучи в Советском Союзе, лично вел подготовку терактов и занимался шпионской деятельностью в пользу Германии».
По словам Юревича, в контрреволюционную работу его вовлекли белогвардейские лидеры Союза русских студентов в Чехословакии. В 1923–1929 гг. он неоднократно встречался с руководителями РОВС генералами Миллером и Туркулом и получал от них указания – в частности, создать филиал студенческого союза в Брно. В 1926 году его завербовал еще и офицер чешского генштаба Мисаж – с этого момента инструкции шли с двух сторон (следователи так увлеклись этим заявлением, что о Германии напоминать не стали).
«Подготовка шпионов, диверсантов и террористов проводилась и в Праге… Свияженинов и Колпиков принимали [в ней] непосредственное участие… Штерн и Быстролетов находились в курсе всей этой работы».
Чехи требовали сведений о советских танках, самолетах, железных дорогах, химической промышленности, а белогвардейцы нацелились на «подрыв советского строя». Как только переброска завербованных людей наладилась, Свияженинов уехал в СССР «проводить работу по [их] целесообразному размещению на оборонных и других крупных заводах». Юревич перед отъездом в СССР получил задание готовить теракты против членов Политбюро ЦК ВКП(б) и советского правительства – такие, чтобы «как можно больше могло быть убито». Связь с Быстролетовым он потерял в 1929 году, когда тот отбыл в СССР; осенью 1936-го случайно повстречал его в Москве и узнал, что Быстролетов служит в НКВД. Сам Юревич к тому моменту глубоко внедрился в группу правительственной связи и в 1936 году на демонстрациях сумел подобраться к мавзолею, но ничего не предпринял, поскольку не решил, чем лучше воспользоваться – револьвером или гранатами.[291]
Наверное, сознаваясь в вымышленных грехах, он надеялся, что госбезопасность не тронет его жену – тоже бывшую эмигрантку. В протоколах допросов есть заверения в ее невиновности. Однако Елизавету Авербух всё же арестовали 6 ноября 1937 года.[292] Добившись от Юревича признаний, следствие на время оставило его в покое и вновь взялось за бывшего начальника цеха завода № 24. На допросе 14 ноября Эвенчик подтвердил, что Союз студентов-граждан РСФСР «являлся легальным прикрытием для переброски в СССР для подрывной и разведывательной деятельности активистов из числа эмигрантов». Эту оборотную сторону ему и Юревичу раскрыл Быстролетов на встрече в Брно. Он одобрил их согласие работать на германскую разведку и рассказал, что просоветский студенческий союз создан по прямому указанию чешской политической полиции, при этом «в организации такой [диверсионной и шпионской] работы заинтересованы и белоэмигрантские организации».[293]
Нестыковки в показаниях чекистов не смутили. Эту юридическую проблему давным-давно снял нарком юстиции Крыленко, объявив, что признания являются полноценной уликой даже при расхождении в деталях – именно несовпадения свидетельствуют об отсутствии предварительного сговора и достоверности сообщенных сведений в своей основе. А методы получения… Как обойтись без особых методов, когда арестованный скрывает правду? И он – замаскировавшийся враг? Если советский гражданин длительное время учился и работал за границей, а тем более в прошлом был эмигрантом – не может быть, чтобы его не пытались завербовать иностранные разведки и антисоветские организации. Только путем тщательной следственной работы с подозрительными лицами, разъяснял в своем приказе начальник 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР Миронов (ставленник Ежова), можно выявить разномастное контрреволюционное подполье, масштабы которого неизвестны, но наличие несомненно.
Чекисты следовали концепции, сформулированной Сталиным на пленуме ЦК ВКП(б) в начале марта 1937 г.:
«Доказано, как дважды два четыре, что буржуазные государства засылают друг к другу в тыл своих шпионов, вредителей, диверсантов, а иногда и убийц, дают им задание внедриться в учреждения и предприятия этих государств, создать там свою сеть и “в случае необходимости” – взорвать их тылы… Спрашивается, почему [они] должны относиться к Советскому социалистическому государству более мягко?.. Не вернее ли будет, с точки зрения марксизма, предположить, что в тылы Советского Союза буржуазные государства должны засылать вдвое и втрое больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, чем в тылы любого буржуазного государства?»[294]
7 декабря 1937 года следователи провели обобщающий допрос Эвенчика, сведя воедино все предыдущие признания. В тот же день начальник УНКВД по Московской области Реденс и начальник 3 отдела Сорокин отправили докладную записку первому заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Фриновскому.
Доклад «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» перепечатали или цитировали едва ли не все советские газеты и журналы – вплоть до таких, как «Журнал общей химии», «Плодоовощное хозяйство», «Редкие металлы», «Русский язык в школе», «Советская археология», «Советская Арктика» и «Советские субтропики».
«3-м отделом УГБ УНКВД МО вскрыта и ликвидируется шпионско-террористическая организация, созданная чешскими разведывательными органами из эмигрантской молодежи, объединившейся в Союз студентов-граждан РСФСР в городах Прага и Брно… Установлено, что Союз студентов-граждан РСФСР создан чешскими разведывательными органами и РОВС для легальной переброски в СССР шпионов, диверсантов и террористов. Одним из инициаторов создания этого “союза” является Быстролетов Дмитрий Александрович, который, по показаниям арестованных, является агентом чешских разведывательных органов. Быстролетов прибыл в СССР в 1929 году и до последнего времени ведет разведывательную работу, являясь резидентом чешской разведки. Сообщая об изложенном, просим вашей санкции на арест Быстролетова».[295]
Судя по тексту записки, комиссар и капитан госбезопасности понятия не имели, чем занимался Быстролетов в НКВД и где его искать. А когда вопрос прояснился, никакой санкции не получили. Михаил Фриновский – правая рука Ежова – помнил, что нарком благоволит начальнику внешней разведки. Слуцкий же понимал, что показания на его сотрудника – следствие чрезмерной ретивости провинциальных контрразведчиков. Быстролетов ему был очень нужен. Резидента, особенно легального, так или иначе можно заменить. Опытный нелегал-вербовщик, способный легко менять амплуа, – продукт штучный. Но 17 февраля 1938 года Слуцкий скончался прямо на рабочем месте – по официальной версии, от острого сердечного приступа. Сменивший его Сергей Шпигельглас – разведчик старой школы, много лет проработавший за кордоном, – поспешил вывести агента Ганса из-под удара. 31 марта 1938 года приказом по ГУГБ НКВД Дмитрий Быстролетов был уволен «по сокращению штатов». Но не оставлен без помощи.
1 апреля он подал заявление во Всесоюзную торговую палату: «Прошу принять меня в экономический информационный отдел на должность заведующего бюро переводов». В тот же день на документе появилась резолюция: «Оформить с окладом 500 руб. с месячным испытанием».[296]
Разумеется, испытательный срок был лишь формальностью. Для руководства ВТП новичок оказался сущим кладом: он свободно переводил с английского, немецкого, французского, чешского, а также знал голландский, польский, итальянский и испанский языки, причем был юридически грамотен и владел коммерческой и финансовой терминологией. Быстролетов рьяно взялся за дело и уже за второй квартал 1938 года перевыполнил годовой план в