Для связи с ними мы послали Якова Кривальцевича. Он вернулся на другой день и передал небольшой пакет, старательно завернутый в кусок материи.
— От Гаврилы, — объяснил он с довольной улыбкой.
— Из деревни Долгое? — спросил я.
— Оттуда.
Да, это в самом деле радостная весть! Коммунист Гаврила Стешиц партизанил в гражданскую войну, и его опыт мог принести нам большую пользу.
Стешиц сообщал в своей записке, что группа районных работников находится вблизи деревни Красный Берег и что в ближайшие дни он организует встречу подпольного обкома со старобинцами. В пакете кроме записки лежали листовки. Мы развернули и удивились: совсем свежие, еще даже краской пахнут!
Но Хомицевич нисколько не удивился. Он положил листовки себе за пазуху и сказал:
— Вот хорошо, это уже четвертая. Отдам своим ребятам, они живо расклеят…
Хомицевич к случаю рассказал о старобинских коммунистах. Они начали готовиться к подпольной работе чуть ли не с первого дня войны. 23 июня Жевнова направили в Слуцк, чтобы достать там тексты последних сообщений из Москвы. Гитлеровцы усиленно бомбили город, он горел, но Жевнову все-таки удалось связаться с местной редакцией.
Вернувшись домой, он вызвал наборщиц Ольгу Мелешко и Женю Воробей.
— Идите в типографию, — сказал он, — будем работать.
Девушки на миг растерялись:
— Фашисты близко!
— Ничего, — успокоил их Жевнов. — Окна снаружи забьем досками, оставим только одно небольшое окошко со ставнями, что выходит к реке.
И девушки стали работать. Вскоре была напечатана листовка с обращением партии и правительства ко всем советским людям. Эту листовку немедленно разослали по сельсоветам.
В первые дни оккупации старобинские подпольщики собирали оружие, боеприпасы и одну за другой выпускали листовки. 3 июля они записали по радио речь И. В. Сталина и в тот же день выпустили ее большим тиражом. Листовка с этой речью была также разослана во все сельсоветы и колхозы района.
В первой декаде июля, когда оставаться в городе стало уже невозможно, подпольщики разрушили типографию, а шрифт, бумагу и печатную машину вывезли в лес…
В Скавшине мы пробыли недолго. Гитлеровцы после стычки с группой Хомицевича начали выслеживать партизан и вскоре напали на наш след.
Однажды поздней ночью прибежал к нам Яков Кривальцевич и объявил:
— В Домановичи наехало много гитлеровцев, они хотят окружить Скавшин.
По совету домановичских коммунистов мы решили перебраться в деревню Драчава. Уходить надо было немедленно. Посланная нами разведка выяснила, что все выходы из Скавшина уже блокированы. Дело осложнялось еще тем, что Иосиф Александрович Бельский был болен и не мог уйти с нами. Местные патриоты обещали надежно спрятать его. А мы огородами выбрались за деревню.
Спустя несколько дней Яков Кривальцевич привез в Драчаву Бельского, а вскоре к нам пришел связной от Меркуля и Жевнова. Мы отправились на встречу со старобинской группой.
Деревня Красный Берег расположена в пяти километрах от Драчавы. Вокруг леса, болота, больших дорог поблизости нет. Кроме Меркуля, Жевнова и Бондаровца в деревне находились районные работники: Мурашка, Ширин, Хинич, Садовский, Хомич, Дрезголович, председатель колхоза Бородич. Группа держала тесную связь с местными коммунистами и активом. Жизнь здесь шла по-фронтовому. Каждый день был заполнен боевыми делами. Партизаны взрывали мосты и дороги, поджигали склады. Даже когда у них не было ни тола, ни подрывных мин, ни клиньев для крушения поездов, они ухитрились пустить под откос вражеский эшелон. Послали группу партизан в Житковичский район, и те ломами и крючьями разворотили рельсы. Не имея необходимого оружия, партизаны обстреляли моторизованную дивизию и на несколько дней задержали ее продвижение. Это было большой заслугой старобинцев. Василий Меркуль, человек вообще немногословный, рассказывал об этом охотно и с гордостью.
Оккупанты должны были идти из Старобина на Ленино — Житковичи — Петриков — Мозырь. Об этом узнал Гаврила Стешиц через своих связных в Старобине и известил Меркуля. Позднее дополнительно выяснилось, что дивизия направлялась на один из важнейших участков фронта.
Меркуль отдал приказ выступать. Партизаны построились, командир обошел строй: мало бойцов, очень мало. Там дивизия, а тут два десятка человек. Но это не остановило. Решили дать бой оккупантам, использовать для этого группы Стешица и Хомицевича. Не удастся нанести врагу серьезный удар, так хоть попытаться задержать дивизию.
Вышли на дорогу возле деревни Долгое и продуманно, с учетом всех обстоятельств расставили засады.
Впереди фашистской дивизии ехал отряд мотоциклистов. Первая засада подпустила его на близкое расстояние и открыла огонь. Гитлеровцы прорвались-таки вперед, но их встретила другая засада. Несколько мотоциклистов было убито, а остальные побросали машины и рассыпались по кустам.
Тогда штаб немецкой дивизии выслал роту солдат. Партизаны встретили и ее огнем. Завязался бой. Немцы вызвали подкрепление. Бой тянулся долго. К концу дня гитлеровское командование выслало еще одну роту с заданием окружить партизан.
