— Не… ну, я днесь, ей-ей, твой язык укорочу, да сице основательно, шо вон больче плямкать не будеть, — недовольно воскликнул Сом, перьходя с тихого говорка на окрик.
— Да, я с озими… с озими муласика схватил, чё, ты… чё… — исуганно возопил Гуша и также громко застонал, точно ему и упрямь ктой-то отрезал евойную лялизку. Борилка мигом открыл глазёнки, и, вскочив с землицы— матушки на коей почивал, усё ищё укутанный у охабень, прижав его долги полы к оголённому телу, принялси беспокойно озиратьси… старашась, шо Сом выполнил обещанное и вотрубил лялизку шишуге. Обаче вон зря тревожилси, потомуй как Гуша сидел недалече на стволе дерева, и вывертав свову нижню губу да пристроив её на подбородок, ковырял длинным, загнутым когтем кору рассыпающегося на куски древа. Иноредь шишуга отрывал свои зелёные очи от крошившегося у мелку труху ствола да обидчиво зыркал на Сома, который присевши на корточки осторонь соседнего костерка, прямёхонько у котелка у оном готовилась приятно пахнущая, да выбрасывающей увыспрь белы, густы пары, похлёбка, помешивал кушанье деревянной ложкой.
— Фу…, — взволнованно дохнул отрок, и просиял улыбкой воину. — А я вже подумал ты, дядька Сом, и ей-богу Гуше лялизку укоротил… Ажно! вспужалси! Сом перьвел взор с бурлящей похлёбки, и по-доброму глянув на мальчика, улыбнулси в ответ, его светло лико от горячей дымки, парящей над котелком, раскраснелось и он громко так, абы шишуга непременно вуслыхал, молвил:
— Да, я, Борюша сице и содею… у иной раз… Непременно рубану своим мячом ентов язык, ежели вон ащё раз надо мной пролетить.
— Дядька Сом, а як же тады вон исть будеть, коли ты яму евойну лялизку отрубишь? — поспрашал мальчоночка. И воззрилси на шишугу, каковой смекнув, шо за него заступаютси и знать его лялизка вне опасности, нанова выбросил увысь свой длинный, зелёно-серый язык и мгновенно чавой-то выловил у воздухе. Послухалси негромкий плямк, оный вызвал на лице воина неприятный, для взгляду, перекос управо.
— А вэнто, он пущай таче сам и думаеть аки жамкать будять, — недовольно проворчал Сом, и медленно поднявшись с присядок, выпрямилси да развернувшись, сёрдито вуставилси на шишугу. Гуша неторопливо пережёвывая чтой-то, подтянувши нижню губу к верхней, и крепко сомкнув уста, узрев то лицезрение, немедля прекратил жувать и спешно попыталси сглотнуть то, чё було унутри рта. Тока то, чавось вон так вяло перьжёвывал, верно было вельми твёрдым, а може плохо перемолотым. И кады шишуга глотнул энто яство, оно застряло идей-то у евойном горле, да сице неудачно, шо Гуша стал задыхатьси. Головёшка его, така боляхная, подалась впредь, махонечкие глазёнки вокруглись и выпучились, будто у лягушонка. Вон широкось раззявил роть, вукрыв нижней губой увесь прямой, крупненький подбородок, да попыталси свершить глотательное движение, но похоже то яму не удалось сувсем. Изо рта на вывернуту губу и подбородок покатили густы слюни, кые стали пузыриться, вжесь аки закипевшая похлёбка у котелке, глаза наполнились слезьми и чудилось, ищё мгновение, и, шишуга вумрёть— задохнувшись. Сом увидав тако дело, резво подскочил к Гуше и, шо есть мочи тукнул егось ладонью по спине. И тадыличи из распахнутого рта шишуги выскочил здоровенный, наполовину пережёванный зелёный жук да вулетел далёко уперёд, упав в покрытую высокими травами оземь. А Гуша, напоследях, глубоко вогнал унутрь лёгких воздух да прынялси прерывисто дышать. Сом посотрел у перекошенное, от страданий и не хватки воздуха, лико шишуги и покачав главой, направилси к костерку, идеже воставил кипящий котелок, на ходу отметив:
— И ваще… не стоить таких осе ражих жуков целиком глотать. Борилка наблюдавший за происходящим со стороны и ано не успевший ни чё путного сделать, абы прийтить на помочь шишуге, громко засмеялси. И не стока выпученным очам Гуши, скока тому, шо тот избавленный токмо… токмо от внезапной смерти, стоило Сому потопать к готовящейся похлёбке, немедля подскочив со ствола древа, на коем восседал, побёг тудысь, иде приземлилси ражий да плохо перьжёванный жук. Шишуга опустилси на присядки сторонь места падения жучка да раздвигаючи руками тонки долги стебли принялси искать, по-видимому, до зела вкусну снедь. Малёхо опосля, Гуша нашёл свову потерю и крепко вухватив её двумя острыми когтьми возвярнул на прежне место, а именно у роть. При том Гуша не забыл воглянутьси и озабоченно зекнуть зелёными очами у Сома. Послышалси тихий звук похрустывания, кажись, то дробили зубы шишуги жёсткие крылья жука.
