Мужчина прислонился к дереву.
— А любовь, Пруденс? Любовь она дала тебе?
На это у нее не было ответа, и девушка молча выскользнула из-под ивового полога. Себастьян пошел вслед за ней, отбросив в сторону гибкую завесу. Они стояли друг перед другом под проливным дождем.
— Мне жаль разочаровывать вас, — сказала Пруденс, — но я не являюсь неотъемлемой частью имения моей тети. Я знаю, вы привыкли получать то, что захотите, но все иметь вы не можете.
Девушка дрожала, и Себастьяну ужасно захотелось обнять ее и согреть.
— Пожалуйста, держитесь от меня подальше. Я буду вежлива с вами ради тети, но если вы еще раз приблизитесь ко мне с неподобающим предложением, я буду вынуждена рассказать ей правду о вас.
Себастьян понимал, что она не шутит. Решимость была написана в ее потемневших глазах.
Пруденс нервным движением скрутила волосы в узел, но вдруг растерянно застыла, вспомнив, что ей нечем его заколоть. Себастьян полез в карман и вытащил оттуда маленький сверток из куска шотландки. Не говоря ни слова, он протянул его девушке, и она развернула его дрожащими пальцами. Там, на мягкой шерсти, лежали пять серебряных шпилек, увенчанных жемчужинами.
— Вы ошиблись, мисс Уолкер, — произнес Себастьян с горечью в голосе. — Я знаю, что не могу иметь все. Я узнал это очень давно. Но единственный раз в жизни могу я иметь то, чего действительно хочу?
Тихий всхлип сорвался с губ Пруденс, и она покачнулась. Девушка схватила своего мокрого грязного котенка и бросилась через луг: тонкая фигурка, босая и растрепанная, бегущая так стремительно, словно что-то ужасное преследовало ее. Кулаки Себастьяна разжались. Он смотрел, как Пруденс поглотила пелена дождя, и он остался один на один с разбушевавшейся стихией.
Старик Фиш выудил трость из горшка с апельсиновым деревом и хмыкнул от отвращения. Он держал ее двумя пальцами, словно это была ядовитая змея. Если бы он имел право поступать по своему усмотрению, то растопил бы ею камин.
Дворецкий прислонил трость к письменному столу и порылся в стопке конвертов, лежащих на нем. Парадная дверь открылась, и старик поспешил в коридор. Он недовольно поморщился, когда холодные капли дождя влетели в помещение вместе с резким порывом ветра.
Пруденс вбежала и закрыла дверь, толкнув ее плечом. Мокрое, взъерошенное животное прижалось к ее груди. Старик Фиш оглядел девушку сверху вниз, отметив каждую шокирующую деталь ее потрепанного домашнего платья.
— Вы будете пить чай с вашей тетей, мисс Пруденс? — В его голосе сквозило вежливое презрение.
Девушка промчалась мимо дворецкого без единого слова, оставляя после себя грязные следы на начищенном паркете и лестнице. Старик махнул ей вслед кремовым конвертом.
— Постойте, мисс Пруденс. Вам тут еще одно письмо.
На втором этаже хлопнула дверь ее спальни.
«Неблагодарная потаскуха», — возмущенно подумал дворецкий. Эта девчонка просто позор для их дома. Абсолютно никаких манер. Фиш задумчиво оглядел трость. Если бы девушка была его племянницей, он бы задал ей хорошую взбучку.
Старик рассматривал конверт в своей руке. Малиновый воск скреплял дорогую бумагу, придавая ей значимость. Дворецкий поднял конверт на свет, но ничего не увидел. Он поднес его к носу и понюхал, затем опустил, пожав своими костлявыми плечами.
Мисс Пруденс никогда не получала никакой хоть сколько-нибудь важной корреспонденции. Скорее всего, это была очередная мольба от одного из этих нищих научных обществ, которые поддерживал ее отец, с просьбой о денежном пожертвовании. У мисс Пруденс нет своих личных средств. А он не позволит, чтобы леди Триции докучали какие-то язычники.
Старик Фиш собрал всю стопку писем и направился в гостиную. Не обращая внимания на любопытную служанку, которая разводила огонь в камине, он бросил письма поверх шипящих прутьев. Пламя ярко вспыхнуло. Фиш одернул руки и улыбнулся, с удовольствием наблюдая, как языки пламени жадно лижут восковую печать, превращая ее в большую кровавую каплю.
ГЛАВА 13
Кареты с грохотом катились по длинной подъездной дорожке, их фонари рассеивали темноту парка. Лакеи в парадных ливреях распахивали позолоченные двери, и фигуры в масках и маскарадных костюмах, смеясь, направлялись к дому. Было что-то магическое в их стремительном движении, словно какое-то мистическое существо вдохнуло жизнь в статуи парка, рассыпав их по лужайке. Нестройное звучание из бального зала настраиваемых скрипок и арф постепенно перерождалось в плавную мелодию вальса.
Пруденс наблюдала из окна за прибывающими гостями, отделенная от веселья внизу хрупким оконным стеклом. Но это был уже иной мир, иная галактика. Если бы кто-нибудь из гостей Триции взглянул вверх, он смог бы увидеть бледное лицо девушки, выглядывающей из-за раздвинутых портьер. Но никому из них не было дела до бедной племянницы хозяйки бала.
Пруденс закончила плести косу и уронила расческу на колени, затем накинула шаль поверх пеньюара, не замечая духоты ночи.
Небо развернулось над парком черным знаменем, усеянным яркими звездами. Триция не могла бы желать лучшей погоды для своего костюмированного бала. Господь, без сомнения, благосклонно пошлет солнце и голубые небеса на время двухдневных свадебных торжеств, и, возможно, даже радуга засияет над празднично украшенным парком в тот час, когда молодожены будут обмениваться клятвами.