Но из этого ничего не вышло. Заняв удобные позиции, партизаны продолжали обстреливать врага и наносить ему ощутимые потери. Настала ночь. Гитлеровцы решили, что против них действуют очень крупные силы, и рано утром выслали уже полк с заданием прочесать лес. Прочесывали они его целый день и никого не нашли — партизаны были уже в другом месте. Когда дивизия наконец решилась двинуться вперед, партизанские пули снова посыпались на нее. Под Домановичами гитлеровцев «угостили» еще раз, у Червонного озера — еще.
Таким образом, крупная оперативная часть немецкого центрального фронта шла по старобинским дорогам около недели.
Один из боевых эпизодов был связан с именем Николая Шатного, отважного партизана из отряда Меркуля. Получив разрешение идти на задание, он взял с собой двух человек и отправился на большак.
Шатный — по специальности автомеханик, и ему хотелось захватить немецкую легковую машину. Дело не простое. Подорвать или подбить автомобиль легче, но на испорченном никуда не поедешь. Важно было раздобыть машину на полном ходу.
Партизаны подошли к небольшому мостику, вытащили из него поперечную доску, а сами залегли в кустах. Полдня лежали, пока дождались подходящего случая. К мостику подошла машина — новенькая, с блестящими полосками по обеим сторонам кузова. Шатный взглянул — и забилось у него сердце от нетерпения.
Шофер въехал на мост. Увидев широкую щель, он остановился, вышел из кабины и тут же упал, скошенный снайперской пулей Шатного. Гитлеровцев, среди которых был один офицер, захватили так стремительно, что они даже не успели вынуть оружие.
Возвращаться бы теперь в лагерь с богатыми трофеями, но Шатный задумал другое. На трофейной машине он решил проехать по оккупированным деревням и селам, по полицейским гарнизонам, посмотреть, что там делается и какие собираются силы. Он натянул на себя комбинезон убитого шофера, одному из товарищей велел переодеться в форму немецкого обера, а другому стать его переводчиком.
Благополучно проехали по Домановичам, Долгому, Махновичам. Полицейские вытягивались в струнку перед «паном офицером». В местечке Погост большой полицейский гарнизон. Часовые пропустили Шатного. Проехал он по одной улице, по другой, и вдруг у него возникла новая идея: захватить бургомистра со всеми его бумагами. Такую задачу Меркуль поставил перед партизанами уже давно, но осуществить ее до сих пор не представлялось возможным.
Догнав на улице полицая, «офицер» приказал показать, где живет пан бургомистр. Полицай угодливо сел в машину. Бургомистра дома не оказалось, но тот же полицай быстро разыскал его. Бургомистр снял шапку, сначала низко поклонился, показав «гостям» потную лысину, а потом браво выпрямился.
«Офицер» буркнул что-то нечленораздельное, замахал руками, а переводчик закричал на весь дом:
— Где шляешься в служебное время, горбатый дурень? Разве не знаешь, что пан городской комендант изволил приехать!
— Не знал, паны, не знал! — дрожащим голосом оправдывался бургомистр.
— Собирайся, поедем с нами, — было приказано ему. — Возьми с собой все документы.
Шатный хотел привезти бургомистра и сдать своему командиру, но, заехав в лес, не выдержал, остановил машину и начал сам допрашивать фашистского прислужника.
— Давай сюда бумаги! — приказал Шатный уже без переводчика.
Бургомистр побелел.
Просмотрел Шатный одну бумажку, другую и отложил в сторону. Потом достал из папки длинный лист, и на лице его появились суровые складки.
— Чья работа? — угрожающе спросил он.
— Это мне прислали, — пытался оправдаться бургомистр, — подневольный я человек.
— Врешь! — крикнул Шатный. — Сам ты вынюхал, выследил… Хочешь выслужиться!..
В его руках был список старобинских партизан. Чем дальше читал его Шатный, тем сильнее дрожали от гнева губы, мрачнело лицо. В списке значились Меркуль, Жевнов, Бондаровец, Бородич, Ширин и многие другие.
— Смотри, — говорит Шатный своему «офицеру» и показывает ему список. — Птички стоят против каждой фамилии, а в скобках черные кресты.
— А вот и ты, — замечает «офицер», заглянув в конец списка.
Шатный быстро переворачивает лист и видит свою фамилию.
Против нее — крест.
— Что это означает?! — кричит Шатный и подносит бумагу к близоруким глазам бургомистра.
Тот одурело крутит головой.
— Не знаю, ничего не знаю…
— А, не знаешь! — еще больше обозлился Шатный и вытолкнул бургомистра из машины. — Так я тебе растолкую…
Меркуль сделал потом выговор Шатному и даже хотел сурово наказать его за самовольство. Никто не разрешал ему расстреливать бургомистра, хотя тот и заслуживал этого.
— Не выдержал, товарищ командир! — откровенно признался Шатный. — Как увидел черные кресты, все во мне закипело. Не выдержал…
На следующий день после встречи со старобинской группой в Красном Береге состоялось заседание бюро обкома. Первым обсуждали вопрос о связи с другими районами. Коммунисты остались в подполье в Краснослободском, Копыльском, Гресском районах и в городах Бобруйске, Слуцке, Борисове. Большая группа коммунистов была оставлена в Минске. Для связи с ними были выделены уполномоченные обкома. Для непосредственного руководства партизанской борьбой на Старобинщине утвердили бюро районного комитета КП(б)Б. В него вошли Меркуль, Жевнов, Дрезголович, Ширин и Бондаровец.