— Тьфу… ты, — не выдержал Сом, и, застыв с поднесённой ко рту ложкой, от которой шла тонка дымка, пущенная горячей похлёбкой, покачивающейся на её деревянном дне, сказал, строго глянув у спину сидящего шишуги, — вон его сызнова у роть запихнул.
— Да, пущай, жуёть, чаво ты к нему пристал, — молвил Былята. Вон и Сеслав подошли к костру за оным расположилси мальчоночка, возвратившись к месту ночлега, с той сторонушки откудась вытекала из озера речушечка. Былята вставши подле мальчика, поколь посмеивающегося, посотрел на него сверху униз и вобращаясь к нему, спросил:
— Борюша, а ты эй-то почему пробудилси в охабень завёрнутым. Вже помню я, укладывалси почевать ты у рубахе, да штанах. А поутру гляжу вони сырыми на бревне лёжать. Малец токмо Былята остановилси сторонь него, приветственно задрал головёнку, а вуслыхав вопрос, чичас же торопливо её склонил и вперилси взором в пламя костерка, не ведая чё вутветить. Сеслав присел на корточки, супротив отрока, и вусмехаясь, начал ломать сухие, принесённые ветви, подкидываючи их у огонь. Шишуга, судя по сему, тоже услышал спрос старшины воинов и затаилси, перьстав ано перемалывать свово жука.
— Чё молчишь, Борюша? — ласковенько спросил нанова Былята. За третьим костерком, идеже почивали Крас, Орёл, Любин и Гордыня, ктой-то зашевелилси. А засим с оземи поднялси, у также як и Боренька укутанный в охабень, Крас, и шибко проморгавшись, воззрившись на поникшего мальчоночку, спешно закалякал:
— Отец… энто Борюша ночью купалси… кады я дозорил.
— А ден ты нонешней ночью дозорил? — перьспросил Былята и покачал главой. — Зане я помню, до полуночи дозорил Щеко, а засим Орёл.
— Ну… Мы с Орлом столковались, — пояснил Крас, и лицо его зараз покрылось крупными, кумачными пятнами, ужотко стыдясь гутареной неправды. — И вон мене пробудил, хотелось рыбки наудить.
— А иде ж рыба тадыличи? — встрял в беседу Сом, да разведя руки у стороны, стал обозревать бережину. — Чавой-то рыбы, я на песьяне не зрю.
— Да, буде вам, — вступилси за робят Сеслав, увидав, як испуганно перьглянулись Борилка и Крас. Да пронзительно громко свистнул, подзывая Щеко и Ратмира, кые стоя по колено в водице озера, посымав с себя рубахи с удовольствием умывались, заметив, — то вернёхонько рыба уся вуплыла. А Борюша жёлал её изловить одевшись, да не смог… да? Сице, я калякаю Борюша? — закончил вон молвь, обращаясь к мальчику.
