– Мне так жаль. Я в неоплатном долгу и не знаю, как отдать его.
Жестом Ламель подозвал мальчика, Оливье склонился ухом к его губам. Рыцарь совсем ослаб.
– Если отнял у мира одного рыцаря, не самого сильного, кха-кха, не самого верного, – Ламель зашелся хрипом и кашлем, но сумел их победить, – верни миру украденное. Создай рыцаря лучше меня, кукольник.
Шорох голоса Ламеля растворился в звуках Гормова леса. Он испустил дух. Трое ребят в немом сговоре принялись хоронить Ламеля. Смиренный Петер не задавал вопросов, хотя было заметно, сколько их рвется наружу. Но из уважения к памяти Ламеля он молчал. Подхватив тело павшего рыцаря под мышки, он вместе с Оливье оттащил его в озеро, как настоял Оливье. Каково же было удивление пальера, когда покойник не ушел в воду, а растворился в воздухе. Но Оливье видел лежащего в ладье Ламеля. Он печально взглянул на героя, спасшего его и Розину, поблагодарил и отправил ладью в последнее плавание. Почти у острова она опустилась под воду, а следом за ней рухнула и утонула башня.
Петер все еще не комментировал долгое молчание пары странно одетых ребят, смотрящих куда-то вдаль. И Оливье выразил свое восхищение:
– Пальеры меня поражают своим благородством и выдержкой. Я бы уже достал всех расспросами, – без тени улыбки заметил он.
– Знали бы вы, как мне хочется услышать объяснения. Мы патрулируем лес в поисках вас обоих. Я отбился от патруля намеренно, мне всегда в лесу одному проще. А когда увидел творившееся на берегу, раздумывать не стал. Вблизи я сначала решил, что он один из ваших, из цирка, такой у него костюм исторический. Но как он орудовал полуторным мечом! Сомнительно для актера. А когда он умирал… знаешь, люди перед смертью не лгут. А теперь он просто растворился, исчез! Если ты знаешь причины, объясни, прошу! Не хочу всю жизнь мучиться вопросами.
Они втроем все еще стояли по колено в воде. Светало. Оливье взглянул на темные воды озера. Усталость, разыгравшееся воображение или чудо, но он увидел, что его собственное отражение облачено в форму, как у Петера. Оливье помотал головой.
– Да, мы все тебе объясним, конечно! Мы и тебе обязаны, Петер, спасибо! По дороге в замок я все расскажу, только прошу, дай слово, поклянись, как рыцарь, что никогда и никому не раскроешь нашей тайны и того, что сегодня произошло.
Петер посмотрел на него, прикидывая, сможет ли он сдержать такую клятву, не нарушая уже данной – верности Ордену. И короткий кивок означал, что он решил.
– Клянусь, Оливье. Никто и никогда не услышит от меня вашей истории.
Воссоединение с отцом было эмоциональным: впрочем, им не ново было находить друг друга во всем этом балагане, тянущемся девять сумбурных лет. Труверов и Розину поселили в пансионате Пальер-де-Клев, потому что остатки шайки Мытаря могли искать личной мести. Петер Мерсигер и Оливье с Розиной пообещали друг другу не вспоминать обстоятельства их знакомства. Слишком сумбурным и необъяснимым было все происходящее на Ворклом озере. Они навели изрядный беспорядок в библиотеке Пальеры, но не нашли ничего более раннего, чем тексты, датированные столетием после века, в который жил Ламель. В Ордене полагали, что история – это порядок, а попытка орудовать в ней мифами и легендами как фактами приводит к лжеучениям и безумию. «Или к агнологии», – усмехался Петер.
Постепенно все пересуды о Мытаре и похищении стихли, Оливье отдохнул, и цирк дал свое грандиозное шоу в последний день праздничных гуляний. Следующим утром Оливье зашел к отцу.
– У нас еще какие-то планы в этих краях? Мне кажется, мы уже приелись. И утомили всех проблемами, – улыбнулся Оли. – Куда собираемся?
Мастер Барте снял очки для работы с бумагами и отложил перо. Он устало потер веки и при этом так тяжело и протяжно вздохнул, что Оли напрягся.
– Присядь, – подозвал он.
– Не к добру, – скривился Оливье.
– Да, не к добру, – рассеянный взгляд Барте блуждал по комнате. – Пока тебя не было, случилось многое. Война разбушевалась не на шутку. Две провинции на юге пали. Король Норманн II объявил новый весенний призыв в армию. И он для всех мужчин, способных держать оружие.
Груз печали рухнул внутри Оли, как мешок с зерном, гулко и мягко: содержимое посыпалось через край. Оно пробиралось в его мечты, надежды и планы, чтобы однажды взрасти потерями, страданиями и горем. И он не хотел о них говорить, словно так он точно распрощается со счастливым будущим.
– Оли, я не буду трусом, – тихо и непреклонно сказал мастер Барте. – Я все решил, и парни из цирка согласились идти со мной.
– Война скоро закончится? – сдерживая слезы, спросил Оливье.
– Спроси Ле Гри. Что бы он и тебе ни ответил, – натянуто улыбнулся мастер Барте. – Оли, я не могу оставить тебя без присмотра и защиты. Случиться может всякое и со мной, и с Эскалотом. Мы поговорили с Юрбеном и Ле Гри, завтра мы отвезем вас в Трините.
