зломанная, придав ей кавкой-то сказочный вид, будто обдуваемый еле зримым дымком, парящим пред очами.
— Вух! як же дивно! — кивая главой у сторону алых безбрежных краёв, тихо дохнул из собе мальчонка, вобращаясь к Красу. Парень враз повертав главу тудыличь, куды глядел отрок, облюбовал просторы Бел Света и горестно вздохнул… сице надсадно и муторно, шо у Борилы в тот же миг сжалась унутри душенька, а подла Ворогуха сызнова хихикнув, прокалякала:
— У так засегда… Зло засегда победить Добро.
— Вуто усё ложь! — звонко выкрикнул Борила и егось зычный возглас кажись вупорхнул у саму небесну высь, кыя стала кумачовой словно заполнилась юшкой пролитой людями усяких разных битвах за Зло и Добро, Кривду и Правду. — Никак неть! Николиже Зло ни победить Добро!
Неть! И пущай у Добра долга торенка к победе, но Добро… оно засегда Зло осилить! Засегда!.. И сызнова у те слова, выдохнутые мальчишечкой, вулетели у вышину небесного свода и точно задели той звонкой, ярой волной заходящего на покой Асура Ра, стоящего на златой повозке, волы влачившую оную ужось зашли за рубеж земель Бел Света и неба. Ра медленно повернул свову божественну главу, озаряемую восьмиконечной коло звездой, и, глянув тёмно-синими очами на отрока, едва заметно кивнул ему, соглашаясь с его говорком.
— А чё ж вы тогды брядёте у ентих землях, — уветливо прошелестела Лихорадка и вспорхнув, зависла пред личиком мальца. — Чавось не йдёте тудыличи… у Титчиху… Оно ж ведомо вам оттедось беда ступаить на бяросов… Чё тутась прячитесь… прячитесь али чаво исчите…
— Чё мы тутась исчим, — негромко пробачил обернувшийся Сеслав, и с укоризной глянув на разгамившегося отрока. — У то тобе не надоть знать…Меньче знашь— спишь здраво… Помни про эвонто Лиходейка, а будёшь любопытствовать то я сам тобе предложу кротам Озема и Сумерлы.
— А я враз, — встрял у разговор Крас, и потряс на поясе ножны с мячом, опосля пройдясь ладонью по евойной рукояти. — Тобе своим мячом перьрублю… и почемуй-то думаитси мене… шо коли вон смог Цмоку главу с одного маху отсечь, то вернёхонько и тобе не повжалеить.
— Цыц… — шумнул на парня Сеслав, услыхав аки глас того повысилси, и вон ужось не шептал, а почитай гикал. — Тихонько Крас. Ащё несколько ступеней уверх и путники вуказалися на макушке бугра. Снизу невидимый, днесь пред ними выступал почти плоский, округлогу виду пятачок из того же чёрмного онихия, небольшой тако… може косовой сажени у длину и ширшину. У серёдке того пятачка находилася четырёхугольная дыра.
Глава двадцать восьмая. Тудыличи у лазейку
Когды странники усе ступили на эвонтов гладкий пятачок, и, подойдя к чудной бреше, заглянули у неё, то увидели глубоку впадину, уходящу отвесно униз, теряющуюся у чёрноте, точно выступающей с под низу землюшки.
— И какова ж глубина… ейной лазейки? — поспрашал Сеслав у Лихорадки. Вон медленно опустилси на присядки, а опосля встал на колени, бережно пристраивая на каменно полотно пятачка ножны с мячом, и склонившись над дырой, воззрилси углубь той впадины— лазейки, да протянув руку впредь ощупал откосые стены. Робята, меж тем, стоючи сторонь, беспокойно глазели на воина, изучающего лазейку.
— Слышь, Ворогуха, — вельми тихочко обратилси Сеслав наново к лихоманке. — Глубина евойной впадины какова?
— Глубокось… ой… каков вон глубоконький, — скрыпнула у ответ Лиходейка.