— Агась, — чуть слышно прошептал отрок, у душе мучаясь, шо приходитьси врать. Сеслав, широкось осклабилси, посотрел на загрустившего мальчишечку, и неторопливо поднявшись на ноги, направилси к деревцу раскидистой ивы, на ветвях которой висели сушившиеся вещи Борила, кем-то тудыка пристроенные. Воин снял с ветвей обсохшу рубаху и штаны, да вернувшись к костерку, протянув их мальчику, сказал:
— Ну, раз… агась. Тады Борюша ты одёжу бери, одевай и больче ночами не купайси, да рыбу не лови… Места туто-ва не жилые… и отродясь здеся никтой не жил, а посему ночами вопасно у таких озёрах купатьси, занеже можно утопнуть.
— Добре, — усё также тихонько вответил отрок, и, высвободив руку из охабня, ужесь оголив право плечо, принял протянуту ему суху одежонку. Таче Борила поспешно скинув с себя охабень, принялси одеватьси. Он натянул на собя штаны, рубаху, обернул ноги у суконки, и, всунув их в сапоги, связал на них упереди снурки тугим узлом, абы обувка плотно дёржала голень. И напоследок опоясал свой крепкий стан плетёным поясом. Да тадысь тока шагнул к обчему котелку, каковой старшие сняв с огня, установили на песочке, и ужотко округ него усе разместились, ожидаючи Орла да Борилку. Сын ваяводы Мстибога, меже тем, медленно подымалси с оземи, по-видимому, сумлеваясь, шо гроза миновала и ему, за проступок, не попадёть. А поелику вставши на ноги, вон слегка размял, затёкши от сна, плечи и глянул сначала на мальчонку, торопившегося с ложкой к котелку, посем на Гушу, продолжающего сидеть на прежднем месте, иде из травы был добыт не дожёванный жук, да тяперича вяло и как-то оченно тихо перемалывающийся в шишугинском рту. За трапезой, властвовало безмолвие, слыхалось лишь бульканье ложек о густоватое варево, крутящееся унутри котелка. Усе быстро насыщались горячей похлёбкой, потомуй як утро уже зачалось, солнечные лучи озарили тёмно-жёлтые воды озера, песьян, лес и надобно було отправлятьси у путь. Потому скоренько опустошив котелок, да заев горячу похлёбку печёной рыбкой, которую Сом, Щеко и Ратмир ранёхонько утречком выловили в озере и вона от них никудысь, ни уплыла, воины направили свову поступь к водице, шоб обмытьси пред дороженькой да прополоскать от остатков итьбы посуду. Борила и Гуша расположились за костерком, усевшись на узкий у обхвате ствол поваленного дерева, и шишуга, каковой николи ни жамкал похлёбку, но от печёной рыбки не вотказывалси, ноне с огромной радостью, суетливо поедал чёрный хвост допрежь широкого и жирного увальня карася. Гуша вкушая рыбу жёвал у ней не токмо мясо, кости, но и чёрную запёкшуюся у углях чешую. И уся эвонтова мешанина страшно громко хрустела у него во рту, а вуттопыренная уперёд нижня губа казала усе прелести перемалывания пищи. В силу энтого Гуше снедь давали опосля всех, непременным образом оставляя евойну долю. Борилка сидючи обок шишуги, малеша повернув главу, да скосив очи, глядел як тот пережёвываеть бело мясо и кости вкупе с чёрной чешуёй. Из уголков Гушиного рта на подбородок текли густыми потоками чёрны слюни, а бледно-буроватая кожа лица была усплошь измазанна полосами, оставшимися от древесного угля.
— Ох! Гуша… ну, вот прав дядька Сом, — не выдержав такого грязнульку подле, молвил малец. — Ужесь посотришь як ты ишь… и больче не захочитси той рыбины в роть класть. Борила поднялси со ствола древа, да обогнув продолжающего шамать шишугу, на миг задравшего головёшку и зыркнувшего глазьми у направлении мальчика, подбрёл ко своим вещам и начал вукладывать свёрнутый охабень у котомку.