Мальчик, оторвав взгляд от тех камушков, вуставилси на старушенцию, каковая дюже забавно колыхалась, и просиявши, спросил:
— Чавось Ворогуха… ты сице затряслася… Гляжу я тобе каменья у те понравилися?
— От…от же хананыга бестолковая, — загутарила Лихорадка и сей миг развернувшись, да вылупившись на мальчоночку у теми краснючими глазами, тихочко зашелестела, — энто ж довольство…пышность жизти…
Чавось ня видешь у те зялёненьки камешки… у то самоцветные каменья их смарагдами зовуть… Возёмешь овый такой… и усё… будешь у довольстве, пышности жить засегда.
— Чё буду? — перьспросил мальчишечка, и непонятливо приподняв увыспрь крепки плечи, пожал ими, немедля востановивши свову поступь.
— У вечном довольстве будяшь… у пышности жить, — пискнула Воргуха, поясняючи и яростно замахала крылами, будто желаючи вулететь подальче, воторвав ноженьку от сдерживающего волоска отрока.
— Ишь ты… у довольстве… пышности, — усмехаясь, произнёс Сеслав, и крепенько пихнул носком сапога почитай с полпальца зелёный камушек, оный подпрыгнув уверх, звонко плюхнулси на други, такие ж чудны голыши. — Вон и так у довольстве живёть… У Борюши, нашего, душенька светла и чиста, а луче ентого и пожелать нечагось… Эх, ты!.. Ворогуха, — протянул воин, и, подтолкнув рукой у спину мальчика. — Вроде б дочура самого ЧерноБоже и Мары, а вума неть… Чё не уразумела, эвонти голыши не довольство и пышность жизти, а один вубман.
— Можеть то нас прислужники Озема и Сумерлы проверяють? — молвил Крас, идущий позадь сех и наступил подошвой сапога на вунтов смарагд, тот издав едва слышимый скрып, и совсем пропал с оземи, исчезнув так, вроде як егось николи и не вбуло.
— Дэ-к… можеть воно и сице… услыхали, аль увидали ны, — согласно кивнув, пробалякал Сеслав. — И днесь проверяють… вскую мы сюды пришли.
— А може им вуто скузать… скузать вскую? — встрял у беседу Боренька и несильно дунул у задь Лиходейки, которая по естеству своему была не токмо злой, но и похоже жадной, посему узрев у те самоцветны каменья не моглась ноне от них отвесть очей, и усяко мгновение забывчиво над ними замирала.
— Не ведаю, — ответил Сеслав и субрав на лбу глубоки морщины воглядел раскинувшиеся упереди и позади него бескрайни земли. А бугры, втак схожие с выпученными животами, казались ужо и вовсе близенько. Они почти не имели на своей поверхности растительности, и были сплошь каменистыми, токась кое-где торчали из них зеленоваты куски мха, устлавшие бока. Чудилось энти большенькие, покатые, неровные взгорья вылезли своими каменистыми наружностями из кады-то разошедшийся надвое землицы. У тех скал виднелось большо множество и ближайше из них к людям были не высокими, одначе уходя уприволье, они увеличивались и в ширшине, и в росте, а тудыличи и вконец терялись идей-то у заоблачной дали. Подойдя к первой сопке, встали недалече, оно як стёженьку к няму преграждало у то самое узенькое, но длиннющее озерко, наполненное голубоватой водицей, каковое следовало обойти. Токась вэнта вода огибала бугор с обеих сторон, и кажись заканчивалась сторонь других сопок, высившихся справа и слева.
— И идеже ента лазейка у Подземный мир, — прогутарил Сеслав, воззвав к порхающей близенько от лица Борилки старушенции. — На каком бугре?
— На вэтом… чё ня вишь чё ли… вон самый низенький и первенький, — без задержу отозвалася на вупрос Ворогуха, чавось було вудивительным. — Надобно на негось взубратьси… и на ентой макушке взлобка находитси глубока лазейка у Подземный мир Богов Озема и Сумерлы.