— Прядётси обмотать у стана вярёвку, — молвил Крас и также як Сеслав вопустившись на колени, нависнув над лазейкой, попыталси приметить дно ейно, — И начнёшь нас спускать… спервоначалу мене, а засим Борюшу… а може Борюшеньку и не надь… сам найду.
— Не-а… хи…хи…хи… не надёшь… николи, — встряла у каляканья парня Воргуха, неспешно помахивая крылами и морща свое препротивное лико. — Без мене николиже не надёшь.
— Луче… луче… тудыличь пойду я, — загутарил было Сеслав, токмо егось перьбили. Эвонто содеял Крас, вон подалси станом назадь, вуселси на пригнуты к каменному пяточку ноги и взглянув на старшего воина, скузал:
— Тобе я нивкак не вудержу… ужось ты больно тяжёл, — Сеслав попыталси чавой-то возразить, токась парень спешно добавил, — и таче у мене меч… А вон знашь какой силой зачурованной вобладаить… Ты ж пождёшь ны тутась… и ежели мы к следующему вечёру ня вернёмси…
— Вярнёмси, — тяперича вступил у разговор, доселе молчавший, Борила и присел на корточки, чуток наклонившись над впадиной, да потянув следом за собой порывисто затрепетавшу крылами старушенцию. — Вижу я вона не дюже глубока… у долу на вроде каменистого дна, почитай с такого ж голыша як и туто-ва… Да, ты, дядька Сеслав не тревожьси у мене ж на пальце Ворогуха… я её, коль чё не втак, Асурам Подземного мира перьдарю… Ужось вони рады будуть её своим прислужникам вутдать.
— Ву мене ничавось неть тако, абы могло вусладить прислужников ихнях… ни вжира… ни вмясца… окромя мнимости ни чё ни есть, — суетливо пробалякала Лиходейка и резво махнув крылами дерганулася у сторону, судя по сему, жаждая порвать сдерживающий её волосок и вупорхнуть.
— Вже одно твово имячко у них вызовить отраду, — осклабившись, поддержал мальчика Крас, и, поднявшись у полный рост, отряхнул штанины да принялси сымать с собе туло, лук, котомку вукладывая усё в одно место, ноли на краю евонтого ровного пятачка. Следом за Красом на ноги подалси Сеслав, да як же начал скидывать с собе обременительны для спускания вечи и класть их обок с одёжей и оружием парня.
— Борюша, — вобратилси он к мальцу, расснуровывая охабень и кивая на свову котомку. — Добудь оттедась мяса да хлебца и пожамкай. Вцелый день голоден был… да ищё не ведомо внегда поишь. Борила вуслыхав повеление воина, по ту пору разглядывающий редкостну таку лазейку, абие пробудилси, и воторвав взгляд от ямы, востав с присядок, неторопливо отступил от неё назадь. Всё также медленно, можеть чё обдумываючи, мальчик подошёл к лежащим вещам и вопустившись подле на корточки, придвинул к собе котомку воина, да начал правыми пальцами развязывать не туги узлы.
Кадысь унезапно, парящая недалече, Ворогуха порывчато махнула крылами да дёрнулась у бочину, верно мечтаючи воторвать ножонку от волоска. Да токмо отрок, водним глазком приглядывая за ентой лживой старушенцией, узрел то дёрганье, и вуспел схватить левыми пальцами у ту злобну козявку за тонку ручонку. Крепенько сжав паутинну рученьку втак, шо Лиходейка еле слышно вобидчиво запищала, и немедля перьстала трепыхатьси, малец подтянул её к собе. Лихоманка, ураз развернувши у направлении мальчонки свово злобно-скукоженное личико и свяркнув у негось красным светом очей, верезгливо произнесла:
— Чёй-то ты мене сице прибольно вухватил… Ручонку могёшь вуторвать.