Оливье поворачивал рычаг внутри себя, и механизм скрипел, он ржаво сопротивлялся, но был вынужден поддаться. Задник сцены с грохотом сменился. Массовка строевым шагом прошла мимо него под барабанную дробь. Отец с друзьями ушли вместе с хором.
– Вас с Розиной, – уточнил мастер Барте.
В Гормовой долине все долго прощались. Розина ревела всю дорогу и зашлась новым воем уже в поле. Их встретила ее семья и Верховная леди: она открыла для Оливье ворота. Трините повторял архитектурные формы замков прошлого, как Пальер-де-Клев, но очевидные новые мотивы вплетались в него – то гармонично, то причудливо, хотя скорее, сказочно. Оливье бы уделил ему больше времени в иных обстоятельствах, но стенания Розины и лицо отца, которое Оли старался впечатать в память, были важнее всего на свете. Сердце щемило, он сам не знал, как справиться с эмоциями, когда прощался с отцом.
– Не плачь, Оли, не плачь! – приговаривал мастер Барте, обнимая его, хотя и его глаза были на мокром месте. – Сколько бы ни длились наши испытания, ты меня жди. Я за тобой вернусь, когда все закончится. Дождись своего старика, слышишь? Ох, Оли!
На прощание отец подтолкнул его в спину, Оливье вошел в ворота Трините вместе с Розиной. Ненавистная война и любимый цирк остались позади.
Глава VI. Мэб и Мот
Для подсобки помещение было излишне просторно, а для комнаты – неприлично тесно. Живым марионеткам Оливье выделил собственное жилье: феи так уважительно относились к одушевленным слугам, что считали, будто им полагаются и свои апартаменты. В кукольном общежитии эти семеро таких разных персонажей научились уживаться только благодаря двум вещам: надежде и традиции. Они мечтали, что однажды их навыки снова пригодятся: одни ждали, когда Оливье откроет свой театр, другие – когда Розина уговорит его жить и творить в Трините, а третьи – что однажды у молодого мастера появятся дети. «Дети – это чудесно, в них можно оставить все свои чаяния и больше никуда с ними не спешить», – говорила Сола.
– Наседкины мысли, – недовольно кряхтел Женераль в ответ. – Если однажды этот мальчишка наплодит себе подобных… Страшно представить! Но что ж, придется заняться их воспитанием. Право же, пусти я все на самотек, увидим результат ничуть не лучше нынешнего! Право!
Все это были пустые разговоры. Оливье носа не показывал в Трините уже несколько месяцев. Розина да ее сестрицы с подругами были единственными гостями марионеток. Но им и всемером было недурно: как настоящие профессиональные актеры, они блюли свои ритуалы и порядок, со стороны, конечно, совсем на него не похожий. Вот и сейчас бешеная кукушка переполошила всех, вырвавшись из створок часов так же резко, как букет из шляпы фокусника. Серви́c, старый слуга Орсиньо, подскочил на месте, нервно озираясь вокруг в поисках своего монокля, а потом заголосил на всю комнату: «Семь часов! Время публичных чтений!». Прочие куклы отставили свои дела в сторону и уселись в круг. Орсиньо и Бацифаль принесли взятый в библиотеке Трините тяжеленный для них том старинных сказок и плюхнули его на стол, в открытом виде он даже свисал с краев столешницы. Сола уселась прямо на страницы, изящным жестом подвернув под себя подол платья.
– Благодарю. Я готова, – сказала она, и начала читать. – Мы продолжаем изучать собрание сочинений «Малахитовые сказки». И сегодня на очереди у нас «Чудесное зеркало».
– О-о-о, – протянул завороженный Бацифаль. – Мы ее так ждали. Это та, что нам рассказывала госпожа Розина, это про то…
– Бацифаль, – мягко прервала его Сола, отчего оленьи уши стыдливо прижались к затылку. – Держи в себе свои восторги до финала, ладно? Итак.
– «В незапамятном нам месте, в позабытом королевстве во времена седые жили люди удалые. Как наш герцог. Все у него было – богатые земли, любовь короля и красавица герцогиня. Да только детей не народилось. Лекари съезжались за обещанной наградой, но уходили из дворца ни с чем, а бесплодная леди рыдала в покоях. Тогда чета обратилась к феям из Гормовой долины. А те, не будь дураками, пообещали, что родит герцогиня будущую королеву, но плату попросили за чудо немалую – от земель десятину да от крови половину. Герцог согласился, отдал им Гормов лес в тот же день. На следующее утро герцогиня понесла, а спустя срок привела в мир двух близняшек. Малышки были похожи друг на друга, как един человек с отражением в зеркале. Герцогиня лишь раз взглянула на обеих и сказала:
– Вот и половина крови тебе, герцог.
И горько заплакала, приняв в объятия только одну девочку. Так моя мать отказалась от меня после первого взгляда. Только отец недолго баюкал, пока нес к феям.
– Я отдал вам десятину земель, а вот половина от крови, – громко воззвал он.
Явилась фея и спросила:
– Знаешь ли ты, на что обрекаешь свою дочь, герцог? Ведаешь ли, что одной даешь великую силу, истинную любовь и славу сквозь века, а вторую лишаешь этого? Догадываешься, что одна родит дитя от героя, о котором будет мечтать всю жизнь, а вторая умрет в одиночестве, бесплодная и измученная, как выжженная земля?
– Знаю, волшебница, – понурил голову герцог и взглянул на младенца.