— От те на…. и як же на него взобратьси?… Вон же почитай весь сплошь каменист, — встрял у каляканья Крас. Парень, без дальних разговоров, склонилси над землицей и сподняв со неё небольшой голыш, ярко-златого цвету, распрямившись, повёл крутыми плечьми, да запустил его у бугор. Камень, живо набрав высоту, резвенько преодолел положенный ему промежуток и со всего маху врезавшись у стену бугра, пронзительно лязгнул. Опосля он мгновенно отскочил увыспрь, а чрез миг нанова свалилси на поверхность взгорья да съехав по нему, изредка пытаясь вуцепитьси за раскиданные жидки мхи, бультыхнулси у гладь водну, вызвав на энтом нетронутом, прозрачно-голубом полотне боляхные, разбежавшиеся у разны сторонки круги.
— Там же каменья водни, не за чавось даже вуцепитьси… а туто-ва водыка, — продолжил гутарить свои мысли услух Крас, и вотрехнул промеж собя ладони. — Як же мы тудыкась перьйдём, да взберёмси на макушку.
— От… то мене не тревожить… хи…хи…хи…, — сызнова заскрыпела препротивным хихиканьем Ворогуха, и замотав головёшкой казала своё на чуток разгладившееся от морщинок лико, на оном явственно проступили тонкие сероватенькие губки, гнутый нос, впалые щёки и косо-глядящие чёрным светом глазёнки. — Я ж вас вубещала привесть… вот и привела… А як тудыличи лезть, то ваша беданька не моя… о том мы не сговаривалися…хи…хи…хи.
— Эвонто ты, ей-ей истинну балабонишь, — сёрдито произнёс Сеслав, и, недолзе мудрствуя повернул управо да направилси в обход источнику. — То наша бёдушка не твоя… Токмо если нам не вудастьси добыть стрелы Перуновы, не видывать тобе высвобождения… Схрямает тя Ёж и будяшь ты заточённой сидываеть у евойном животе…. доколе духи и вон не помруть. Ворогуха немедля прекратила своё хихиканье, сморщила мордашку, и вроде як задумалась… сувсем на немножечко, а таче полетевши за идущим Сеславом, потянула за собой волосок, палец и самого Борилку, да скузала:
— От… от… от же хананыга противна кака… — верно обращаясь утак к воину. — У тогось взлобка, кудытось ты правишь, есть вузко место, перейти смогёте… да лестница, почитай до макушки вас доведёть. Сеслав протяжно порскнул, а можеть вусмехнулси, у то малец сице не уразумел, но, по-видимому, восталси довольным ответом Лиходейки, а Борила порывисто дунув у право крыло старушенции, втак выразил ей свово недовольство. Токась дуновение то было шибко порывчато, отчавось затрепыхало вкупе с правым и лево крыло. Лихоманка весьма накренившись на бок, чуть-чуть было не рухнула униз, благо её поддержал волосок.
— Дядька Сеслав, — молвил отрок, лягохонько встряхнув рукой и тем самым выровнив полёть Лихорадки. — Ну-тка вутдадим Ворогуху усё ж Ёжу… ужотко до зела она зловредна зляка… да ко всему прочяму усё времечко измываетси над нами и подло сице хихикаеть…Энто мене оченно не нравитси.
— Агась, — отметил идущий позадь усех Крас, внимательно оглядывающий земли окрестъ них. — И мене то ж не нравитси… Дэ-к ащё и обзываетси… эвонтого самого хананыгу приплетая. Ворогухе можеть и вжелалось чавой-то ответствовать, да ейны крылья от дуновения да встряхивания Борилки никак не могли выровнить своё взмахивание, а посему вона не стала гутарить, направив усе силёнки на выправления полёта. Вмале путники, шедшие по краю озерка, обогнули бугор, и, свернув налево, увидали, як источник с водой сузилси почитай до тонкого ручейка, который вупиралси у следующий взгорок и там сызнова начинал, расширяясь, вогибать нову сопку. А прямёхонько над ентим ручейком, идеже тяхонько перьшёптывались крупны, прозрачны капли водицы, на каменном полотне бугра чётко зрились широкие, вутопающие ступени. Спешно приблизившись к ручью и лестнице люди востановилися. Сеслав присел на корточки, и, протянув руку уперёдь, ощупал перву ступень.
Вона была до зела гладка и кажись не просто выдолбленной, а будто вобложенной чем-то сверху… на вроде гладких чёрных каменьев с белыми тонкими жилками да крапинками.