— Оно можеть и ладненько будеть… её воторвать… Занеже у то ты заслужила, — ответствовал мальчик, и, развязав наконец-то узел, раскрыл котомку да принялси шарить рукой у ейных нутрях у поисках завёрнутой в ручник итьбы. — Ты, чё…, — продолжил он гутарить, — мерекаешь, я не замечаю, як ты сё времечко ноженькой своею дёргаешь, жаждая волосок разорвать. У, да… токмо у тя ничавось, ни выйдеть… поелику я за тобой наблюдаю… и непряменно за крыло аль ножку вухвачу. Так, шо ты там не трепыхайси… не вудастьси тобе вупорхнуть от ны, покудова обещанное не всполнишь. Крас, каковой стоял осторонь отрока, и также як и Сеслав сымал с себе охабень, аккуратно егось встряхнул, и, распрямив ровнёхонько сложил стопочкой, пристроив ко другим вещам. Засим вон опустилси на присядки подле котомки, и расширив туды доступ, помог найти да вынуть оттедась, мальчишечки, завёрнуту у ручник итьбу. Приняв от Борилы у тот куль, парень пристроил яво на лежащий охабень да развертав, отбрал самый боляхный кусок мясца и последненький ломоть хлебца, перьдав то отроку. Посем вон угостил оставшимся мясом Сеслава, а самый меньший кусок взял собе. Чуток надкусив итьбу, неторопливо прожёвывая холодно мясцо, Крас, взывая к старушенции, изрёк:
— Оно енто… оно Борюша прав… Ежели ты Ворогуха чё тако подло придумала так помни… у мене зачурованный меч… Ужось я тобя козявку-лихоманку не пожалею… Луче исполняй чё вубещала и не дрыгайси. Борилка взявший хлеб и мяса от парня, высвободил руку старушенции и та выровнявшись и единожды замахав крылами, гневливо глянула на Краса, обдав его светом своих ярко-рдяных очей. Обаче при эвонтом ничегось не ряшилась вутветить, толи испужавшись меча, толи обдумавая каку нову подлость, присущую ейной сущности. Про меж тогось, быстро перекусив, отрок запил итьбу, усё ащё леденящей, водицей из кубыни, да поднялси на ноги, потомуй як Сеслав, ужесь упихав положенное ему у роть, достал из котомки верёвку да принялси привязывать ейный конец к свому крепкому сыромятному поясу, при том обмотав его сначала округ стана. Другой же конец ужи воин сбросил у лазейку. Вервь вроде змеюки, тихонько зашуршав, разверталася и пропала у впадине, наскоро достигнув дна. Первым у впадину спускалси Крас, а посему он сызнова полез у котомку, вынул из негось ещё водин ручник, да стал разрывать его на четыре равных лоскута. Оными полосами парень вобмотал ладони Борилки и свои, шоб спускатьси по уже було вудобней. Засим Крас достал из котомки кресало, нарочно откованну, изогнуту полосу, да небольшой кремень, и, положив то запазуху, заботливым взором оглядел мальчика да киваючи на охабень, пробалякал:
— Помочь снять?
— Не-а я сам, — произнёс малец, принявшись развязывать снуры на шее, крепящий там охабень. Крас же двинулси к впадине, крепко вухватив руками верёвку.
Подойдя к краю лазейки, вон присел на корточки и повярнувшись к ней спяной, осторожно соскользнул униз. Немедля, лишь тока нырнув у ту впадину, парень вупёрси ногами в стену, и перьступаючи по ней да перехватывая руками ужу, начал вопускатьси кдолу. Сеслав стоял наверху, намертво вонзив подошвы сапог у каменно полотно того пяточка и руками вудерживая вервь, обмотанну вкруг пояса, малеша прижимая её ко собе. По-видимому, Крас был до зела тяжёл, занек Сеслав, от рождения будучи смуглолицым, дюже зарделси, лоб евойный покрылси крохами пота. Он кажись и дышал чрез раз, с большим трудом выстаивая на месте. Борила глядючи на таки старания воина, перьстав расснуровывать охабень и поспешив к няму на помощь, поместилси подле и вупершись ногами в поверхность камня, плячом уткнулси у грудь Сеслава. И сразу же ощутил, як воин глубоко вздохнул и ажно махонечко вздрогнул телом, чуть слышно прокалякав: