Вереск и бархат — страница 47 из 71

— Боже правый, это ты!

Девушка вскрикнула, когда фигура, закутанная в лохмотья, вползла внутрь пещеры из-под свисающей шкуры. Мужчина прыгнул вперед и зажал ей рот рукой.

— Перестань визжать, детка. Тебя слышно до самого Глазго.

Он размотал свой шарф и церемонно поклонился.

— Джейми! — выдохнула она при виде этого знакомого невзрачного лица с россыпью веснушек и рыжих непослушных волос. Даже месячная грязь не могла погасить сияние его спутанной шевелюры.

— Нет. Это Красавчик принц Чарли.

Он настойчиво потянул ее за руку.

— Идем со мной. Если то, что Джорди рассказал мне о Мак-Кее, — правда, у нас мало времени.

— Времени? — повторила Пруденс, испуганно вжавшись в стул. — Себастьян сказал мне оставаться здесь. Он послал тебя за мной?

— Я пришел, чтобы спасти тебя.

— В этом нет нужды. Себастьян уже спас меня.

Джейми закатил глаза к небу.

— Господи, дай мне силы. И где этот Тайни, когда он мне так нужен? Я пришел, чтобы спасти тебя от Себастьяна, глупая девчонка.

Пруденс нахмурилась. Узел, который Себастьян скрутил из ее волос, рассыпался, и тяжелые пряди упали на лицо.

— Ты думаешь, он может мне причинить какой-то вред?

Сарказм усилил провинциальный акцент Джейми.

— Фи, какая ужасная мысль! Он, наверняка, прикажет подать чай, чтобы отпраздновать твою предстоящую свадьбу с Киллианом Мак-Кеем. Не послать ли нам старика Фиша за маслом, нарезанным в форме тьюльпанчиков?

— Розочек, — рассеянно поправила его Пруденс. Тяжело вздохнув, она откинула назад волосы и подперла подбородок рукой. — Это его вина, что я вынуждена была принять предложение Мак-Кея. Я не собираюсь выходить за него замуж. Как только я это объясню, уверена, что Себастьян отнесется к моему поступку благоразумно.

Джейми опустился на колени рядом с ней.

— Ты уверена, что он даст тебе шанс объяснить?

Она отвернулась от пристального взгляда его печальных карих глаз, понимая правдивость его слов, но Джейми взял ее за подбородок и повернул к себе милое, смущенное лицо.

— Я никогда не видел его таким, девочка. Он может ненамеренно причинить тебе боль и после сожалеть о случившемся, но тогда будет уже слишком поздно для вас обоих. Неужели ты не понимаешь?

— Она прекрасно понимает, если ее достойный шериф дал ей полное представление о разбойниках, что, я подозреваю, он и сделал.

Прохладный ночной ветерок разогнал застоявшийся, спертый воздух пещеры и остудил разгоряченное лицо Пруденс. Они замерли, словно нашкодившие дети, виновато глядя на Себастьяна, стоявшего над ними со стопкой побитых молью одеял и маленьким сундучком Пруденс в руках. «Интересно, — со страхом подумала девушка, — как долго он там стоял?»

— Следует ли мне перечислить все мои преступления, — смиренно поинтересовался Себастьян, — как она сделала уже это однажды? — Он бросил на пол одеяла и сундук. — Я — безликий ужас Шотландии и Англии. Мрачное напоминание о жестокости и дикости, таящихся в сердцах цивилизованных допропорядочных граждан. Я граблю и похищаю, — он бросил на нее многозначительный взгляд, — и насилую.

Джейми выпрямился.

— Могу я перекинуться с тобой парой слов?

— Убирайся, Джейми.

Но рыжий эльф весело улыбнулся.

— Пожалуй, я посижу здесь чуток, пока вы друг с другом побеседуете.

Себастьян даже не взглянул на него.

— Убирайся. Быстро.

Джейми беспомощно взглянул на Пруденс, затем тенью метнулся из пещеры.

Себастьян повернулся к ней спиной и стряхнул одеяла.

— Где остальные? — тихо спросила она.

— Все в безопасности. Триция, Борис и кот Себастьян под теплым крылышком Тайни. Девони нашла обаяние Биг-Гуса неотразимым, и это позволило ей не обращать внимания на его недостатки. Твой кучер и сквайр Блейк были живы, когда их оставили у кареты. Я послал человека проверить их.

— Спасибо.

Себастьян заворчал в ответ.

Девушка теребила складки своих юбок.

— Должна признаться, было неприятно обнаружить, что ты вновь вернулся к преступной жизни.

Он пренебрежительно пожал плечами.

— Я полюбил изысканную пищу во время своего пребывания в «Липовой аллее». Работные дома были переполнены, а будучи пресвитерианцем я решил, что потребуется довольно много времени, чтобы стать монахом.

Себастьян присел и разложил одеяла. Его грубые бриджи обтянули узкие мускулистые бедра. Пруденс не знала, что случилось с его прекрасной юбкой, но постеснялась спросить. Этот мужчина был незнакомцем. В его сдержанном поведении не было и намека на искрящийся юмор, который она так хорошо помнила. Неловкое молчание между ними затянулось. Ей отчаянно хотелось показать ему свою вновь обретенную искушенность, доказать, что она больше не была неуклюжей, забитой дурочкой, которую он встретил в «Липовой аллее».

— Я получила пять предложений в Эдинбурге, — вырвалось у нее.

Себастьян развернулся на каблуках, насмешливо вскинув бровь.