— Эвонто онихий, — загутарил Сеслав и подавшись увыспрь поднялси с присядок, при ентом не забыв поправить на плече, усяк раз слезающий, ремень от котомки. — Редкостный такой камень… ишь каков он… гладок да красив… Слыхивал я, из онихия раньше творили зачуры и привески дюже вони, балабонят, лечать сякие хвори да от нежити защищають… Да нонече уж таки зачуры и привески не носят, мы творим усё из древа… а из каменьев токась у тех местах, шо недалече гряд горных лёживають… Я из тако онихия зачур видывал у граде Титчиха, у ихняго ваяводы Далебора, тока он серого цвету был… А у сынка евойного, старшого, Златодана из таково ж был сотворим, вон ащё знак Велеса казал один— в— один як у тобе на груди Борюша. Сеслав на чуток воглянулси да обозрев стоящего позадь негось мальчишечку вулыбаяся, произнёс:
— Робятки тока ступайте следом за мной не торопливо и больно ня шумите… ноги потишее ставьте.
— Ставьте… не ставьте…хи…хи…хи…, — сызнова вклинялась у баляканья Ворогуха и слегка затрясла головёшкой, верно вутак злоблива козявка радовалась. — А усё ж прислужники подземных Богов вас услыхають… занеже вельми гамисто ваши шажочки будуть сказыватьси на их стенах.
— А чавось ты то радуешьси? — поспрашал Сеслав и вуставилси на подёргивающуюся Лиходейку. — Може Озем и Сумерла нам рады и не будуть… то мене не ведомо… Обаче водно я знаю точно, удвойне вони ня будуть рады тобе… прескверне такой… И ежели те удалось избежать живота Ёжа нашего, сице у подземных владениях Асуров могёть не повезьти… И попадёшь ты у желудок како-нить крота, оный могёть жить долги века и вумрёть лишь со смертью самих Богов…. Такось ты не зело там весялися, аки бы таче рюмить не причлось. Заслушав таку реченьку воина, Воргуха абие прекратила усяко проявление радости, и кажись даже навпугалась, потому як беспокойно завертала своей маненькой головёнкой. По-видимому, Сеслав сказывал про кротов правду, а Крас, абы вокончательно прогнать веселье из Лиходейки, дополнил:
— И вужи… там ащё и вужи обитають… Им тоже лихоманка по вкусу прядётси. Тяперича вжесь засмеялси Борила, а Сеслав не мнее жизнерадостно закряхтев собе под нос, прямо у рыжие густы вусищи, поправил на поясе ножны с мячом, малёхо сдвинув их у назадь, да перьшагнув чрез ручей, ступил на перву ступеньку, начав подъём увысь. Не вотставая от воина на лестницу подалси и малец. Вон опасливо поставил на ступень праву ногу, а засим пристроил рядом леву, коя приткнулася к первой, другим своим боком коснувшись утопающей у каменной поверхности бугра стены. Постояв утак совсем немногось и почуяв под подошвами сапог еле ощутимое движение, будто взгорок лягохонько вздрагивал, вроде як порывисто да часто-часточко дышал, неспешно принялси подыматьси. Лихорадка летела упереди, и сразу було видать не дюже желала ентого делать, пужливо обозревая само взгорье, судя по сему поняв, шо в там у Подземном мире могёть подвергнутьси большей вупасности, чем тутась… наверху. Подымаясь увыспрь, за Сеславом, мальчик изредка вустанавливалси и оглядывал просторы земель, не токась тех неуютных, шо лежали позадь него, но и тех каковые утесистыми грядами топорщились упереди. И чем дальче уходили у те взгорья тем шибче были устланы они мхами, берёзовыми стланниками, низенькими кустиками, да кособоко-изогнутыми деревцами. Казалось, шо и упрямь енти ближайшие каменные кряжи повылазили из оземи, а усе востальные были нячем иным як хоть и невысокой, но могутной горной грядой. Красно солнышко медленно направило свой ходь к краю небесной тверди. Оно почитай задело его своим жёлто-кумачным краем, уронив широки розово-рдяные лучи на безбрежные земли… Ащё маленечко и Бел Свет окрасилси у алый цвет… И не токмо само небо, насыщенное тёмной синевой, но и буро-зелёная оземь, ровная аль изрубленно-и