Пруденс поплотнее укуталась в шаль. Она была одинока большую часть своей жизни, и это одиночество стало настолько привычным и естественным, что девушка уже не ожидала для себя никаких перемен.
За ее спиной с тихим скрипом приоткрылась и тут же закрылась дверь спальни. Пруденс даже не оглянулась.
— Если ты пришел прикончить меня, Джейми, там, на туалетном столике, лежит нож для открывания писем.
Джейми преувеличенно громко вздохнул.
— Так-то ты встречаешь меня? А я ведь целую вечность крался за этой старой лисьей мордой.
— Старой рыбьей мордой, — поправила его Пруденс и повернулась на стуле лицом к Джейми.
Он стоял в молочной полосе лунного света и казался ярким золотистым пятном на фоне приглушенных кремовых стен ее спальни.
— Себастьян не собирается убивать тебя, верно?
— Нет, собирается. Очень медленно. На это могут уйти годы.
Джейми почесал голову.
— Я не в большем восторге от этой свадьбы, чем ты. Думаешь, я мечтаю провести остаток своих дней конюхом какой-то чванной графини?
— Бывают судьбы и похуже.
— Ага. Это могла бы быть моя женитьба на потаскухе.
Он подошел к окну, и вместе они наблюдали, как загорались факелы вдоль террасы.
— Это не из-за денег. И даже не из-за этого его захолустного замка. — Джейми ткнул пальцем в окно, когда из роскошной кареты высыпали гости. — Это из-за них. Он всегда хотел быть одним из них. Как его мать. Таким, какими и были бы Керры, если бы Мак-Кей не отнял у них все.
— Значит, он вот-вот получит все, что хочет, не так ли?
— Все, что, как ему кажется, он хочет, — буркнул Джейми. — Но чего хочешь ты, девочка?
Пруденс сбросила его руку со своего плеча.
— Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
— А мне кажется, что тебя оставляли в покое слишком часто в твоей жизни. — Джейми упал на колени и с поразительной нежностью сжал ее ледяную ладонь в своих веснушчатых лапах. — Ты должна помочь мне, детка. Ты единственная, кто это может.
Пруденс попыталась вырвать руку, но он крепко держал ее. Внешне спокойная, изо всех сил пытаясь скрыть душившие ее слезы, девушка сдержанно произнесла:
— Себастьян совершенно ясно сделал свой выбор.
— Ты не понимаешь. Себастьян не имел многого в своей жизни, но у него всегда была свобода. Он зачахнет и умрет здесь, все равно что в тюрьме.
Руки девушки сжались в кулаки.
— Я не имею власти над будущим Себастьяна.
С хриплым проклятием Джейми вскочил на ноги и принялся расхаживать по комнате.
— Ага, и оно будет просто блестящим. Быть втиснутым во фрак до конца жизни. Напиваться до отупения, чтобы заглушить свою тоску по вересковым пустошам, серебристому мерцанию дождя на озере. Хотя оно не будет скучным, а? Они с графиней будут кувыркаться на простынях как любовники, не помнящие имен друг друга с наступлением утра. — Джейми остановился перед девушкой, пристально глядя ей в глаза. — А как насчет твоего будущего, Пруденс? Чего ожидать тебе, когда Себастьян превратится в жирного пьяницу? Взгляда украдкой тебе под юбки, когда ты будешь подниматься по лестнице? Пьяного ощупывания в парке? Бьюсь об заклад, этого будет достаточно для такой старой девы, как…
— Черт бы тебя подрал!
Джейми пригнулся, когда щетка для волос пролетела у него над головой. Выпрямившись, он боязливо оглянулся и присвистнул. Удар был настолько силен, что от стены откололся кусок штукатурки. Пруденс вскочила на ноги. Глаза ее пылали фиалковым огнем.
— Ты наглый, — она подыскивала слово достаточно обидное, чтобы уязвить его, — скотт[11]!
Насмешливая ухмылка растянула рот Джейми.
— Прекрасный выстрел, детка. — Он помахал ножом для бумаги перед ее носом. — Не хочешь теперь попробовать вот этим?
— Я бы хотела воткнуть его тебе в глотку, маленький злой негодник.
Девушка потянулась к нему. Джейми отскочил.
— Ты когда-нибудь дралась за что-то, чего хотела, Пру? По-настоящему дралась, зубами и когтями?
— Ты хочешь увидеть мои ногти? Я покажу тебе их.
Рука Пруденс с растопыренными пальцами прочертила воздух, но Джейми ловко увернулся.
Одним прыжком он перескочил через кровать, покрутившись вокруг кроватного столбика, как обезьяна.
— Держу пари, ты провела всю жизнь повторяя: «Да, сэр». «Нет, мэм». «Не обращайте на меня внимания. Я не имею значения».
Попытка склониться в реверансе оказалась ошибкой Джейми. Пруденс изо всех сил пнула ногой стул от своего туалетного столика. Он пролетел через комнату и ударил дерзкого насмешника по голени. Джейми, как подкошенный, рухнул на ковер. Девушка, как разъяренная кошка, прыгнула на него, и он вскинул руки, чтобы защитить лицо. Пруденс пыталась вырвать нож, зажатый у него в кулаке, но ее яростная атака немедленно прекратилась, когда она поняла, что Джейми воет не от боли, а от смеха. Вся нелепость происходящего дошла до нее, и негодование девушки поослабло. Она, Пруденс Уолкер, образец самообладания и сдержанности, сидит ве