— Все приличные?

— Только три, — призналась Пруденс, отругав себя за свою несдержанность и глупое бахвальство.

Он вернулся к своему занятию.

— Полагаю, в общей сложности это составляет три приличных и три непристойных, включая и мое предложение сделать тебя своей любовницей, конечно.

Ее самообладание дало трещину, когда она услышала, как деликатное заявление было произнесено таким грубым тоном.

Себастьян расстегнул кожаные ремни ее сундучка и поднес листок бумаги, лежащий на самом верху, к слабому свету фонаря. Его тихий смех заставил Пруденс похолодеть.

— Изумительное сходство. Кто из твоих любовников — художник? Тагберт? Шотландец, который, я видел, ласкал тебя на улице? Или это твоя работа? Не припомню, чтобы рисование было среди твоих интересов, но ты ведь женщина множества талантов.

— Ты видел меня? На улице?

— Ага. Я случайно оказался поблизости.

Его грубый тон не обманул ее. Девушка вспомнила крадущуюся за ней по пятам фигуру фонарщика в тот вечер, когда она встречалась с Мак-Кеем. Ее сердце екнуло. Себастьян не оставил ее на милость д'Артана. Его апатичное безразличие на террасе было всего лишь уловкой. Он следил за ней. Присматривал за ней. Возможно, даже тревожился за нее. Но сейчас его суровый взгляд стер насмешливую улыбку с его губ.

Пруденс хотелось, чтобы он снял маску. Грубая мешковина, скрывающая его лицо и глаза, раздражала ее. Она наблюдала, как его ловкие руки разглаживали листок объявления, и вспоминала до подробностей все случаи, когда Себастьян пытался заставить бояться его. Интересно было бы услышать его ответ на ее признание о том, что она любовно подсовывала этот листок под подушку каждую ночь. Что он был помятым и истертым от ее прикосновений. Пруденс открыла рот, но не успела произнести ни звука, остановленная его издевательским смехом.

— Ну, давай же, не скромничай, дорогая, — подогнал ее Себастьян. — Фразы: «Награда за поимку живым…» или «… неопровержимые доказательства смерти…» — просто взывают к твоей склонности к мелодраме. «Сероглазый и привлекательный». Какая лесть! Откуда ты узнала, что я привлекательный? Триция сказала тебе? Или Девони?

Пруденс упрямо молчала. Когда Себастьян понял, что она не намерена участвовать в разыгрываемом им спектакле и не собирается каяться в поступках, которых она не совершала, его гнев немного поутих. Он склонился над фонарем, его мерцающий огонек вспыхнул ярче, освещая мрачную пещеру.

Пруденс уныло смотрела ему в спину. Роль искушенной в любовных делах женщины ей не удалась. Возможно, теперь следует попробовать честность?

Она разгладила юбки на коленях и сделала глубокий вдох.

— Я скучала по тебе, Себастьян.

Его пальцы дрогнули, и он неосторожно дотронулся до колпака фонаря. Пробормотав проклятия, он резко развернулся и сорвал маску. Пруденс ахнула. Теперь в его облике не осталось и следа от былой изысканности и обаяния вежливого красавца-жениха Триции. Любой, кто увидел бы его сейчас, мог безошибочно распознать в нем горца, урожденного и выросшего на этой дикой, но прекрасной земле. Длинные светлые волосы, вьющиеся крупными кольцами, рассыпались по плечам, резко контрастируя с потемневшей от загара, обветренной кожей лица.

Пораженная произошедшей в нем переменой, Пруденс отметила, что Себастьян за время их разлуки раздался в плечах, стал агрессивнее и явно опаснее. Его нынешний образ жизни наложил разрушительный отпечаток как на его внешность, ожесточив черты лица, так и на его душу. Раздражение и гнев, которые он выплеснул на нее после ночи содержания в тюрьме, были бурей в стакан воды по сравнению с этим яростным пламенем, бушевавшим в нем сейчас.

Слишком поздно Пруденс поняла, что оказалась в логове хищника — хитрого, коварного и голодного.

ГЛАВА 24

— Да, теперь я уже не сомневаюсь, что ты можешь изнасиловать меня! — воскликнула Пруденс со страхом.

Себастьян лукаво улыбнулся.

— Каким бы я был разбойником, если бы не сделал этого, верно? — сказал он. — Я не хочу тебя разочаровывать, девочка. Тебе нечего будет рассказать сэру Арло за чаем, когда вернешься.

Пруденс взглянула на уютное гнездышко, которое он устроил из одеял, затем на выход из пещеры. Она понимала, что их уединенность была иллюзорной. Люди Биг-Гуса лежали рядом, чуть ниже по склону, навострив свои чуткие уши на каждый хруст ветки, каждый подозрительный шорох.

— Твой крик был бы милым дополнением к нашему уединению, — заговорщически прошептал Себастьян. — Это неизмеримо повысило бы мою репутацию в глазах моих компаньонов.

Она заморгала. Природное любопытство взяло верх над тревогой.

— Ты когда-нибудь прежде кого-нибудь насиловал?

— Нет. — Он приложил палец к губам. — Но, ради Бога, никому не говори. Я не хочу, чтобы об этом стало известно. Я стараюсь думать об обязательном изнасиловании, как о древней традиции. Пираты, разбойники — все злонамеренные негодяи поддавались подобному искушению. И считали необходимым для повышения своего авторитета среди собратьев силой овладеть женщиной.